Тело ее вздрагивало и тряслось от напряжения, от бесчисленных пиков отдачи. Ей казалось, что Василий поднял на руках ее ставшее невесомым тело и закружил в бушующем море экстаза. Она парила, извиваясь змеей. Стрелы быстрых удовлетворений пронизывали ее всю — вонзаясь в нежную кожу между пальцами ног и с криком вырываясь наружу через искривленный рот.
С Василием она познала счастье свободы в своих ощущениях. Раньше в постели Элеонора всегда зависела от мужчины. Его поведение часто сковывало ее. Иногда вызывало даже неприятные ощущения. Ей постоянно приходилось приспосабливаться. Исполнять, исполнять просьбы. При этом никто никогда не спрашивал, хочется ли ей того, чего от нее требовали. Она стеснялась показаться не сексуальной и безропотно служила мужским прихотям. С Ласкаратом она впервые смогла полностью отдаться во власть своих восторгов. Она забывала о нем. Ей казалось, что в своих полетах на крыльях страсти она одинока. Но это одиночество становилось верхом эмоциональной раскрепощенности. Элеонора была подвластна только своим желаниям. Ей ни с кем не нужно было делиться своим счастьем, ощущаемым каждой клеточкой тела и каждым нервом внутри него. Из этого состояния Элеонора стремилась подольше не выходить. Василий не уставал ее ласкать, открывать в ней все новые точки наслаждения. Он был ее любовником и вместе с тем не существовал в ней. Они находились рядом, но не вместе. Она была в постели царицей, а он богом. Ничего подобного в обычном сексе она не испытывала. Всегда контролировала свое тело и не могла отключиться до конца. Удовлетворение физическое почти не затрагивало душевных струн. Плотская радость прорывалась к насыщению. Изматывала в конвульсиях тело, требовала отдачи всех жизненных соков. Кидала в беспамятство, в порочную страсть, сметающую все барьеры. Чем глубже и сильнее проникал в нее партнер, тем с большей жадностью она желала слиться с ним. Душа при этом выскальзывала из тела, забытая и ненужная. И только потом, когда все кончалось, мстила за пренебрежение к ней гулкой пустотой и утомительной безысходностью.
С Василием было все наоборот. Он дарил ей счастье через душу. Он возносил ее в небо, предоставляя возможность окунуться в собственное «я». Полюбить себя, почувствовать свои ощущения, понять, как хорошо быть собой. Его потрясающие ласки, не требующие никакой отдачи, заставляли ее тело умирать каждый раз и высвобождали душу, рвущуюся от безумных желаний в нирвану. После длительного блаженного безумия она тихо засыпала, чувствуя на себе спокойный взгляд Ласкарата…
Элеонора открывает глаза. В спальне все еще ночь. Луна ушла из окна, оставив мерцающий сумрак. Холодно. Редкие снежинки залетают маленькими звездочками через настежь открытую створку окна. «Кто ее открыл?» — без удивления задается вопросом Элеонора. Изможденное любовью тело отказывается реагировать. Сегодня ночью с ней был Ласкарат. Он приходил, чтобы подарить ей воспоминания о счастье. Никаких сомнений — это был он. Наяву и в реальности. Ее тело — тому свидетель. Оно запечатлело его ласки. Элеонора благодарна приходу Василия. Он ушел, и ей стало нестерпимо холодно. Она протягивает руку, включает ночник, стоящий рядом на тумбочке. Одеяло в темно-синем пододеяльнике далеко отброшено от кроватей, составленных вместе. На полу валяется ночная рубашка, в которой она засыпала. Мокрые ноги дрожат на влажных простынях. Пахнут шампанским. Пустая бутылка из-под него стоит на тумбочке рядом с ночником. Сегодня Василий ушел, не дожидаясь ее пробуждения. Элеонора вскакивает, захлопывает окно. Меняет простыни. Ложится, закутываясь в одеяло. Закуривает. Ей совсем не страшно. Хотя тело нервно подергивается. Такое обычно возникает после больших физических перегрузок. Из-под правой груди по боку скатилась горячая капля. Элеонора проводит рукой по ее следу и с ужасом видит кровь. Она подбегает к зеркалу, висящему над туалетным столиком. Поднимает небольшой, слегка приплюснутый шар груди и не верит своим глазам. Две небольшие ранки, образовавшиеся либо от впившихся в тело ногтей, либо… от укуса. В экстазе она впилась сама в себя длинными твердыми ногтями? А может, Василий воспользовался ее безумством и высосал кровь? У Элеоноры кружится голова. В памяти всплывают слова Артема Володина о стремлении Ласкарата завладеть ее телом. Вытеснить душу и влезть в ее телесную оболочку…
Элеонора в панике рассматривает свою обнаженную фигуру. Как это возможно? Василий собирается стать женщиной? А что в этом невероятного? Ведь он никогда не был мужчиной в обычном понимании. Нет, принадлежность к мужскому полу у нее сомнений не вызывала, хотя только сейчас Элеонора с ужасом признается себе, что никогда не видела собственными глазами его эту самую принадлежность. Пошатываясь, она возвращается в постель.
Память с неумолимой жестокостью выбрасывает из вороха прожитых лет подтверждения странностей, присущих Насилию. Он обожал женское белье. Зимой под брюки носил женские кружевные колготки. Однажды забыл в ее спальне шелковые панталоны. Оказалось, ему их удобнее носить, чем мужские трусы. Ласкарат спал в бывшей спальне Гликерии Сергеевны, к тому же сам стирал свое нижнее белье, поэтому Элеонору не интересовали подробности его туалета. Зато несколько раз видела его в своих пеньюарах. Они были ему коротки, и при его тонкой стройной фигуре смотрелись очень сексуально. Особенно со спины, когда длинные черные волосы красивыми локонами спускались на плечи. Получается, он еще при жизни хотел быть женщиной? Подобное открытие пугает своей очевидностью. Господи, Боже! Как же она ни о чем не догадывалась… Рука невольно тянется к ранке. Кровь больше не течет. Элеонора закуривает. Сон улетучился окончательно. В комнатах не слышно ни звука. Все замерло вместе с душой Элеоноры. Неистовая страсть, бушевавшая в ней всего час назад, иссякла. Ласки, испытанные с новой силой, теперь кажутся чем-то запретным, даже запредельным. Впервые в жизни мысли о смерти приобретают мрачные реальные очертания. До рассвета еще далеко. Ласкарат в любую минуту может вернуться. Он, как зверь, попробовавший вкус крови, готов в экстазе высосать всю ее кровь до последней капли.
Элеонора боится включить свет. Жалеет, что не притащила с собой на ночевку старую каргу Гликерию Сергеевну. Эта запоздалая мысль рождает другую, более интригующую. Во время обеда у Таисьи, привычно перешедшего в ужин, «бой-френд» Кати, Степан, изловчился и передал Элеоноре сложенный вчетверо кусочек салфетки. На ней номер телефона в «Метрополе» и приписка корявым детским почерком: «В любое время приду к вам на помощь». Поначалу записка показалась ей глупой школьной игрой. Сейчас в ней заключено спасение. Элеонора бросается в прихожую, где на полу валяется ее сумка. Вываливает ее содержимое и не находит среди косметики белого спасительного кусочка. Она мечется по квартире, снова включает повсюду свет. Хватает черную расклешенную юбку, в которой была в гостях. Единственный карман ее пуст. Не могла же она выбросить? На всякий случай Элеонора проверяет карман норковой шубы, не вполне уверенная, была ли она в ней или в черно-бурой? Записка нашлась в «норке». Элеонора кидается к телефону, дрожащей рукой набирает номер «Метрополя». Степан отвечает сразу. Его «алло» звучит бодро и без раздражения.
— Это Элеонора. Простите за ночной звонок… Он опять приходил…
— Привидение? — уточняет Степан.
— Что-то в этом роде… Мне страшно… Он высасывает мою кровь.
— Неужто вампир? — из трубки звучит явная насмешка.
Элеонора не расположена обижаться, а тем более объяснять по телефону, что произошло. Ей неловко признаться в своих страхах ожидания Ласкарата. Она просто шепчет:
— Приезжайте немедленно… Мне страшно… Я боюсь не дожить до утра.
— О’кей! — в голосе Степана более не слышна ирония. Он по-деловому выясняет адрес и обещает появиться через полчаса.
Элеонора не способна в бездействии ждать его приезда. Она должна чем-нибудь заняться. Время — два часа ночи. До рассвета еще уйма времени. Для начала необходимо решить, как вести себя со Степаном. Сидеть и всю оставшуюся ночь вести с ним светскую беседу мучительно трудно. Предложить ему отдельную комнату для спанья, значит снова остаться наедине с Ласкаратом. Больше всего на свете Элеонора хочет заснуть в безопасности. Не признаваясь себе в единственно приемлемом варианте, она идет в бывшую спальню Гликерии Сергеевны, где в шкафу хранятся вещи Василия. Достает оттуда его банный халат розового цвета, вешает в гостевую ванную специально для Степана. В ванной комнате, выложенной с пола до потолка плиткой под малахит, темное зеркало отражает ее бледное отекшее лицо с размазанными глазами. Забыв о своем страхе, Элеонора спешит в спальню и старательно принимается приводить лицо в порядок. Потом бежит под душ и возвращается в спальню в черном пеньюаре из кружевного шелка с черным бантом под грудью, надетом на прозрачную короткую комбинацию бледно-сиреневого цвета. Достает из шкафа элегантные лодочки на небольшом каблучке, надевает и с пристрастием рассматривает себя в зеркале над туалетным столиком. Последним штрихом служит капля духов «Шанель № 19», подаренных еще Ласкаратом.
