Павел снова поехал по магазинам.
Вернулся вечером, совершенно измученный, выпотрошенный разговорами с настойчивыми продавщицами, но довольный, кажется, в этот раз все получилось.
В результате на третий день он вышел с Дезире на улицу. (Бабаня накануне заявила, что даже с собаками принято гулять, что уж о человеке говорить!)
Дезире была в светлых сапожках, светло-бежевом брючном шерстяном костюме (брюки оказались длинноватыми, и милосердная Бабаня подгоняла их по росту) и расклешенной шубке с капюшоном из стриженой ламы. Дивные вьющиеся волосы, ясные глаза… Прохожие шеи свернули.
В косметическом салоне ей сделали маникюр, все эти процедуры Дезире восприняла с олимпийским спокойствием, молча.
Потом Павел повез ее в ресторан.
Позже они гуляли по заснеженному Ботаническому саду, туда весна еще не успела добраться.
Через неделю Дезире пришлось купить легкое пальто, его, кстати, она выбрала самостоятельно, когда Павел привез ее в магазин.
Денег и времени он не жалел совершенно – Дезире, загадочная Дезире полностью овладела его волей, причем не делая для того никаких усилий.
Теперь, отмытая и ухоженная, она выглядела вполне адекватно, и ее рассеянный, отстраненный вид трактовался сторонними наблюдателями как имидж, как манера поведения… И только Павел (ну и Бабаня, само собой разумеется) знал, что Дезире действительно далека от этого мира.
«Идеальная женщина – не ворчит, не пытается переделать мужчину на свой вкус, всегда спокойна, говорит мало… Чего еще надо?» – как-то с иронией подумал Павел. Но на самом деле он надеялся: а вдруг когда-нибудь Дезире выйдет из своего оцепенения, встряхнется и посмотрит ему в глаза уже осмысленно?..
Она жила в своем собственном мире, бесконечно далеком от реального, и там она была вполне счастлива.
Надо было искать ее родных (не с луны же она свалилась в самом деле!), но чем дальше, тем сильнее он не хотел терять ее. Часами он мог любоваться Дезире: как она ходит, ест, смотрит… Смотрел и не мог насмотреться, так естественна и хороша она была. Сама воплощенная гармония!
А в начале мая случилось одно событие.
Она вошла к нему в комнату – хорошенькая, как всегда, и свежая, точно роза (было это ранним утром), и как ни в чем не бывало легла с ним рядом. Положила ему голову на плечо.
– Что ты делаешь, Дезире?
– Ничего… – Она провела пальцами по его груди.
– Дезире, не надо.
– Почему? – Она и не думала уходить.
В общем, он сломался сразу же – Дезире хотела, чтобы он ее любил, а он не мог ей ни в чем отказать. Всю жизнь женщины делали с ним, что хотели, хотя он, разумеется, пытался сопротивляться… А Дезире и вовсе взяла его в плен сразу же, как только он ее увидел.
Это были самые чудесные дни в его жизни, когда они с Дезире бездумно и беззаботно проводили время в прогулках по весенней Москве, набегах на кофейни и рестораны, в любви… Правда, для прогулок он стал выбирать места отдаленные и малолюдные, потому что стал бояться: а вдруг ее увидят, найдут, отнимут те, кто был ее опекунами?..
А потом вдруг позвонил его бывший школьный товарищ, тот самый, которого он искал. Они встретились, поговорили о том о сем, вспомнили прошлое, рассказали друг другу, как живут теперь (о Дезире Павел не упомянул, справедливо полагая, что мало кто поймет его поступок).
Товарищ в веселых красках расписал совместное проживание с тещей, милейшей женщиной, которую вдруг в последнее время стали мучить возрастные проблемы. Старческий маразм, проще говоря. Их с женой спасло только одно – они показали тещу профессору Федяеву, и тот вернул ей рассудок.
Товарищ на все лады хвалил Федяева и твердил, что тот творит буквально чудеса – теща больше не слышит посторонних голосов, не выбегает голой на лестничную площадку и помнит свое имя!
Павел тут же выведал координаты профессора и буквально на следующий день повез Дезире к тому на прием.
Он хотел, чтобы Дезире стала нормальным человеком, чтобы она осознала свою любовь.
Но Дезире что-то не понравилось, она отказалась от контакта с Федяевым. Павел так боялся испугать или огорчить ее, что тут же увез ее из клиники. Он обещал профессору, что сумеет уговорить Дезире и в скором времени они снова придут к нему на консультацию.
…Он отлучился из дома всего на час, а когда вернулся, то обнаружил, что Дезире пропала. Куда? Зачем? Что заставило ее сбежать?.. Бабаня тоже не смогла внести в этот вопрос ясности, она, хоть и приглядывала за молодой женщиной, все время сторожить ее тоже не могла…
Несколько дней Павел только и делал, что колесил по Москве в поисках своей возлюбленной. Он надеялся, что найдет ее и они снова будут вместе, а больше ему ничего и не надо было.
Но она пропала, растворилась в дымном московском воздухе.
Милое, безмятежное создание по имени Дезире, воплощенная гармония…
Он потерял ее так же внезапно, как и нашел…
– …вот вы говорите – бог, бог… а что вы под этим подразумеваете, любезная Мария Тимофеевна? – язвительно спросил Силантьев, отбрасывая назад свои длинные седые волосы.
– Как что?.. По-моему, и так ясно! – вызывающе произнесла Мура.
– «Да свершится воля Твоя на земле яко на небесах…» – раздельно произнесла Оля, качаясь в гамаке.
– Ну, с вами, милочка, все ясно – вы безнадежная фаталистка, – отмахнулся художник.
– А вы словоблудием занимаетесь, Ярослав Глебович! – закричала Мура. – Что плохого в том, что человек верит в это… в предначертание!
– Нет, я не об этом, Мура! – приподнялась на локте Оля. – Я о том, что не стоит переживать из-за всего… Я думаю, что некоторые вещи мы уже не в силах исправить и потому просто должны смириться с этим.
Она в этот момент думала о Дунечке…
– Есть люди, которые позволяют себе рассуждать о высоких материях, а сами отравляют жизни своим близким, – сказал Силантьев.
– Это на что вы намекаете? – ощетинилась Мура.
– Я? Я ни на что не намекаю… – фыркнул тот.
Из-за деревьев появился Иван, вытирая вспотевший лоб.
– Фу-у, ну и жара! – он сел прямо на землю, прислонился спиной к яблоне. – Прямо как в Африке… О чем вы тут беседуете?
– О боге, – сказала Оля серьезно.
– Обожаю эти дачные разговоры… – расслабленно улыбнулся Иван. – Начинаются с того, как правильно варить варенье из клубники, а заканчиваются обсуждением вселенских проблем.
– Ярослав Глебович не верит в бога, – злорадно сообщила Мура.
– Я? Да это вы в него не верите! – закричал Силантьев. – Сам видел, как вы на прошлой неделе к мадам Глафире ходили, на тот берег!
Мадам Глафира была известна тем, что составляла гороскопы и предсказывала судьбу по картам, к ней приезжали за советом даже из Москвы.
– Ну и что!
– А то, разлюбезная Мария Тимофеевна, что одно с другим несовместимо! Или бог, или ваши гороскопы!
– Подумаешь, грех небольшой…
– Ага, вы сами себя оправдываете! – захохотал Силантьев. – Вы, любезная, делаете все, что вам хочется, и полностью себя оправдываете… А еще я слышал, что вы порчу хотите наслать на свою бывшую подругу!
– Неправда! – побагровела Мура.
– …а дочь свою запугали до такой степени, что она из дома боится выйти! – с удовольствием продолжил Силантьев. – Между прочим, ваши разговоры по телефону на весь сад слышны… Дочке пятый десяток пошел, а она до сих пор у мамаши спрашивает, котлеты ей из говядины сделать или суп сварить!
Мура побагровела еще сильнее. Крашеные светлые волосы, уложенные на голове наподобие «плетенки», только усилили контраст. Казалось, что Муру вот-вот хватит удар.
– Ярослав Глебович, перестаньте! – с досадой сказала Оля. – Эти философские споры до добра не доведут.
– Вспомните о милосердии! – с добродушной улыбкой подхватил Иван.
– Убью… – вдруг выдохнула Мура, постепенно бледнея. – Держите меня, я за себя не ручаюсь!
Силантьев попятился назад, в кусты.
– Убью! – победно закричала Мура, бросаясь в погоню за ним. – Возьму грех на душу, не побоюсь…
– Догонит? – тревожно спросила Оля, глядя им вслед.
– Нет, не должна, – беспечно махнул рукой Иван. – Ярослав Глебович еще крепкий мужчина…
Они замолчали, прислушиваясь. Где-то высоко в небе гудел самолет.
– Мне тоже кажется, у каждого человека свой бог, то есть свой кодекс законов и правил, – задумчиво произнес Иван. – В чем-то наш художник прав… А иначе, например, как объяснить то, что можно совершать преступления и быть при этом религиозным человеком?.. Я в данном случае не о Муре говорю…
– Я читала об одном известном преступнике… – сказала Оля, глядя вверх – туда, где на небе остался белый след от самолета. – Не у нас, в Америке… Он убил кучу народа. Так вот, он в камере смертников, перед тем как сесть на электрический стул, написал мемуары. И в них он полностью оправдал себя, дескать, другие люди вынудили совершить его эти злодеяния.
