– Ты что творишь? – засопел он обиженно и обратился, апеллируя к Сугису: – Он меня подсечкой свалил. Видел? Это против правил.
Виктор промолчал. Правил он действительно не знал. Вполне возможно, что здесь использовали такие же правила, как в греко-римской борьбе, в которой подсечки и подножки были запрещены. Но он-то был борцом дзюдо, а там были запрещены только удары.
Сугис тоже молчал и все еще напряженно о чем-то думал.
– А ну давай еще, – борец уже поднялся и загорелся желанием взять реванш.
– Так, – Сугис хлопнул плетью по голенищу сапога, – Достаточно на первый раз. Мне еще надо с Чаком поговорить, а ты иди, отдыхай, Ланс. Спасибо. И вот что – о том, что здесь было никто не должен знать. Ничего не было, и ты ничего не видел.
Борец не спорил, он быстро остыл и спокойно пожал плечами.
– Как скажешь, Сугис. Не было так не было, – борец повернулся и посмотрел на Сомова уже без всякой обиды, – А ты ничего, молодец, очень быстрый.
– Ну да, – позволил себе натянуто улыбнуться Виктор, – Быстрый. Как молния.
И повинуясь неожиданному порыву, он высоко подпрыгнул, нанося двойной удар ногой по воображаемому противнику, следом продемонстрировал несколько ударов ногой с разворотом, а затем плавно и гармонично перешел в стойку, поклонился, сложив ладони перед грудью и неподвижно замер.
– Борьбой значит, говоришь, занимался, – проворчал Сугис, – И как это называется?
– Удар Чака Норриса ногой с разворота, – продолжал злиться Сомов.
– Красиво исполнено. Сам придумал? – встрял в разговор борец, но наткнулся на взгляд Сугиса и закончил: – Ничего не было. Ничего не видел. Уже ушел.
Разговор с владельцем цирка продолжился спустя пять минут в его фургоне.
– Значит так, Чак Норрис, – Сугис выделил имя усмешкой и снова стал суровым, – выходит, что документов у тебя нет, а проблемы у тебя есть. Так? Так. Ты беззаконник и мне твои проблемы, в общем-то, ни к чему. Но хотя ты парень проблемный и очень странный, ты мне нравишься. Город мы покинем через пять дней, и если присоединишься, то работа для тебя найдется. Два условия: получать будешь половину от доли остальных и по первому моему требованию уйдешь и больше никогда о нас не вспомнишь. Поймают – твои заботы.
– Я согласен, – впервые за этот вечер Виктор искренне улыбнулся, забыв о хитрой книге.
У Сомова было достаточно времени, чтобы подготовиться к побегу. На руку было и то обстоятельство, что Преан в очередной раз уехал в столицу, да еще и вместе с домоправителем. Готовился Виктор обстоятельно. Собрал свои записи, привел в порядок одежду, сладил чехол для гитары. Памятуя о высоком уровне преступности, приготовил себе в дорогу короткий меч, который давно уже приметил на чердаке среди всякого хлама, накопившегося за несколько поколений Преанов. Мечей там было много, но все они были тронуты ржавчиной и у них отсутствовали рукоятки. Сомов выбрал наиболее хорошо сохранившееся оружие с привычной для себя длиной около метра. По типу это был наиболее распространенный в Останде полутораручный меч, имеющий крестовидную гарду и четырехгранный клинок, плавно сужающийся к длинному острию. Виктор очистил меч от ржавчины, заточил и смастерил рукоять из плотно намотанных кожаных полос. Без навершия оружие выглядело несколько непривычно и неказисто, но зато оно было точно подогнано по размеру кисти и держать его было удобно, что одной, что двумя руками. Много времени ушло на то чтобы изготовить потайные ножны. Носить меч на боку Сомов не решился, так как с оружием здесь ходили только воины, стража и люди благородного звания. Поэтому он приладил меч за спину, как это делал в кино Конан варвар, а чтобы рукоятка вызывающе не маячила из-за плеча, расположил ножны строго вертикально, прикрепив к ним равномерные рюкзачные лямки. Последним штрихом стала шерстяная накидка с подстежкой и капюшоном, которая полностью прятала и сам клинок с ножнами и торчащую за головой рукоятку меча. Даже если капюшон не надевать на голову, то его можно было набросить на рукоять меча и полностью скрыть от чужих глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Каждый день Сомов прогуливался к цирку, но внутрь не заходил и не с кем не разговаривал. Когда же он увидел, что купол убран, а цирковая труппа разбирает балаган и собирается в дорогу, то понял, что его время пришло. Цирк уезжал утром, значит, он должен был уйти и примкнуть к ним ночью.
Вечером Виктор подарил большую бутыль заранее припасенного вина садовнику, и пропойцу можно было уже не принимать в расчет. Препятствием оставались только кухарка и сторож. Сомов терпеливо дождался, пока в доме окончательно не затихло, и решил, что прислуга уснула. Он зажег свечу и осторожно пробрался на кухню за припасами в дорогу, где начал шарить по ящикам с продуктами. За этим занятием его и застала еще не успевшая уснуть повариха и привлеченная шумом на кухне. Палла не разобралась, что делает в такой поздний час на кухне Сомов, может, посчитала, что он просто проголодался, а мысли ее при виде молодого раба, как обычно приняли сексуальный характер. Она заулыбалась, подошла, пошло виляя могучими бедрами, и попыталась было обнять Виктора, но он уверенно отстранил ее рукой.
– Не сегодня, Палла. Не сегодня и никогда больше, – голос Сомова был холодным.
– Ты чего это, Снежок? Перестань, – игриво произнесла кухарка, протягивая руки к завязкам на штанах раба.
– Пошла прочь, – брезгливо сказал Виктор и грубо оттолкнул ее от себя.
Этот толчок вмиг разъярил кухарку. Она разразилась потоком брани и угрожающе пошла на него со злым перекошенным лицом. Сомов дождался, пока она подойдет вплотную и с размахом, от всей души залепил ей оплеуху. Повариха отшатнулась, запнулась и шлепнулась на задницу повалив вместе с собой кухонную утварь, коробы и бутылки. Она недоуменно захлопала глазами и схватилась пухлой рукой за звенящее красное ухо. Сомов склонился над ней с каменным лицом и медленно повторил:
– Пошла прочь отсюда.
Кухарка завозилась на полу, грузно поднялась и испуганно бросилась вон из кухни. Сомов посмотрел ей вслед, и на секунду в нем шевельнулась жалость. Он впервые в жизни поднял руку на женщину и чувствовал некое подобие угрызений совести – в нем проснулось наследие земной морали. Но стоило вспомнить о своем статусе раба и унизительном положении сексуальной игрушки для наглой кухарки, как ростки совести быстро залила все реабилитирующая волна ненависти.
Виктор наскоро собрал снедь в дорогу, вернулся к себе в комнату, переоделся и взял приготовленные вещи. Необходимо было уходить как можно быстрее уходить, раз уж вышла такая незадача с кухаркой, но оставалась еще пара недоделанных дел. Надо было побрить голову наголо и написать прощальное письмо хозяину, чтобы между ними не осталось недопонимания. Побриться можно было и в другом месте, а вот письмо придется писать здесь. Сомов зашел в кабинет Преана и сел за его рабочий стол в глубокое мягкое кресло из черной кожи. Щелкнул кнопкой включения настольной магической лампы с корытообразным медным абажуром и прислушался. В доме стояла полнейшая тишина, которую подчеркивало необычайно громкое тиканье настенных часов. Немного нервничая Сомов смахнул пот со лба и активировал настольный магический вентилятор, который стоял с другой стороны от лампы. Конусообразная медная труба тихо загудела, закрутились шестеренки, соединяющие ее с суставчатой ножкой, и труба начала плавно покачиваться из стороны в сторону, обдавая помещение потоком воздуха. Виктор раскрыл книгу, подаренную ему писателем, обмакнул золотое перо в чернильницу и на внутренней стороне обложки на языке людей, но используя буквы оркского языка (слуги не прочтут, а писатель разберется без труда) начал писать:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Господин Эргис Преан. В соответствии с нашим давним договором я взял на себя смелость выполнить оба обязательства и за себя и за вас. Я ухожу, отныне считая себя свободным человеком. Надеюсь, что впредь и вы будете считать меня таковым. В качестве неустойки за просрочку выполнения обязательств с вашей стороны я выбрал один из ваших старых мечей. Для вас он не представляет никакой ценности, а для меня это символ того, что у вас больше нет передо мной долгов. Тайна, в которую мы оба посвящены, останется тайной навсегда. С моей стороны я это гарантирую. С вашей стороны рассчитываю на то, что вы не станете меня разыскивать. Очень надеюсь, на вашу благоразумность иначе ничто не заставит меня хранить наш секрет. Вик Сангин».
