Расстегнув и стянув с нее платье, я взялся за себя и стал развязывать разлетайку. Таш внимательно следила за моими движениями. Когда я потащил разлетайку через голову, она подалась вперед, и я вдруг почувствовал, что она трогает рубец пальцем.
- Нравится? - спросил я.
- Я и не такое видела, - сообщила Таш.
- Где?
- Там же, где и ты. На войне. Я начинала таскалкой, пока меня не взяли на операции.
- Не страшно было? - спросил я
- Сначала страшно, потом привыкла. Война не спрашивает.
- Да, - сказал я и расстегнул зажим ее стабитизирующего пояса, - это ты правильно заметила
Чем меньше оставалось на ней одежды, тем чаще пресекалось от восхищения мое дыхание и тем большее нетерпение чувствовал я в своих мышцах, переполненных закипающей быстрой кровью. У Таш была фантастическая фигура. Я видел много женщин и знал настоящую цену ее узким лодыжкам, тонким плечикам, нежной линии горла и хрупким верхним косточкам таза, выступающим над плоским животом. Колдовское очарование абсолютной беззащитности и затаившегося огня, спрятанного в гибком и упругом теле, мутило мое сознание, делало меня невероятно сильным и одновременно мягким, как нагретый изолят.
Уложив Таш, я не торопился. Соблюдая ритуал, я нагнулся и, разведя ее ноги, поставил их на свою голову. Член мои гудел, как колонна трансформатора, но я не спешил, изо всех сил растягивая предстартовую ласку, целуя и гладя ее от распахнутых настежь ключиц до нежнейших фасолинок пальчиков на ногах. Я действовал предельно технично, понимая, что искушенная в любви Таш заметит каждую мою ошибку, а я вовсе не хотел оказаться повторником, стыдливо выходящим с экзамена через запасную дверь.
Таш, надо сказать, держалась не хуже, а, возможно, даже и лучше. Она сразу оценила мою высокую боеготовность и поэтому разгонялась для решающей схватки так же, как и я, не торопясь. Я хорошо чувствовал, как нарастает у нее внутри напряжение на двигателях. Эта ночь обещала стать очень интересной. Однако чем дольше я ласкал ее, тем больше чувствовал сперва плохо осознаваемую, а потом все яснее и яснее тревожащую меня неудовлетворенность.
Чего-то не хватало в нашем слиянии, не было какой-то необходимой ноты, маленькой детали, которая позволила бы мне полностью ощутить Таш. В ее огромном, красивом и хорошо освещенном доме непонятно почему оставалось несколько замурованных, хранящих тайну комнат, куда ревнивые хозяева ни за что не хотели допускать посторонних. Она хорошо продолжала делать свою работу, но, не раскрывшись до конца, никак не могла оторваться от устланной простынями поверхности кровати, чтобы воспарить над ней в свободном полете. Кончики моих пальцев отзывались на охватившую тело Таш дрожь возбуждения, но я все равно ощущал, что, несмотря на эту дрожь, ее мозг остается холодным, четко отслеживающим происходящее. Я никак не мог заставить ее втянуть антенны и включить форсаж, и это вызывало у меня недоумение и легкое раздражение.
Напрасно я гладил ее эрогенные зоны, сменяя нежность грубостью, мял зад и кусал соски, а потом, оставив их, медленно поднимался поцелуями к шее и спускался к тончайшим щупальцам вокруг хорошо увлажнившейся уже вагины. Тяжело дыша, Таш вздрагивала и извивалась под моим натиском, но одновременно сама очень изобретательно обхаживала меня и так и не допустила, забывшись по-настоящему, ни одного неверного движения, не издала ни одного неконтролируемого звука.
В отчаянии я стал исследовать каждый квадратный миллиметр ее кожи. Перевернув ее, я проталкивался языком в тазовые углубления над татуировкой бабочки-капи, гладил по голове, кусал за бедра - все было тщетно. Стоя над ней на коленях, я в отчаянии засунул руки ей под мышки и, упершись большими пальцами в подмышечные впадины, попытался сгрести в пригоршню лопатки. Однако намерение свое я выполнить не успел. Ибо в ту же секунду уловил пробивший тело Таш импульс.
Развивая успех, я пошевелил пальцами, а потом, когда Таш снова непроизвольно дернулась, поднял ее правую руку и впился туда губами. И сразу рухнула и разлетелась вдребезги хрустальная стена, невидимым барьером разделявшая нас до этого. Взмыл и рассыпался в небе искрами фейерверк карнавального салюта. Таш громко стонала, умирая и плавясь от моих прикосновений, ее руки то стискивали меня, то бессильно соскальзывали с плеч, падая на простыни. Горячее тело порывисто изгибалось, с силой прижимаясь ко мне, больно вдавливаясь в бедра и грудь, и ослабевало разом, словно Таш на секунду теряла сознание. Не убирая рук из-под мышек, переплетясь с ней мертвым узлом, я ласкал ее ногами, губами, членом и языком, ловя каждое движение, каждый стон или вскрик - так, как вслушивается в серебристые звуки настройщик музыкального инструмента.
Сознание мое отключилось. Я просто не мог думать ни о чем, захлестнутый бурей сводящих с ума ощущений. Мои пальцы стали необыкновенно чуткими, и, касаясь каждой впадинки и выпуклости, я словно перебирал эфирные струны, вызывая к жизни волшебную музыку надзвездных сфер. Правая моя рука намертво вклеилась под мышку Таш, а левая, раздвинув ее ноги, тонула в захлебывающейся от клейкой влаги щели. Таш билась в моих руках, как рыба на крючке, и каждое движение пальцев исторгало из ее груди дивный, пьянящий меня стон. Только теперь Таш полностью отдалась мне. Не в силах больше сдерживаться, она трясла меня за плечи, хрипло крича:
- Ну давай же! Давай! Давай наконец!
- Сейчас, - шептал я, кусая и целуя в сладкой пытке бархатистые мочки ее ушей. - Сейчас, погоди немного, еще чуточку, самую малость. Ты ведь чувствуешь? Ты чувствуешь, как я невыносимо хочу тебя? Потрогай моего мальчика. Правда, он словно копье Безумного Латника? Там на конце горит пламя! Я спалю тебя этим факелом. Когда он пронзит тебя, ты почувствуешь, что внутри зажглась звезда. Берегись! Я отделаю тебя так, что глаза твои вылезут на лоб и ты будешь орать во весь голос. Я возьму тебя с потрохами. Я выпью тебя до капельки и обсосу каждую косточку. Держись за землю, девочка, я уже иду.
Давно я не был в таком ударе. Я вошел в нее так, как обычно бросают корабль на абордаж. Осатанев, я бил в нее, словно взламывал тараном ворота родового замка моего заклятого врага. Я даже не слышал криков Таш, кончавшей теперь беспрерывно. Ветер победы пел в моей груди. Я снова был в бою, разгоняя свой рейдер навстречу скрещивающимся лазерным лучам, подныривая и уходя, крутя на десяти "g" смертельные виражи и срываясь от солнца в атаку, в атаку, в атаку!
Таш давно уже не кричала, хрипло умоляя остановиться, но я вздергивал ее вновь и вновь, и она, подчиняясь, снова и снова взлетала к зениту, взрываясь и падая, прижимаясь ко мне и обвисая в моих объятиях, царапая мне плечи, скрежеща зубами, хватая за волосы, ругаясь и впиваясь в меня, и замирала, обессилев, чтобы через несколько минут снова хрипеть, и рвать меня пальцами, и неистовствовать, раз за разом взмывая от форте через фортиссимо к ураганному финалу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
