его поворчит, но сделает все как нужно. И верно, дисциплинированный Тиссовский уже перебирал служащих городской управы, на которых у него были заведены карточки. Здесь имелись сведения о тех, кто сотрудничает с немцами. Люди самые разные: авантюристы, делающие карьеру при «новом порядке», и просто жители, застигнутые оккупантами врасплох, наконец специалисты, мобилизованные немцами.
— Службой мостового хозяйства у них ведает инженер Сенкевич Николай Иосифович — фигура для нас весьма мало удачная, — уточнил Тиссовский после того, как отыскал нужную карточку.
— Что известно о нем?
— До войны сидел в тюрьме. В связи с этим пользуется доверием у немцев.
— Что ж, это как раз хорошо.
— Меня всегда поражает оригинальность вашего мышления, возможно, это чисто русское качество, — улыбнулся Тиссовский. — Значит, если б на этом месте сидел верный человек, патриот, было б хуже?!
— Но патриот не работал бы у фашистов!.. Впрочем, могут быть особые случаи. Сейчас для нас важно именно то, что он пользуется доверием врага, иначе он вряд ли мог бы помочь нам… Вы говорите, сидел в тюрьме? И что же? И вернулся, или как?
— Перед войной вновь оказался в Киеве… Очевидно, отбыл срок наказания…
— Возраст?
— Солидный, пятьдесят восемь лет. Образование получил еще до революции. Видно, еще из царской интеллигенции.
— Русская интеллигенция, Иван Бертольдович, никогда не была царской, но это уже особый вопрос.
— Тем не менее арест его…
— …Пока еще ничего не доказывает. Его домашний адрес у вас есть?
— Да. Хотите применить угрозу?
— Нет!.. Что вы, дорогой Иван Бертольдович, совсем не та ситуация, где можно угрозой… Тут нужен единомышленник.
— А как вы убедитесь, что этот «единомышленник» в самый важный момент не изменит нам?
— Я должен побеседовать с ним.
— Что ж, пошлем Валюшкевича с группой. Он доставит его сюда.
— Зачем? Лучше нам навестить его. Там, в Киеве, беседа будет непринужденной. Человек почувствует, что ему верят, а это много значит.
— И вы полагаете?..
— Посмотрим! Других вариантов пока нет. А время не терпит. Но на этот раз нам с вами, кажется, не уберечь Клару от прогулок по Киеву. Для такого дела, как взрыв моста, нам потребуется рация в непосредственной близости от объекта.
— А Немчинов? — попробовал возразить Тиссовский.
— На Немчинове вся связь, Иван Бертольдович, — сухо заметил Ким.
— А этот юноша… Ваня Курский, очень способный!
— Девушка безопаснее — этого вы не будете отрицать.
— Не буду. Ваш характер очень упорный.
— Упрямый! Но вы думаете, мне от этого легче жить? Пойдет Клара, и довольно об этом. Ненадолго, дней на десять… До взрыва, даже лучше — накануне, отозвать. Попросите Жоржа подобрать ей надежную квартиру на набережной, с видом на мост.
— Контакт с Надей, думаю, лучше исключить, — предложил Тиссовский.
— Согласен. А он и не нужен. У Клары будет локальное задание — следить за развертыванием событий на мосту и сообщать нам по рации.
Тиссовский наклонил голову и сказал:
— Пошлем ее без рации. Нет-нет! — замахал он руками, заметив недоуменный взгляд Кима. — Рация будет там, где Кларочка… Но я доставлю ее туда своими средствами.
— Хорошо. Согласен.
Ким направился к выходу.
— Мой командир, последняя неясность: кому мы поручим сопровождать Микки-Маус в Киев?
— С Кларой пойду я, — отвечал Ким.
Пауза. Тиссовский понял, что возражать бесполезно.
— Какую вам приготовить легенду? — спросил он.
— Ну, здесь — ваше слово. Мне безразлично, но легенда должна быть на двоих…
— Тогда я вас обвенчаю, — улыбнулся Тиссовский.
Круглые сутки в комнате легонько подрагивали стены и стекла от проходящих тяжеловесных составов. Едва ночной сумрак уходил, Клара подсаживалась к окну. Оно выходило на Днепр, а мост был справа. Каждые три часа менялся караул. Часовые стояли не только наверху, у въезда на мост, но и внизу, непосредственно у воды. Таким образом, мост просматривался на всем его протяжении десятком автоматчиков. Кроме того, неподалеку на холме имелась вышка для обзора окрестностей. От нее шли провода к строениям барачного типа, где расположились казармы отряда мостовой охраны. Судя по утренним построениям, отряд насчитывал примерно усиленную роту солдат.
На восток эшелоны шли главным образом с живой силой, о чем можно было судить по раздвинутым дверям теплушек; прошло два состава открытых платформ с танками, один состав с артиллерией и один — цистерны. На запад шли составы пассажирских вагонов — санпоезда с ранеными и товарные крытые, очевидно с мукой.
Накануне отъезда в Киев Клару долго и тщательно инструктировали Тиссовский и Немчинов. Каждый по своей части. А в Киев ее провожал Ким. Все было в общем проще, чем Клара предполагала. Ким, одетый по-крестьянски, тащил на себе мешок с картошкой, она — кошелку с салом. Они вышли на шоссе Остер — Киев и стали голосовать, при этом Ким размахивал зажатыми в руке рейхсмарками. Первая же грузовая машина остановилась и выглянувший из кабины немец спросил: «Wohin?» И Ким на ломаном немецком языке прокричал: «Нах Киев!.. Картофэль». (Опытный Тиссовский перебрал десяток легенд, но всем им предпочел такую — крестьянский парень с молодухой. И не случайно: накануне связной доставил из Киева вывешенное в городе обращение коменданта к населению окрестных сел везти на продажу в город излишки сельскохозяйственных продуктов. А Феня Кисель сообщила дополнительно, что полицаям дано строгое указание — в первые дни не изымать продукты у приезжающих крестьян, а напротив, всячески поощрять их. Городские рынки к весне пустовали, и это придавало особо трагичный колорит и без того пустынному городу.)
Немец предложил Кларе сесть к нему в кабину. Случай этот был предусмотрен,
