– Дом, как я понимаю, тоже твой?
– Да.
– Но я не твоя девушка, Айди.
– Ты – мой друг.
Это понравилось бы маме, – неожиданно думает она. Да нет же, мама была бы просто счастлива, если бы увидела подобную мизансцену в кино. Промытая дождем улица, подъезд пафосной высотки, чьи верхние этажи теряются в темноте. Сейчас они спустятся в подземный гараж, а подземные гаражи одинаковы везде. Бетонные стены, бетонный пол, тусклое освещение. Антураж для триллера о серийном убийце, но насчет этого можно не беспокоиться.
Мама не станет тратить время на триллеры.
* * *
Оставив машину в гараже, они поднимаются в квартиру Айди, уже отрекомендованную им как «пентхаус». Однажды Миша уже посещала похожие апартаменты, но тот ее визит был связан с убийством антиквара. Лужи крови на полу, следы борьбы, расколотый фарфор – о том, чтобы оценить обстановку с точки зрения обывателя, а не полицейского, не могло быть и речи.
Впрочем, и жилище Айди оставило ее равнодушной, поразила лишь терраса, с которой открывался фантастический вид на город и реку. Все остальное было вполне ожидаемо: дорогая мебель, дорогая техника, несколько абстрактных картин (тоже дорогих, как предположила Миша). Жаль, что здесь нет ни одной модели корабля, ни одного плаката с Куртом Кобейном. Жаль кактусы, которые с успехом заменили орхидеи в высоких стеклянных тубах. Миши даже не уверена – живые ли они.
Вот кактусы – те были живыми. Растрепанными и не очень счастливыми. А орхидеи выглядят вполне удовлетворенными жизнью, самодовольными и напыщенными, – наверняка, к ним приставлен специальный человек. Он следит за цветами, снимает увядающие лепестки и вовремя меняет воду. Человек, точнее – женщина, филиппинка или тайка; 0048 против 0729, что Айди никак не может запомнить ее имя и вообще не в состоянии воспроизвести ее облик в памяти.
Что-то маленькое, хрупкое и черноволосое. Молчаливое, как и ее подопечные орхидеи.
– Выпьешь чего-нибудь? – спрашивает Айди.
– Кофе.
– Сейчас приготовлю.
Он отправляется в дальний угол своей огромной гостиной; в тот ее конец, где расположена кухня. Возится с кофеваркой, хлопает дверцей холодильника.
В этом доме слишком мало Айди, вот оно что! В этом доме нет ни одной вещи, которая могла бы рассказать о нем нынешнем. Ответ можно было бы поискать в абстрактных картинах, но Миша не сильна в современном искусстве.
Напрасно она согласилась подняться сюда.
Впрочем, еще не поздно уйти. Она выпьет кофе и уйдет, несмотря на неудовольствие невидимой мамы, угнездившейся на первом ряду, с ведром поп-корна в руках.
– Ну, как тебе моя берлога?
– Впечатляет.
– Ты еще не видела спальни.
– Хочешь пригласить меня на экскурсию?
– В рамках ознакомительного тура. Почему нет?
– Как-нибудь в другой раз.
– Ловлю тебя на слове, – Айди улыбается и это – хорошая улыбка, виноватая и немного застенчивая.
Миша берет чашку с принесенного им подноса и отправляется на террасу; туда, где есть река, темные, усеянные огоньками набережные и город. Ей все труднее оставаться с Айди один на один, это пробуждает в ней странные желания, непонятное томление, – так что свидетели не помешают.
– Прекрасный вид. Ты был прав.
– Я тоже к нему привязан.
– Настолько, что решил продать квартиру?
– Ты ничего не забываешь, – смеется Айди. И это – хороший смех, раскатистый, беспричинный и свободный. – Все просто. Возможно, в скором времени мне придется уехать.
– Куда?
– В наш филиал в Гонконге.
– Разве ты не собираешься возвращаться?
– Пока не знаю.
Когда он успел проделать это? Миша готова поклясться, что низкий журнальный столик возле окна был пуст. Но сейчас на нем лежит квадратный лист плотного картона. Она узнала бы его из тысячи других: и эти обтрепанные края, и цифры в кружках, и затейливые рисунки на игровом поле, больше напоминающие средневековые гравюры.
Змеи и лестницы – любимая игра их с Айди детства.
Когда он успел разложить ее?
– Что это? – дрогнувшим голосом спрашивает Миша.
– Не узнаешь?
– Ты ее сохранил…
– Единственное, что осталось у меня от прошлой жизни. Хочешь, сыграем?
– Не слишком подходящее время для игры.
– Ну же, Миша! Много времени это не займет. А потом я отвезу тебя домой, как и обещал.
Искушение слишком велико, чтобы она могла сопротивляться.
– Но только одну партию.
Вместе со змеями и лестницами они перекочевывают на пол: так удобнее бросать кубик, не опасаясь, что он свалится вниз и закатится куда-нибудь под кресло. Айди достается белая фишка, Мише – красная, это повелось с самого начала, с долгих вечеров в комнате Ящерицы. Красный – цвет отваги, белый – цвет нежности; из них двоих именно Миша всегда была отважной, а Айди – нежным и терпеливым. Но сейчас отвага покинула Мишу, ее сердце бьется чаще, чем обычно. Так бывает, когда она неожиданно натыкается на единственно верную версию в ходе расследования какого-нибудь дела. Или выходит победительницей в спортзальной схватке.
Так почему ей совсем не хочется побеждать?
Победа означает конец игры. Все последующее предопределено: Айди отвезет ее домой, и она снова останется одна.
Ей не хочется побеждать, но она и не победит. Победителем обычно выходит везунчик Айди. Правда, сейчас что-то ломается в привычной детской схеме. Вместо того, чтобы триумфально взмывать по лестницам, Айди пасется у змеиных хвостов. Цифры на кубике то и дело разочаровывают его, они слишком далеки от желаемого. Не проходит и десяти минут, как Миша оказывается на последнем – сотом – квадрате.
Игра закончена.
– Ну вот и все, – грустно говорит она.
– Только одна партия. Я помню.
Некоторое время они сидят, не сводя глаз друг с друга.
– Это неправильно.
– Что – неправильно?
– Мы забыли о самом главном, – Айди подбрасывает кубик в руке.
Цена победы – откровение. Или тайна, которой не грех поделиться с лучшим другом.
– Мы не сделали ставки.
– Предлагаешь переиграть? – сердце Миши готово выскочить из груди.
– Если ты не возражаешь.
– Нет.
– Тогда вот что. Сыграем на эту ночь.
– Что ты имеешь в виду?
– Если я выиграю – ты подаришь мне эту ночь.
– Не поняла?
– Сегодня ночью ты останешься со мной. Что тут непонятного?
– Звучит несколько двусмысленно.
– Это не то, что ты подумала.
Сейчас, сию секунду, Миша вообще не способна ни о чем думать, кроме того, что предательское сердце может выдать ее в любой момент: уж слишком громко оно стучит.
– Вот как?
– Мне нужно многое рассказать тебе. Боюсь, что одной ночи не хватит.
– Постарайся уложиться.
– Не обещаю. А твоя ставка?
– Наверное, я не буду оригинальна. Если я выиграю – ты подаришь мне эту ночь.
– Так нечестно, – смеется Айди.
– Может, и нечестно. Какая разница?
Впервые за этот долгий день напряжение покидает Мишу. Нечестно – быть нечестной с собой, прятаться от очевидного. Все эти годы она ждала его – мальчика с цыплячьей шеей, который видит то, чего не видят другие.
…Конечно же, он выигрывает – три раза кряду.
– Тебе по-прежнему везет, – замечает Миша. – Ничего не изменилось.
– И правила остались прежними. У тебя есть страшная тайна, которую ты готова поведать лучшему другу?
У нее есть тайна. Но Айди – последний человек, которому она расскажет о ней. Так что придется отделываться зарисовками из жизни полицейского, благо, за десять лет их у Миши накопилось предостаточно. Большинство – леденящие душу истории о человеческой низости и жестокости. Лучше никогда не знать о них и никогда с ними не сталкиваться: вот и лицо Айди застыло, превратилось в маску. Маска гневается, сострадает, исполнена ярости. Самый настоящий театр Кабуки, где эмоции подаются в чистом виде и надолго фиксируются.
– Прости. Не нужно было рассказывать тебе все это.
– Это и есть твоя жизнь?
– Бóльшая ее часть.
– Иди ко мне.
Его слова окрашены в белый – цвет нежности и терпения. Он обнимает Мишу за плечи и крепко прижимает к себе. И осторожно касается губами виска.
– Жаль, что все эти годы меня не было рядом.
– Это ничего бы не изменило, Айди.
Некоторое время они так и сидят, обнявшись. В голове Миши просторно и гулко, как в комнате, откуда вывезли старую мебель, но еще не завезли новую. И сердце больше не пытается выпрыгнуть из грудной клетки: оно успокоилось, замерло.
– А у тебя есть страшная тайна?
– Не такая уж страшная. Я игрок. Иногда играю в казино и делаю крупные ставки.
– Выигрываешь, надо полагать?
– Случается. И тот тип… NN. Он тоже игрок.
– Только не говори, что он отирается возле одноруких бандитов.
– Он играет в специальной комнате. В любом казино есть комнаты, куда большинству вход запрещен.
– Ну, а ты, конечно, входишь в число избранных?
– Вот это и есть моя страшная тайна. Покер в последнюю пятницу месяца. Мы встречались с NN за столом и в последний раз он проиграл крупную сумму.
