– Степаныч, ты в порядке? – осторожно спросил Сашка. – Я вообще-то насчет абсента не настаиваю…
Павел лег на диван и попытался задремать. Но днем он спать не умел. Перед глазами стояла та нищенка у дороги.
«Если приглядеться, то она очень даже ничего! Славная… Почему она оказалась выброшенной из этой жизни?»
Он попытался вообразить судьбу этой женщины.
Потом подумал: надо определить ее в приют, поскольку на профессиональную попрошайку она не похожа.
Однажды, давным-давно, когда он был еще совсем маленьким ребенком, он хотел привести в дом бродячую собаку, бегавшую по двору, – желание, возникающее у многих детей, но в последний момент его что-то остановило. Та собака была старой, некрасивой, все время ожесточенно чесала облезлые бока, и тащить ее в свой чистый и уютный дом вдруг расхотелось. Но если бы в те времена существовали собачьи приюты, он непременно отвел бы псину туда.
«Хоть раз в жизни сделать что-то хорошее! – с раздражением подумал он. – Раз в жизни помочь кому-то…»
Павел нашел в справочнике адреса приютов для бездомных людей, выбрал ближайший.
«А если она не захочет ехать туда? Ведь эти люди привыкают к жизни на улице и ничего другого уже не хотят!» Но отступать было поздно. И вообще надо было как-то оправдать свое появление в Москве, не ради же поганого заморского чая приезжал он сюда!
В глубине души он надеялся, что нищенка уже исчезла…
Но она была там же. Сидела с безучастным, равнодушным видом и ничего не замечала.
Павел остановился напротив, опустил тонированное стекло.
Когда-то давным-давно, в гостях у своего школьного товарища (разыскать которого ему сегодня так и не удалось), он рассматривал альбомы с репродукциями картин известных художников – отец друга был искусствоведом.
Рафаэль, Боттичелли, Тициан, Веласкес, Винчи… Череда мадонн с нежными лицами и дивными золотистыми волосами. Безмятежные ясные глаза.
У этой придорожной замарашки глаза были светло-голубого цвета.
Павел сидел в машине и смотрел на нее, точно загипнотизированный. Он сам не понимал, что с ним происходит – это было чувство, отдаленно напоминающее вдохновение.
Но вдохновение скоро было прервано – из ближайшей подворотни выскочил хмурый старик в потертой женской дубленке, вцепился нищенке в ее волосы и куда-то потащил. Несчастная пыталась вырваться, но жилистый старик был явно сильнее.
– Я тебя предупреждал? – вопил он, сверкая единственным, золотым, зубом. – Я тебе говорил, чтобы духу твоего тут не было?..
Павел выскочил из машины, пихнул в грудь старика:
– Пошел вон.
– А ты кто такой? – не испугался тот. – Чего руки-то распускаешь?..
– Кто надо, – грозно ответил Павел и для убедительности показал старику кулак.
Это был очень убедительный аргумент. Старик поворчал еще немного и скрылся в своей подворотне.
– Так нельзя… – рассудительно произнесла нищенка, поправляя на голове шапку. – Почему люди злые?..
– Я не знаю, – сказал Павел. Открыл дверцу машины и махнул рукой: – Иди сюда…
Она секунду помедлила, а потом все с тем же безмятежным выражением заковыляла к нему. Села на заднее сиденье.
– Почему люди злые? Почему?
Он тронулся с места. Доехал до Пятницкой, а потом вдруг развернулся, нарушая все мыслимые правила, и помчался обратно.
То самое вдохновение, овладевшее им, подсказало – не стоит везти ее в приют. Зачем надеяться на чью-то помощь, если доброе дело можешь сделать ты сам?
Конечно, Павел отдавал себе отчет, что ни за что не пошел бы на это, если бы придорожная замарашка внезапно не напомнила ему о безмятежных ликах мадонн времен Ренессанса…
Он привез замарашку домой, позвал Бабаню. Та ахнула, увидев в прихожей чумазую незнакомку в гигантских валенках, невозмутимо разглядывающую чужое жилище.
– Бабань, ее надо помыть и одеть во что-нибудь чистое…
– Кого ее? – изумилась старуха. – Паша, да где ж ты откопал ее, на какой помойке?..
– На соседней. Недалеко отсюда, – вполне серьезно ответил он.
– Па-аша… зачем она тебе? Ишь, глазами-то как лупает… явно с головой не в порядке! Выгони ты ее, Христа ради…
– Вот именно потому я и не собираюсь выгонять! – с раздражением произнес он. – Ты, Бабань, каждую неделю в церковь ходишь, на Крещенье в мороз по три часа за святой водой стоишь – ну, и какой от этого толк, если ты моего поступка понять не можешь?!
– Обчистит она тебя… – не слушая его, пробормотала Бабаня, обходя незнакомку. – Все как есть вынесет. Еще и квартиру подожжет!
– Тогда уж что-то одно – или обчистит, или подожжет!
– Нет, милый, у тебя самого с головой не в порядке… – приготовилась зарыдать Бабаня. – Я про такое сроду не слышала… тут своих, родных, из дома выгоняют, а ты какую-то чужую с улицы привел!
– Пожалуйста, помоги мне. Я заплачу тебе, – настойчиво повторил Павел. – Я сам не могу с ней возиться…
– Это точно! – сказала старуха и посмотрела ему в лицо. – Ладно уж… Неси, что там из чистого…
От Леры остался шелковый белый халат, тапочки и ночная рубашка – он давно хотел их выбросить, но все как-то руки не доходили. «Выходит, не зря! – возликовал он. – Вот и пригодилось… Во всем есть смысл!»
Незнакомкину ветошь вместе с валенками запихнули в большой пакет и выставили на лестничную клетку.
Пока Бабаня мыла гостью с улицы, Павел перезвонил Сашке и сообщил, что сегодня он точно не приедет.
Потом старуха привела отмытую и одетую в Лерину одежду незнакомку в комнату, усадила ее на диван и торжественно сообщила:
– Дереза ее зовут. Она сама мне сказала.
– Как? – удивился Павел.
– Ну, вроде как коза-дереза… – пожала Бабаня плечами. – Может, Тереза? Имя есть такое… Да от нее разве чего-нибудь толкового добьешься?..
– Нет, не Тереза, – спокойно произнесла незнакомка. – Дезире.
– Это твое имя? – Павел сел перед ней на корточки, заглянул в светлые глаза.
– Да.
– Дезире… – пробормотал он.
– Ну ладно, пусть хоть Дезире… – ласково сказала старуха и принялась своим деревянным гребнем расчесывать еще влажные волосы таинственного существа по имени Дезире. – Кудри-то как вьются! Ты посмотри, Паша, какая она раскрасавица у нас стала!
Павел кивнул – горло его перехватил спазм.
– Кто ты? Откуда? – настойчиво спросил он у незнакомки. – У тебя есть кто-нибудь из родных?
Дезире, глядя в окно, пожала плечами.
– Я тебе вот что скажу, Пашенька… – шепотом произнесла Бабаня. – Она не из этих. Она домашняя.
– Что? – не понял он.
– Да я тебе точно говорю, она, похоже, потерялась! – Бабаня испытывала нечто вроде азарта. – Вон, волосики на головушке не совсем еще свалялись – расчесывать их легко… А на ручки ее посмотри! Нет, ты посмотри, посмотри…
Павел взял Дезире за руку. Рука как рука – покрасневшая, с обломанными ноготками.
– Если бы она долго жила на улице, у нее руки были бы, как наждачная бумага!
– И что теперь? – с беспокойством спросил он.
– А то, что ее ищут, должно быть. А может, и не ищут… – Бабаня неожиданно сникла. – Надоело им за Дерезой этой ухаживать, вот они ее и турнули из дома.
– В любом случае я попытаюсь разыскать ее родных, – сказал Павел. – Ты понимаешь, Бабань, не мог я пройти мимо, не мог!
– Понимаю, – сказала старуха, снова глядя ему в глаза. – Только ты, пожалуйста, Паша, не обижай ее.
– Нет, что ты…
Старуха ушла, а Павел остался с Дезире один.
– Есть хочешь?
Она немного подумала, словно прислушиваясь к своим ощущениям, а потом сказала:
– Хочу.
Он накормил ее рыбными консервами с сухарями – никакой другой еды в доме не было.
Она, с высохшими вьющимися волосами, в Лерочкиной пафосной одежде, чудесно преобразилась. Ела рыбные консервы аккуратно, с таким прилежным выражением лица, что Павел едва не разрыдался.
Дезире ничуть не удивлялась тому, что он привел ее к себе, и очень быстро освоилась в его квартире, словно с самого рождения жила тут.
К старухиной помощи больше прибегать не пришлось, Дезире вполне могла обслуживать себя сама и без всяких напоминаний.
Спать он ее уложил в бывшей материной комнате. Она уснула сразу же – безмятежно, словно ребенок.
На следующий день он оставил Дезире с Бабаней, а сам уехал за покупками. Привез одежды, белья и еще кучу всего, что, по его мнению, могло понадобиться молодой женщине. Тут же выяснилось, что с размерами он безнадежно ошибся, да и у самой Дезире, оказывается, были предпочтения, она любила белый или близкий к белому цвет.
Бабаня сварила борщ («что она, кошка, все время консервы твои есть!») и просветила Павла насчет размеров женской одежды.
Павел снова поехал по магазинам.
Вернулся вечером, совершенно измученный, выпотрошенный разговорами с настойчивыми продавщицами, но довольный, кажется, в этот раз все получилось.