— Кларой. Дивчина что надо. Сочувствую.
Степан Ефимович вновь задумался — уж очень ему хотелось проучить самонадеянного Таращука. Наконец он сказал:
— Заявление треба…
— От меня?
— От тебя и от ее. По форме. Как у загсе пишут.
— Так нет, Степан Ефимович, она же еще, как говорится, не в курсе… Я с ней же не говорил… Ты ее ко мне откомандируй, а с ней я полажу.
Старик благодушно заохал и встал:
— Сиди. Я ее призову.
Клара пришла вместе со Степаном Ефимовичем. И произошла комическая сцена. Степан Ефимович вздыхал и крякал. Таращук, откашливаясь, рассуждал о трудностях холостой партизанской жизни. Клара сперва ничего не понимала. Потом удивилась и сказала, что она вовсе не собирается выходить замуж.
Весь этот эпизод доставил большое удовольствие Степану Ефимовичу. А Таращук обиделся. О подлинной роли Кима в партизанском движении Таращук ничего не знал. Для него он был кем-то вроде начальника радиостанции при штабе Науменко. Но вечерние визиты Клары в землянку Кима вскоре были замечены Таращуком. Он дал этим встречам свое толкование и затаил злобу.
С увеличением числа радистов и раций Ким решил установить радиофицированную точку в самом Киеве с самостоятельным выходом на Москву. Это сулило бо́льшую оперативность в передаче разведданных. Киевских подпольщиков он попросил подготовить конспиративную квартиру на какой-нибудь тихой улице. И теперь лишь ждал от них сигнала. Вначале он хотел направить туда Немчинова, но потом решил, что по условиям конспирации выгодней послать женщину — все меньше подозрений.
Значит, нужно было выбирать между Кларой и ее напарницей Надей.
Прежде чем посоветоваться с помощниками, Ким хотел решить для себя — готов ли он на любой вариант. Ибо лишь в этом случае стоило советоваться. Нужно было знать Кима. Он принадлежал к тому редкому типу людей, которые, посвятив себя делу, исключают из него всякий личный интерес и даже при двух, казалось бы, равных вариантах избирают худший для себя, следуя правилу: хочешь сделать как лучше — поступай не так, как хочется. Правило это имеет большую житейскую мудрость. В самом деле, при решении любой дилеммы даже очень умный человек невольно бросает на колеблющуюся чашу весов какой-то свой небольшой интерес: а как мне лучше, как мне выгодней? Но это-то и мешает ему быть объективным. Это свое «я» Ким полностью вывел из игры. В одном отношении ему стало сразу свободнее, легче — исчезли всякие сомнения. Взвешивал его разум, решал холодный расчет, вне симпатий и пристрастий. Конечно, по-человечески такой подход порядком осложнял ему жизнь, лишал многих удовольствий, радостей. Но в то время, без сомнения, именно это его умение все подчинить интересам дела помогло ему стать признанным вождем украинского подполья. Окружающие сразу почувствовали в нем человека идеи, для которого цель выше всего.
Кого послать в Киев? Кто сильней — того и послать, размышлял он. А кто сильнее? И он вызвал к себе Тиссовского, рассудив, что ему, опытному подпольщику, лучше знать, кто более подходил для этой работы. Когда Тиссовский пришел, Ким спросил, кого, по его мнению, следует послать в Киев. Тиссовский назвал Зоркую (кодовое имя Нади).
— Но как радистка и разведчица Смирная посильней, — возразил Ким.
— Да, пожалуй… Впрочем, Зоркая — девушка не без хитрости. Микки-Маус более простодушна… А в тех условиях?… — задумался Тиссовский.
— Ну да! — рассмеялся Ким. — А случай с полицаем? Не всякий мужчина так среагирует…
— Это качество у них у всех отработано еще в школе разведки. Профессиональная реакция, не больше, уверяю вас. В остальном она — девочка.
— Да ведь и другая тоже девочка! Что делать — война.
— Ну, Надя немного постарше — кажется, на год.
— Гм… То есть вы хотите сказать, что Зоркая, как наш агент в Киеве, будет более надежна? — спросил Ким, помолчав.
Пауза.
— Я бы судил… или, как у вас принято говорить, ставил вопрос не так. Радистка Смирная должна остаться не потому, что она слабее своей напарницы. Просто она нужна здесь. Какие еще требуются аргументы моему командиру? — улыбаясь, спросил Тиссовский.
— Это уже другое дело, — медленно проговорил Ким. — Теперь объясните мне, почему Клара нужна здесь, в центре, больше, чем Надя?
— Это нужно объяснять?
— Да.
— Кому?
— Мне.
— Но мне кажется, что я дал вам уже достаточно аргументов, чтобы, опираясь на них, принять то решение, которое вы считаете нужным и правильным.
Ким посмотрел на Тиссовского очень внимательно, как бы говоря: «Прости, вот теперь уж я перестал понимать тебя». Но Тиссовский не понял этого молчаливого вопроса или просто ушел от него.
— Товарищ командир, я могу быть свободным? — спросил Тиссовский.
— Иван Бертольдович! Очевидно, я обалдел сегодня от всех дел. Решительно ничего не понимаю. Сформулируй свою позицию.
— Дорогой друг, я тоже не совсем понимаю вас… Ваша цель…
— Цель вполне определенна, вполне определенна, Иван Бертольдович! Послать в Киев нашу лучшую разведчицу — Клару Давидюк. Не ясно?
— Вот этого я не понимаю.
— Все! Я понял, вы считаете разумным лучшую разведчицу оставить при центре. Это уже позиция.
— Одну минутку. Это несколько вольная интерпретация моих слов. Мы что, уже определили, кто из них лучшая?
Ким устало рассмеялся.
— Послушайте, Иван Бертольдович, ну что вам за охота морочить мне голову?
— Наоборот, я проясняю…
— Ладно, пошли спать, — Ким махнул рукой. — Утро вечера мудренее.
— Это самая любимая ваша пословица…
— Иван Бертольдович, ну признайся, ты меня сегодня спутал с немцем и отрабатывал на мне свою школу, — уже мирно сказал Ким.
— Но в отличие от немца вы
