– Потом?
– Когда кончится день?
– Ты ужасная зануда, – смеется Айди. – Дай ему хотя бы начаться.
– Я слишком спешу?
– Нет.
– Забегаю вперед?
– Нет. Ты задаешь вполне разумные вопросы.
– Найти ответ на разумные вопросы не так уже легко.
– Проще, чем ты думаешь.
– И ты нашел его?
– Ты сама его знаешь. Нет никого лучше тебя.
Безупречный ответ и безупречный, без единого изъяна, Айди. Ни одному детектору лжи он не по зубам.
– Тот портрет, в нише…
– Ты заметила его?
– Не сразу. Откуда он?
– Купил пару лет назад на блошином рынке. Не смог пройти мимо.
– Почему?
– А у тебя нет никаких соображений по этому поводу?
– Только одно. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Это и есть правда, малыш. Я скучал по тебе и мне очень тебя не хватало.
За последние пятнадцать лет никто не называл ее малышом. Миша зарывается лицом в грудь Айди: только бы он не увидел ее слез.
…Самый счастливый день в ее жизни они проводят вместе – целый огромный день, за исключением двух часов, когда Айди вынужден уехать по делам. Переговоры с азиатскими партнерами, отменить которые невозможно, – так комментирует он свою отлучку.
Жаль, что Миша не умеет готовить.
Иначе она приготовила бы обед: что-нибудь экзотическое, заставляющее вспомнить об островах в Тихом океане. Или – не слишком экзотическое, но непременно вкусное. То-то бы удивился Айди! Но, судя по содержимому холодильника, он непривередлив в еде и вообще предпочитает питаться вне дома. Все, что смогла найти Миша, – кусок сыра, яйца, банка с анчоусами и начатая бутылка вина.
Прихватив вино и закутавшись в плед, она отправляется на террасу. Даже хорошо, что Айди ушел и у нее появилось время, чтобы осмыслить произошедшее. Ведь рядом с ним Миша вообще не способна ни о чем думать, она полностью сосредоточена на своих ощущениях: совершенно новых, не испытываемых никогда прежде. Контроль над собой потерян полностью, и совершенно неясно огорчает это Мишу или – наоборот – радует.
Что будет с ними завтра? А через месяц?.. Теперь, оторвавшись от Айди, Миша – как никогда – близка к пониманию: они слишком разные. Вот если бы Айди был полицейским или она – сотрудником фармацевтической (или любой другой) компании. Они слишком разные, схожи только их холодильники, в которых ничего нет. Но, как подозревает Миша, в этом-то и заключается пропасть между ними. Айди незачем тратиться на продукты, он, наверняка ужинает в дорогих ресторанах. А после отправляется в закрытый клуб, куда Миша может попасть лишь воспользовавшись своим удостоверением.
И казино. Не стоит сбрасывать со счетов казино. Рискованная игра по-крупному – в нее играют не самые законопослушные мальчики. И девочкам (особенно тем, что служат в полиции) следовало бы их избегать.
Поздно. Слишком поздно.
Она уже влипла и вовсе не собирается отлипать. И совершенно неясно, огорчает это Мишу или – наоборот – радует. Да и думать о будущем непродуктивно. Девочки, что служат в полиции, осведомлены, как никто: будущее может не наступить вовсе. Жизнь просто обрывается в один – не самый прекрасный – момент, к которому никто не готов: ни жертвы преступлений, ни их родственники, ни Готфрид Шолль.
Готфрид Шолль тянет за собой NN, и Миша честно пытается систематизировать в голове отрывочные знания о нем. NN — личность, почти легендарная в полицейских кругах. Он начинал с самых низов и не пропустил ни одной ступеньки в карьере, которая вовсе не была простой. Чего в ней точно не было – так это белых пятен. Репутация NN настолько безупречна, что даже занятие политикой (не самый почтенный вид деятельности по мнению обывателей) не нанесло ей урона. И как совместить все это со специальной комнатой в казино и жестким диском из «Донер Кебаба», Миша не имеет ни малейшего понятия.
С другой стороны, у нее нет оснований не доверять Айди. История с гольф-клубом и потенциальной покупкой квартиры выглядит вполне достоверной, как и десятки других историй других людей, выслушанных Мишей за последние дни. То, что их телефоны оказались в записной книжке Шолля, – несчастливое стечение обстоятельств, не больше. Айди как раз из этого большинства – невиновных и непричастных. Его даже в суд вызывать бы не пришлось – слишком ничтожна его роль в жизни Готфрида Шолля. Беседой с Мишей все бы и ограничилось, но Айди сообщил ей об NN. Он пошел на риск, возможно даже, не просчитав, какими будут последствия.
Они не заставят себя ждать, как только Миша обратится за поддержкой к вышестоящему начальству. NN — слишком масштабная фигура, и нужны серьезные основания, чтобы получить право на слежку и прослушку его телефонов. Свидетельств одного Вернера Лоденбаха недостаточно, необходимы другие, – документально подтвержденные. Владельцы или владелец «Донер Кебаба» у Центрального вокзала, партнеры по покеру – вряд ли NN садился за стол со случайными людьми. Их показания (если и когда Мише удастся добыть их) будут весьма кстати.
Вот черт.
За покерным столом находился и сам Айди – выходит, он тоже не случаен?
Поскорей бы ее так счастливо обретенный возлюбленный покончил с делами! Его присутствие успокаивает Мишу, не дает возникнуть дурными мыслям и ненужным подозрениям. Но разве она в чем-то подозревает Айди? Нет. Если бы он хотел что-то скрыть, то просто бы промолчал. А он демонстрирует открытость, он полностью доверяет Мише. Доверие – разве это не главное?
…Он возвращается, как и обещал, – через два часа. И привозит с собой целый пакет еды – до чего же он мил! Оказывается, есть вещи, о которых Миша даже не подозревала: например то, что ее парень (о боже! ее! парень!) отлично готовит.
– Ну, как? – спрашивает Айди, внимательно наблюдая, как она расправляется с отбивной.
– Здорово. Очень вкусно!
– Извини, что пришлось взять инициативу на себя. Может, лучше было бы пообедать где-нибудь в ресторане?
– Да нет же, говорю тебе. Все замечательно, и мясо отменное. И потом… Я бы не хотела, чтобы нас видели вместе.
– В ресторане? – изумляется Айди.
– Где бы то ни было.
– Но почему?
– Ты – один из свидетелей по делу Шолля. Возможно, скоро станешь основным. Наше… неформальное общение никто не одобрит.
– Вот как ты это называешь. Неформальным общением?
Кажется, она сморозила какую-то глупость. Но Айди не обижен, скорее – огорчен.
– Прости. Я…
Он не дает Мише договорить – закрывает рот долгим поцелуем.
– Это – неформальное общение? Или, может быть, это?… – руки Айди забираются под ее футболку:
Как получилось, что никогда не отступавшая от правил Миша Нойманн; безупречный, твердый, как скала, полицейский Миша Нойманн нарушила все правила сразу? Совершила должностное преступление?
Винить можно только себя.
Айди вовсе не требовал от нее подробностей дела Готфрида Шолля, он всячески старался уйти от них (так, во всяком случае, ей казалась поначалу). Она сама – сама! – преподнесла их на блюдечке. Не моргнув глазом, сдала всех ключевых фигурантов, очертила круг свидетелей и подозреваемых, озвучила все возможные версии. Лежа в постели, в объятьях Айди, Миша проговаривала детали будущей операции – с таким апломбом, как будто именно она стояла во главе всей криминальной полиции Франкфурта. Конченая идиотка, зачем она это делала?
Чтобы еще крепче привязать к себе нежного Ящерицу. Ничего не изменилось за прошедшие полтора десятилетия – Миша по-прежнему его защитник. Лучший друг – преданный и верный. А теперь еще – и возлюбленная. Есть от чего потерять голову, она – не первая и не последняя, миллионы женщин попадаются в один и тот же любовный капкан. И слишком поздно понимают, что это капкан; вырваться из него без потерь невозможно.
Капкан имени Айди хорошо замаскирован, устлан мягкой травой клятв и обещаний. Забросан ветками, на которых пышным цветом цветут прикосновения и поцелуи. Несколько раз Айди порывался поговорить с Мишей о будущем (конечно же, совместном), но она останавливала его.
Все из-за NN, всесильного подельника Готфрида Шолля. Пока он не выведен на чистую воду, будущее Миши и Айди под угрозой. Но к этому, самому важному в Мишиной жизни разговору, они обязательно вернутся, когда дело будет закончено.
– Поступай, как считаешь нужным, – соглашается Айди. – Просто ты должна знать – я люблю тебя и я – на твоей стороне!
Быть на ее стороне означает сознательно подвергать себя опасности. И Миша не может оценить великодушия человека, в которого влюблена. Никогда, никогда ей не расплатиться с Айди за острые приступы счастья: ей хочется плакать и смеяться одновременно, говорить глупости и совершать глупости, хотя ситуация вовсе не располагает к этому. Часами разглядывая спящего Айди, она думает о том, что не переживет, если с ним что-нибудь случится.