Так бы и прошла, но остановилась в очередной раз, отдыхая. Посмотрела по сторонам и увидела мужчину, сидящего прямо на тротуаре, вытянув ноги, опершись спиной о стену дома и низко опустив голову на грудь. И редкие прохожие старательно его обходили, неодобрительно, презрительно косясь. А Санька вот не обошла, ничего, по обыкновению, не замечая от усталости, остановилась передохнуть в полуметре от его вытянутых ног.
«Пьяный», – подумала сразу первое приходящее на ум. Саша пригляделась повнимательнее. Может, он и был пьяным, но не алкаш, не бомж, это точно – одет весьма прилично, а при внимательном рассмотрении оказалось, что и дорого. А еще он плакал.
Здоровый такой мужик, лет около сорока пяти, дорого одетый, сидит в центре Москвы на тротуаре и плачет – ничего себе сюжетик!
И Сашку что-то зацепило.
Она волоком подтащила сумки к нему поближе, чтоб кто-нибудь, проходя мимо, ненароком не спер ее полумесячную зарплату в продуктовом эквиваленте, присела на корточки возле него и спросила – больше настороженно, чем участливо, с надеждой на его отрицательный ответ:
– Вам плохо?
Он медленно поднял голову, посмотрел на нее заплаканными, покрасневшими глазами, удивился.
«Сейчас пошлет!» – подумала Сашка.
– Очень, – признался он.
– Вызвать «Скорую»? – обрадовалась она простому логическому объяснению такого сидения на асфальте.
– Нет.
– У вас случилось что-то? – теперь расстроилась она, поняв, что он не болен и даже не пьян. Выпивший наверняка, запашок-то был, но не пьян точно!
– Мне очень плохо, тошно так, что не продохнуть!
Почему? Зачем? Он ей признался, словно душу вывернул.
– Горе? – сделала последнюю попытку привязать все к простому объяснению Александра.
– Нет, не горе и не беда, не пьянка, не сердце, не любовь несчастная, – ровным, не окрашенным эмоциями голосом отозвался мужик. – Очень, очень тошно! Устал так, что не чувствую ничего, как лабораторный хомяк, вынужденный все время бежать в колесе, пока не подохнет. Знаете, проводят такие эксперименты ученые, заставляют хомяка или крысу, не знаю, все время бежать. Если он останавливается, его бьет небольшим разрядом тока, и он бежит, пока не упадет от усталости и не сдохнет!
Сашка смотрела на него во все глаза, разглядывала выражение его глаз, от многочисленных неоновых витрин и фонарей было совсем светло, и она видела очень ясно, как он на нее смотрит и что кроется в его глазах. Ее продрал мороз по коже – пробежал тем самым током, который дают лабораторной крысе, по позвоночнику и застрял где-то в затылке, подняв волосы дыбом.
Она плюхнулась рядом с ним на асфальт, тоже вытянув ноги и не находя в себе сил отвести взгляд от его глаз.
– А… – протянул он, – вижу, вы меня понимаете.
Она понимала! Она вдруг прочувствовала до самого дна эту отупляющую, перешедшую все возможные пределы усталость, уже давно не только телесную, пожравшую все: душу, жизнь, будущее, которого просто нет, все женское в ней, молодое и не молодое, все мозги, стремления, надежды, эмоции – все, все!!!
И тошно – это хоть какая-то эмоция, маленьким зеленым, чахлым росточком пробившаяся через слой черной равнодушной пустоты.
– Понимаешь, – объяснил мужик, – эта усталость, бег непрекращающийся убил меня. У меня друг умер недавно, лучший друг! Единственный! А я сижу на поминках, слушаю, что говорят, поминая его, и понимаю, что ничего не чувствую, даже горя! Втихаря на часы поглядываю, прикидываю, когда смотаться можно, еще поработать успею, к любовнице на часок заехать и домой, спать. Нет человека, понимаешь? Не его, он-то человеком умер, меня нет! Я вот сегодня понял, что даже не мечтаю ни о чем! Хотя бы о чем-нибудь!! Все безразлично, ничего не цепляет – тупо, тошно, никак! Если человек перестает мечтать, значит, он умер!
– Ну вот ведь плачете, жалеете себя, может, оживаете? – предположила она.
– Плачу от бессилия!
Она отвела от него взгляд, подтянула к себе одну из сумок, достала из нее батон хлеба, отломила кусок.
– Будете? – предложила Сашка.
– Буду, – вздохнул мужик и взял предложенный хлеб.
Сашка отломила и себе, откусила. Они жевали молча, глядя куда-то вперед, вздыхали потихоньку каждый о своем.
Мечтать! Наверное, это было бы прекрасно – мечтать! Она давно уже ни о чем не мечтала, даже о том, что вот случилось бы такое счастье, свалились бы деньги с небес или распродажа копеечная дорогих товаров, продуктов – ну хоть на таком уровне!
Они так же молча съели еще по куску булки.
– Вам нельзя сидеть на земле, застудитесь, – проявил неожиданную заботу мужик.
– Вам тоже ни к чему.
– Да, некрасиво я как-то, – осмотрелся он вокруг, оценивая ситуацию. – Давайте вставать!
Он поднялся, помог встать Сашке и оказался намного ее выше, она посмотрела ему в лицо, запрокинув голову.
– Спасибо вам, девушка, вы мне помогли. Надо, наверное, познакомиться? – неуверенно спросил он.
– Нет, – не согласилась Сашка, – вы мне тоже помогли. Без имен помощь честнее.
– Да. Вас проводить?
– Нет, это уже из области обычной жизни, а откровения такого уровня для обычной жизни неприемлемы. До свидания, – улыбнулась Сашка.
– До свидания, – улыбнулся он в ответ, поцеловал ей руку и шагнул в сторону.
Она посмотрела в его удаляющуюся широкую спину, подхватила свои сумки и медленно пошла к дому. Но, пройдя всего несколько шагов, остановилась, замерев, захваченная врасплох пришедшей неожиданной мыслью.
Она, молодая, здоровая женщина, много чего уже добившаяся в жизни, не мечтает, даже не думает, о любви, любимом мужчине, семье, детях! Даже о сексе не думает и не мечтает! Ни о чем, нормальном, естественном в любом возрасте, тем более в ее!! Ей же еще и тридцати нет, а она не живет, не дышит, у нее даже будущего нет!!
Потому что нет никакой мечты! Она мертвая!! Она и не помнит, когда думала, что хочется любить, быть любимой, на свидания ходить, одеваться красиво!!
Она умерла!! Есть некая телесная оболочка – с именем, фамилией и отчеством, с прилагающимися к ним регалиями, званиями, а ее – Александры Романовой – нет!
Она пустая, ей ничего не хочется, ее ничего не интересует, ее не заботит будущее, единственное, о чем еще думает эта телесная оболочка, как заработать и где на прокорм себя и мамы.
– Меня нет! – прошептала Сашка потрясенно. – Я не живу. Даже не выживаю. Я перестала быть!
И так ей стало страшно, она на какие-то секунды вдруг почувствовала леденящую дыру пространства безразличия, в которое падала. Падала. Падала!
– Я похоронила будущее.
Александра на всю жизнь запомнила это ощущение и свой страх от соприкосновения с бездной безразличия в себе, порожденной убийством вечно вынашиваемого ребенка внутри каждого человека – мечты!
