Она знала. Дети вообще усваивают новые понятия быстрее, чем взрослые. К тому же, анабиоз был любимой темой комиксов.
– Но ведь я тебя никогда больше не увижу, Дэнни! – воскликнула она с ужасом.
– Увидишь. Это долгий срок, но я еще увижу тебя. И Пит – тоже. Ведь Пит тоже ложится в анабиоз.
Она удрученно посмотрела на Пита.
– Дэнни… а почему бы тебе с Питом не поехать в Браули и не жить с нами? Так же будет лучше. Бабушка будет любить Пита. И тебя она тоже полюбит – она говорила, что в доме должен быть мужчина.
– Рикки… дорогая моя Рикки… я должен. Не мучай меня.
Она сердито глянула на меня, подбородок ее задрожал.
Я разорвал конверт.
– Я знаю, это все из-за нее!
– Что? Если ты говоришь о Белле, то она тут ни при чем. Совершенно ни при чем.
– Она не собирается в анабиоз вместе с тобой?
– Боже мой, конечно, нет! – меня даже передернуло. – Мы разошлись с ней на веки вечные.
Это мало успокоило Рикки.
– Я так обиделась на тебя из-за… этой. Ты ужасно меня обидел.
– Прости, Рикки. Мне, честное слово, очень жаль. Ты была права, а я – нет. Но она здесь не при чем. Я покончил с ней навсегда и вычеркнул ее из своего сердца. А теперь – смотри сюда, – я достал сертификат моих акций в «Горничных, Инкорпорейтед». – Ты знаешь, что это такое?
– Нет.
Я объяснил.
– Меня долго не будет, Рикки, и я хочу чтобы это было у тебя.
Тут я достал мое письмо с инструкциями, порвал его, а клочки засунул в карман. Нельзя было рисковать – Белл способна на любой подлог. Я прочел передаточную надпись на обороте сертификата, пытаясь сообразить, как сделать, чтобы в банке…
– Рикки, а как твое полное имя?
– Фредерика Вирджиния. Фредерика Вирджиния Джентри. Ты же знаешь.
– Джентри? Но ты же сказала, что Майлз не удочерял тебя?
– Ой! Меня так давно зовут Рикки Джентри, что я совсем забыла. Ты имеешь в виду мою настоящую фамилию? Хайнке, как у бабушки… и моего настоящего отца. Но меня никто так не зовет.
– Теперь будут.
Я надписал: «Фредерике Вирджинии Хайнке». Затем добавил: «Выплатить по достижении ею двадцати одного года». Теперь я сообразил, что мое первое поручение в любом случае не имело законной силы.
Тут я заметил, что наша церберша пристально поглядывает на нас, и взглянул на часы – мы разговаривали уже целый час.
Но нужно было заверить передаточную надпись.
– Мэм?
– Да?
– Скажите, пожалуйста, где я могу поблизости заверить документ? Есть здесь нотариус?
– Я – нотариус. Что вы хотите заверить?
– Господи! Чудесно! И печать с вами?
– Всегда со мной.
В ее присутствии я подписал передаточную надпись, а она, даже погрешив против совести, избрала расширенную форму свидетельства: «…и лично известный мне под именем Дэниель Б.Дэвис…» (Ведь Рикки достаточно ясно показала, что знает меня, да и Пит красноречивым молчанием подтвердил, что я – полноценный член кошачьего братства). Потом она поверх моей подписи поставила печать, подписалась сама, и я с облегчением вздохнул. Пусть теперь Белла попробует смошенничать!
Она удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала.
– Ваша неоценимая помощь предотвратила трагедию, – торжественно объявил я.
– Сами знаете – интересы детей прежде всего!
Она отвергла гонорар и удалилась в домик.
Я вернулся к Рикки и сказал:
– Отдай это своей бабушке. Скажи, пусть она отнесет это в местное отделение Американского Национального банка. Там сделают все, что нужно, – и положил сертификат перед ней.
Она даже не дотронулась до него.
– Это связано с деньгами, да?
– Да. Пока это немного стоит, но со временем…
– Я не возьму.
– Но я хочу, чтобы это было у тебя, Рикки.
– Я не возьму. Не хочу, – голос ее задрожал, на глаза навернулись слезы. – Ты уходишь навсегда… а меня бросаешь, – она всхлипнула. – Совсем, как тогда, когда ты был помолвлен с этой. Ты мог бы взять Пита и жить с бабушкой и со мной. Я не желаю твоих денег.
– Рикки, послушай меня. Уже поздно что-либо менять. Я ничего не могу сделать, даже если захочу. А этот сертификат – твой.
– А я не хочу с ним связываться, – она погладила Пита. – Я даже не успела хорошенько приласкать Пита. И Пит меня бросает… У меня не будет даже Пита…
– Рикки. Рикки-Тикки-Тави, ты хочешь снова увидеть Пита… и меня?
– Конечно, – ответила она шепотом. – Но я не смогу.
– Сможешь.
– Да? Как? Ты же сказал, что ложишься в анабиоз на тридцать лет.
– Да. Я должен. А тебе я скажу, что надо сделать, чтобы мы встретились. Будь хорошей девочкой, слушай бабушку, ходи в школу – а деньги тем временем будут расти. Когда тебе исполнится двадцать один год, и если ты к тому времени не забудешь нас – ляг в анабиоз, денег на это у тебя хватит. Когда ты проснешься, мы будем ждать тебя. Мы с Питом обязательно дождемся. Торжественно обещаю.
Она немного успокоилась.
– А вы точно будете там? – спросила она после долго раздумья.
– Да. Мы даже можем договориться о точной дате. Если ты не раздумаешь, сделай точно, как я скажу. Обратись в страховую компанию «Космополитен» и распорядись, чтобы тебя положили в Риверсайдский Санктуарий, что в Риверсайде… а еще – вели, чтобы тебя разбудили первого мая 2001 года. Я буду тебя дожидаться. Если ты захочешь, чтобы я был при твоем пробуждении – так и скажи им, если нет – я буду ждать тебя в вестибюле. Я знаю этот Санктуарий. Там тебе будет хорошо, – я достал еще один пакет, приготовленный в Денвере. – Тебе нет нужды запоминать все это: здесь все написано. Сохрани его до совершеннолетия, тогда и прочтешь. Но помни: что бы ты ни решила, мы с Питом все равно будем ждать тебя.
И я положил конверт поверх сертификата.
Мне казалось, что я смог убедить ее, но она и теперь не дотронулась до бумаг. Она лишь глянула на них, а затем тихо сказала:
– Дэнни…
– Что, Рикки?
Я едва слышал ее шепот.
– Если я сделаю все это… – проговорила она, глядя себе под ноги, – …ты женишься на мне?
Мне в голову ударила кровь, в глазах потемнело, но я ответил твердо и громко:
– Да, Рикки. Я только этого и хочу. Именно поэтому я и ложусь в анабиоз.
* * *
Я оставил ей еще один конверт, с надписью: «Вскрыть в случае смерти Майлза Джентри». Я не стал объяснять ей, что в нем, просто попросил сохранить. Там были сведения о похождениях Беллы. В руках адвокатов это обеспечит Рикки наследство Майлза, даже против его воли.
Потом я снял с пальца кольцо, полученное при выпуске из института (другого у меня не было) и отдал его Рикки. Так мы с ней обручились.
– Оно тебе великовато, но ты все равно храни его. Когда ты проснешься, я приготовлю тебе другое.
Она крепко зажала кольцо в своем кулаке.
– Не нужно мне никакого другого.
– Хорошо. А теперь – прощайся с Питом. Мне пора ехать. У меня больше нет ни минуты.
Она крепко обняла Пита, потом отдала его мне и твердо посмотрела мне в глаза. Две слезинки скатились по ее щекам, оставляя за собой чистые дорожки.
– Прощай, Дэнни.
– Не «прощай», Рикки, а до свидания. Мы будем ждать тебя.
* * *
В четверть десятого я вернулся к мотелю. Там я узнал, что рейсовый вертолет улетает через двадцать минут, живо отыскал торговца подержанными автомобилями и провернул рекордную по скорости сделку, спустив свою машину за полцены. Я умудрился контрабандой протащить Пита в вертолет (летчики недолюбливают котов) и в одиннадцать с минутами был уже в кабинете мистера Пауэлла.
Тот уже беспокоился, не передумал ли я, а потом вознамерился прочитать мне лекцию о том, как нехорошо терять документы.
– Это не по правилам. Что я скажу судье? Он может отказаться заверить контракт во второй раз.
Я достал наличные и помахал ими перед ним.
– Бросьте капать на мозги, уважаемый. Будете вы заниматься мною или нет? Если нет, так и скажите. Тогда я отнесу свои деньги в «Центральную». Я хочу заснуть именно сегодня.
Это подействовало, хотя он и продолжал ворчать. Он упомянул, что Компания не может гарантировать пробуждение в точно назначенный день.
– Обычно мы пишем в контракте: «Плюс-минус один месяц, на усмотрение администрации».
– Так не пойдет. Пишите – 27 апреля 2001 года. Я так хочу, и мне безразлично, кто это сделает – ваша Компания или «Центральная». Вы продаете, мистер Пауэлл, – я покупаю. Если вы не можете продать то, что мне нужно, я найду другое место.
Он переделал контракт, и мы подписались под ним.
Ровно в двенадцать я предстал перед врачом.
– Вы больше не пили? – спросил он.
– Трезв, как судья.
– Это не критерий. Посмотрим.
Осматривал он меня еще придирчивее, чем «вчера». Наконец, он отложил резиновый молоток и сказал:
– Удивительно. Вы же совершенно здоровы, не то что вчера. Просто невероятно.
