Не заварив чая, он помчался отворять.
Это могли оказаться последние непросвещенные алкоголики, а мог и отец Амвросий заявиться!
Но на пороге стоял филармонический артист со своей походной сумкой.
Тогда только Сережа понял, почему звяк был таким коротким и неуверенным.
Еще на прежней квартире он прикормил соседского кота. Тот пользовался уважением всей лестничной клетки и охотно заходил в гости, когда предлагали доесть жареную рыбку или котлету. Как-то ночью Сережу и Майку встревожил странный шум. Выглянув в прихожую, они увидели, что дергается дверная ручка. Сережа выглянул в глазок, никого не увидел и понял, что ночной гость прибыл на четвереньках. Решительно намерившись спустить незнакомого пьянчужку с лестницы, он рывком отворил дверь. На пороге стоял соседский кот, повесив голову и всем видом изображая смущение. Кот без слов говорил:
– Я понимаю, что явился в неприличное для джентльмена время, но мне решительно негде ночевать, господа…
Естественно, его впустили и благоустроили в кресле, но совестливый кот стянул на пол газету со столика и улегся на ней.
Вот кого вспомнил Сережа, глядя на горестного посетителя. Судя по всему, Маркиз-Убоище все еще не был принят законной супругой, а то место, где он перекантовался последние ночи, оказалось для него недоступно.
– Добрый вечер, это я, – печально сказал артист. – Больше некуда было…
Сережа незаметно принюхался.
Похоже, этот человек никогда не бывал абсолютно трезв.
Но, трезвый или пьяный, он сейчас Сереже тут не был нужен. Атлет, ожидая известий от бывшего одноклассника, совершенно упустил из виду, что и Маркиз-Убоище тоже мог бы кое-что порассказать про грабителей.
– Куда же тебя девать? – Сережа вздохнул – и тут его осенило. Он отцепил от своей связки ключ от Майкиной квартиры и протянул Маркизу-Убоищу.
– Это что? – осведомился тот.
– Это квартира моей бывшей жены. Там есть телефон. По крайней мере, будешь отвечать на звонки. Вдруг Данка объявится, или какие-нибудь сюрпризы…
– Она далеко?
– Не так чтоб очень. За полчаса доберешься.
– А я на тебя рассчитывал… – намекнул Маркиз-Убоище.
– В плане сыра или в плане колбасы? – холодно спросил Сережа. – Там что-нибудь валяется в холодильнике.
Телефон звякнул.
– Сашка? – крикнул Сережа в трубку, одновременно отмахиваясь рукой от Маркиза-Убоища. Такое движение во все времена и у всех племен означало примерно одно – закрой-ка дверь с той стороны. Но филармонический артист вдруг принялся выделывать руками выразительные пассы. Он сперва поднял кисти до уровня шеи и потряс ими с видом полнейшего отчаяния, а потом взял в правую руку воображаемое стило и принялся им скрести по ладони левой руки, ссутулившись зачем-то на манер канцелярской крысы.
– Серега? Ну, послал ты меня в разведку! – прекрасный бархатный голос выразил одновременно упрек и восхищение. – Слушай, разговор совершенно не телефонный. Но я с Божьей помощью кое-что узнал!
– Когда встречаемся? – Сережа даже в пору первой любви не мечтал о свидании так пылко.
– Завтра неплохо бы. Приезжай ко мне в храм.
– Есть. Заметано.
– Спокойной ночи, Серенький, – и отец Амвросий добавил проникновенно: – Храни тебя Господь.
Сережа до столкновения с мистикой был патентованным атеистом. А как он ни в чем не признавал точек зрения, которые отличались бы от его собственных, то и Господа в беседах с бывшим энергетиком вообще не поминал, как если бы его не было.
Должно быть, здорово потрясли атлета последние события, коли он в ответ на благословение отца Амвросия отвечал чуточку смущенно, но все же достаточно громко:
– И тебя.
Вот такие чудеса случаются порой с ошалевшими культуристами. А того, что Маркиз-Убоище торчит в дверях, мимически домогаясь адреса Майкиной квартиры, Сережа как бы не видит, то есть, взором объемлет, а разумом не улавливает.
Просвет в тучах обозначился!
Глава восьмая, стратегическая
С девяти утра до перерыва Сережа в зале извелся окончательно.
Он изначально сделал ошибку – решил, что в одиночестве скорее дождется встречи с отцом Амвросием, а качки якобы будут его раздражать. И потому засел в тренерской, как сыч в дупле. Благо студент Вадик присутствовал и за качками присматривал.
Но раздражало его главным образом сознание собственного бессилия.
Он был бессилен перед временем. Не более не менее. Плюс к тому – бессилен перед уголовной фирмой с шестнадцатого этажа и перед мистикой, которые общими усилиями куда-то упрятали Данку с Майкой.
Промучавшись часа этак полтора, Сережа осознал свою психологическую ошибку и вышел из тренерской.
В зале играла музыка, гремело железо, скрипели тренажеры – словом, жизнь продолжалась.
Качки занимались своим делом – растили массу. До чемпионата было еще далеко, никто не сушился, добиваясь мышечного рельефа сверхмалыми весами, никто не накручивал версты на велотренажере, напялив для пущего пота четыре шерстяных свитера, никто, раздевшись почти догола, не учился позировать перед огромным зеркалом. Глаз радовался при виде штанг, увешанных блинами в таком количестве, что грифы прогибались. А когда эти штанги не рывками, а плавно и равномерно вздымались ввысь, сопровождаемые резкими и громкими выдохами качков, Сережа понимал, что не зря живет на свете.
Вдруг в дальнем углу зала, там, где входная дверь, мелькнуло рыжее.
Это могла быть только бешеная прическа Данки.
В три прыжка Сережа одолел весь длинный зал.
Высокая рыжая девица пришла в гости к кому-то из качков. Красивая была девица, с ногами от шеи, и на личико тоже ничего, однако Сереже захотелось взять ее за шиворот и выкинуть из зала.
Целых две секунды он был уверен, что Данка вернулась, и на тебе!..
Он и не предполагал, что способен на такое острое разочарование.
А между тем Данка ему совершенно не нравилась. Все эти годы он ее то терпел, а то терпеть не желал. Она не вписывалась в его представление о женщине.
Вот Майка – та была красивая, обаятельная, сумасбродно-беспомощная женщина, которая могла бы и пропасть, если бы не Сережина логика и физическая сила. Сам себе в этом не признаваясь, Сережа был ей искренне благодарен за то, что она постоянно дает ему повод проявлять истинно мужские качества: ум, решительность, способность взять на себя ответственность и так далее.
А Данка… Ну, какого мнения Сережа мог быть об этом олицетворенном упрямстве? Что он должен был думать о женщине, размахивающей пневматическим пистолетом? Ее попытка выйти замуж изначально вселила в Сережу тревогу. Он не представлял Данку замужней женщиной. Она была слишком самоуверенна, чтобы считаться с мнением мужчины. А Сережа был убежден, что в спорных случаях мужское мнение всегда надежнее женского.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
