— Леня, там, где раки только зимуют, мы живем круглый год, — усмехнулся Таран.
Кетькалов повернулся к нему:
— Не острословь, Толя. Это так ты отблагодарил меня за советы, которые я давал тебе по расследованию того случая?
— Твои советы, мягко говоря, выеденного яйца не стоили. Сам-то ты где в ту ночь был?
— По ночам я имею привычку спать.
— Если спал, то в чьей постели?
— В своей, естественно… — Кетькалов наморщил лоб. — Хотя нет, извини… В ту ночь сработала сигнализация на пузыревском рынке, и мне с группой захвата пришлось до утра мотаться по городу в поисках покушавшихся на кражу.
Таран вздохнул:
— Леня, не надо ля-ля… По вневедомственной охране той ночью никаких происшествий не было, а дома ты не ночевал. Тебе не кажется это странным?
— Нет, не кажется.
— Тогда объясни нам сей подозрительный факт.
Кетькалов изобразил невинную улыбку:
— Тут и объяснять не надо, где может заночевать сорокалетний мужик, если он не импотент.
— Понятно, у любовницы. Адресок своей пассии не назовешь?
— Нет, не назову.
— Помнишь только лишь стены с обоями?
— Какие еще стены?
— Как у Высоцкого: «Ох, где был я вчера, не найду днем с огнем…»
— До такой степени я не напиваюсь.
— Тогда почему адрес забыл?
— Потому, что не в моем характере компрометировать порядочных женщин.
— Скажи, какой джентльмен!.. Твоя «порядочная женщина» скомпрометировала себя еще до твоего рождения.
— Кого имеешь в виду? — хмуро спросил Кетькалов.
— Все ее же, хозяйку «Золотого петушка» Алевтину Тарасовну Мореву.
— Ну и сочинитель же ты, Толя!
Таран осуждающе покачал головой:
— Леня, ты почему такой упертый? Есть документальное кино, где в компании с Пузырем и Алевтиной Тарасовной ваше сиятельство поднимает бокал за то, «чтобы у вас все было и чтобы вам за это ничего не было». Тост, конечно, заманчивый, но несбыточный. За преступно нажитое надо расплачиваться.
— Сфабриковать можно любой компромат.
— А зачем?.. Отвечать за преступление, должен тот, кто его совершил, а не подставной козел отпущения. Давай не будем тянуть резину. Кто из твоих здешних соседей просыпается рано, чтобы пригласить их в понятые?
— Здесь все спят до полудня.
— Ну что ж… Нарушать господский сон не станем. — Таран повернулся к стоявшему рядом Фомичеву: — Володя, съезди с Федей Жильцовым за шахтерами. Они, чтобы прокормиться, встают спозаранку. Пригласи парочку смелых мужиков, которые милиции не боятся.
Фомичев молча направился к оперативной машине. Кетькалова словно укололи:
— Да вы что?! На полном серьезе хотите проводить у меня обыск?
— Разве мы похожи на несерьезных людей? — в тон ему будто удивился Таран.
— Это беззаконие!
— Не волнуйся, Леонид Юрьевич, все будет по закону. Чего ты испугался?
— Пугаться мне нечего. Я возмущен! Если вы не церемонитесь с начальником вневедомственной охраны горуправления, то представляю, как ведете себя с простыми гражданами.
— Точно так же. Наш церемониал регламентируется уголовно-процессуальным кодексом, а он одинаков для всех. Ты же, начальник, не с луны свалился и должен знать прописные истины уголовного права.
— Я знаю не меньше твоего!
— Вот и прекрасно. Если мы заблудимся в правовых вопросах, подскажи, чтобы не перегибали палку.
— Так вы и послушаетесь моей подсказки.
— Послушаемся. Чего ты прежде времени икру мечешь, будто на воре шапка горит.
— Иди ты знаешь куда…
— Знаю, но не пойду, пока обыск непроведем.
Глава XXVII
Фомичев вернулся сравнительно быстро с двумя пенсионного возраста мужчинами. Выслушав прокурорское наставление о правах и обязанностях понятых при обыске, один из них — со следами въевшейся угольной пыли на смуглом лице — задумчиво посмотрел на белокаменный коттедж и со вздохом проговорил:
— Ох, такую хоромину, пожалуй, и за сутки не обыскать.
— А вон, Прокопий, глянь, еще длинный ангар впридачу, — указав взглядом в сторону продолговатого с двумя дверями кирпичного гаража, добавил другой — чуть помоложе и рыжеватый. — Его тоже будем шмонать?
— Будем, — ответил Таран. — Блатную грамоту насчет «шмона» в местах не столь отдаленных освоили?
Понятой ухмыльнулся:
— Не, в заключении ни далеко, ни близко не сидел. От молодежи наблатыкался. Теперь, что парни, что девчата, сплошь и рядом на блатном да матерном тарабарят. Начнешь с ними говорить по-русски, а они в ответ по-своему: «Канай, блин, твою мать, козырно» и так далее.
Бирюков посмотрел на Кетькалова:
— Начнем, Леонид Юрьевич?..
— Дело ваше, — сквозь зубы процедил тот и вдруг заявил: — Только учтите, если на даче или в гараже обнаружится что-токриминальное, я за это нести ответственность не собираюсь.
— Леня, твой юмор не смешон, — резко сказал Таран. — А кто будет отвечать, Ванька Ветров?
— Тот, кто арендует дачу.
— Извини, не расслышал фамилию арендатора.
— Фамилия — Морев.
— Вадим Георгиевич?
— Да.
— А старший браток его, Джон Иванович Корягин, не соучастник аренды?
— Нет.
— Значит, всю беду решили свалить на мертвого?
— Лично мне ни на живых, ни на мертвых валить нечего. Если же Морев чего-то натворил, спроси у него самого.
— Давно с ним виделся?
— С полмесяца или чуть побольше назад, когда договаривались об аренде.
— И с той поры на даче не был?
— Нет. Вчера первый раз заглянул, чтобы посмотреть, все ли здесь в порядке, да вот заночевал с усталости.
— Ну и как насчет «порядка»?
— Кажется, все на месте… — Кетькалов усмехнулся. — А тотальный осмотр я не осуществлял.
— Поленился?
— Не подумал, что дача находится под оперативным наблюдением, и, стало быть, чего-то здесь неблагополучно.
— С какой целью Морев арендовал дачу?
— Ему не столько дача, сколько гараж был нужен. Купленные в Новосибирске игровые автоматы хотел здесь замкнуть, пока в казино для них зал оборудовали.
— И все?
— С его слов все.
— Официальный договор аренды заключали?
— Не люблю крючкотворством заниматься. Никчемная писанина. По русскому обычаю распили магарыч и… отдал я комплект запасных ключей Вадиму.
— Тогда о какой аренде мозги пудришь? Сказал бы прямо: выпили, закусили и… твори, гражданин Морев, на даче начальника вневедомственной охраны, что тебе вздумается.
— А я что говорю? — обиделся Кетькалов.
— Финтишь ты, Леонид Юрьевич, вот что.
— Ну, это как сказать.
— Хоть так, хоть этак, одинаково получается.
По предложению Бирюкова обыск начали с гаража. В просторном с высоким потолком помещении, где, по словам разговорчивого понятого, можно было во всю гонять футбол, стояла всего одна автомашина — новая черная «Ауди-100». Слева от входа, у вторых дверей, на покрытом пылью бетонном полу виднелись отчетливые следы широких автопокрышек, какие обычно бывают у «крутых» японских джипов. Рядом с ними отпечатался более узкий след, вроде как от «ауди».
— Кто тут по гаражу колесил? — обратился к Кетькалову Таран.
— Наверное, Морев своего «Лэнд Краузера» загонял, — мрачно ответил тот.
— Зачем?
— Спроси его.
— Он что, ночевал на даче?
— Я за ним оперативного наблюдения не вел.
— Напрасно. Рядом с джиповскими следами не твоей «ауди» след?
— Я туда не заезжал.
— А кто там ездил?
— Кто-то на легковой…
— Сам вижу, что не на «Колхиде» с прицепом.
— Ну а чего спрашиваешь?.. Задавай эти вопросы Мореву.
— Задал бы, но… вчера Вадим Георгиевич приговорил себя к смертной казни через повешение.
— Странно… Мне о таком намерении он не докладывал, — равнодушно проговорил Кетькалов, как будто это сообщение для него не было новостью или совершенно ничего не значило.
— Тебя, кажется, не печалит столь скорбный факт?
— Я не плакальщица, чтобы по каждому смертнику слезы лить.
— Вы же друзья были…
— У меня таких друзей — до Москвы на четвереньках не переставить.
— Неразборчивость в дружеских связях обычно приводит к дурным последствиям.
— Не читай мораль.
— Сами с усами?
— Хотя и без усов, но соображаю не хуже тебя. Что касается промашки с Моревым, то, как говорится, и на старуху бывает проруха.
— Смотря какая старушка. Если как Алевтина Тарасовна, то там сплошные «прорухи».
— Не плети, Анатолий Викторович, лишнего.
— Сам ты, Леонид Юрьевич, заплелся в очень скверную историю.
Пока подполковник Таран разговаривал с Кетькаловым, Лимакин, Слава Голубев и Бирюков внимательно осматривали правую часть гаража. Здесь у зарешеченного окна возле тонконогого столика стояли две табуретки. На столике — электрический чайник «Тефаль», два фарфоровых бокала, эмалированные кастрюля и миска с двумя лежавшими в ней ложками. Возле миски валялась пустая разорванная пополам красная пачка от сигарет «Прима» и стояла жестянка из-под импортной тушенки, полная окурков да жженых спичек. За столом, в углу, выстроились в три ряда пустые бутылки с этикетками водки «Распутин» и много опустошенных пивных банок «Факс». Стоявшая тут же плетеная корзинка для мусора была наполнена доверху разорванными упаковками пищевых концентратов, чая, раздавленными спичечными коробками и пустыми консервными банками.
