Морскую бескрайнюю гладь рассекает поблёскивающая лунная дорожка, так и норовящая проплыть по её пути. За спиной я замечаю гигантские скалы, окружающие почти всю сушу в поле зрения.
— Я скучала! — громко произношу я, обращаясь к небу, морю и прохладному ветру. Шум волн заглушает мой голос. Наверное, Грэм не слышал моих слов. Я подбегаю к учителю и падаю рядом на песок.
— Разве не красиво? — спрашиваю я, и учитель кивает. — Хочу видеть это каждый день.
— Тебе не холодно? — Коши ссылается на мои незначительно тёплые одежды.
— После сферы Чёрного Оникса я бы отправилась на север к медведям и уснула бы с ними в обнимку.
— Амбициозные мечты.
— Скупаться не желаете?
— Нет.
— Я хочу, чтобы покровители были свободны. Они не заслужили такой жизни, просто потому что Алойз много веков назад решил произвести впечатление на королевскую власть.
— Так и есть, — без эмоций отвечает Грэм. Из-за ветра с его волос слетает слабо завязанная резинка. Не расчёсанные волнистые пряди трогают плечи, острые скулы, щекочут слегка ощетинившиеся щёки.
Я подаю резинку Грэму, он не спеша подвязывает пучок и оставляет только две тонкие пряди свисать на лицо и сплетаться под порывами ветра.
— Что это за море?
— Японское.
— Спасибо за такую возможность, — благодарю я. — Хотя… Вы, надо быть, делаете это, потому что я ваше тайное оружие, нуждающееся в защите. А мои желания, это тоже своего рода защита. Вы бы ни за что не выполнили мою просьбу, если бы я была обыкновенным покровителем.
Грэм не находит время ни для слов, ни для взгляда.
— Я понимаю.
— Если у тебя есть силы бегать у берега, почему нет сил на тренировки? — уводит тему Коши.
— Если вы были учеником, должны представлять это чувство.
— Мой учитель всегда был снисходителен ко мне: он давал мне длительные выходные. В эти выходные я тайно тренировался. Так же, как и ты.
— Может, у покровителей и вечная жизнь и их предназначение — уничтожать фаугов, вы в этом не виноваты. Вы родились такими, поэтому иногда нужно позволять себе расслабиться, выпить, пройтись у берега с мыслями о бесконечной жизни.
Грэм неотрывно смотрит в мои глаза.
— Я выбрал себе жизнь, посвящённую покровительству, — монотонно произносит он, ещё некоторое время рассматривает на горизонт, а потом встаёт с песка. — Тебе ещё нужно время?
— Времени мне никогда не хватит, я готова поселиться у берега. Если нам пора идти… хорошо.
Грэм переносит меня в спальню.
— Вы ничего не просили взамен, но я обещала узнать причину гибели вашей семьи.
Возможно, так у меня получится пробиться сквозь высокую дамбу, найти то, что желаю увидеть: эмоции.
— Не сейчас. Ляг спать.
Я принимаю душ, очищаю с себя запах моря, надеваю длинную ночную рубаху и валюсь в постель с книгой в руках.
Руф укачивает младенца, вытирает с его пухлых щёчек капельки слёз. На кровати под ситцевым нежно-розовым балдахином, лежит молоденькая девушка двадцати лет. Руф отдаёт дитя счастливой девушке и неожиданно становится на колени.
— Спасибо вам за то, что прошли через адские боли.
— Что вы, я в порядке! Я рожала три раза, но ни один ребёнок не выжил, — тоска одолевает девушку на короткое мгновение, — затем она оголяет зубы. — Благодаря Флавио моя жизнь изменится, родители примут меня.
На глазах её выступают слёзы, и в эту же секунду вместе с ней начинает плакать её плод.
В палату входит Флавио. Он отстранённо смотрит на девушку с ребёнком, но так и не решается подойти ближе.
— Хотите подержать? — вежливо спрашивает молодая мать у отца её ребёнка.
— Этот мальчуган проклят! — выкрикивает Флавио, грозно тыча пальцем. — Я ни за что не коснусь этого безобразия.
— Успокойся, — деликатно просит Руф и выводит Флавио из комнаты. — У тебя тоже в крови мощь трёх камней, ты передал их своему мальчику. Вы похожи, однако у него преобладать будет только одна сила.
— Ты сумасшедший чудак! Собирать армию… Зачем? — глухо вопрошает Флавио.
— Эти усилия ничто по сравнению со спасением человечества. Я дал тебе жизнь: ты можешь каждый день видеть своих близких людей, так будь добр, выполняй свою часть сделки без жалоб.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я был глуп, не узнал детали сделки. Ты обманул меня!
— Забудь об этом и делай, что я велю.
Белая яркая вспышка ослепляет меня.
В пустой небольшой комнатушке в углу сидит мужчина. Его едва освещает крошечное окно.
Он поднимает глаза: за дверью раздаются шаги.
Лицо мужчины покрыто пышными серебристыми зарослями. Он поднимается, прислонившись к стене. Его тоненькая, точно детская, рука дрожит от натиска и веса собственного тела, костяшки белеют от острых выпирающих костей. Правый глаз судорожно дёргается, из уст исходит хриплое дыхание подобное кряхтению поломанного механизма.
Двери открываются, и в комнату входит статный старик: плечи расправлены, грудь уверенно выпячена, как у орла. Сквозь коротко стриженую каштановую бородку я замечаю смутно знакомые черты. С годами только хорошел.
— Как они? — спрашивает хилый.
— Живы и здоровы. Лишние силы исчезли, в каждом преобладает одна, как и планировалось. Я научил их пользоваться мечом, убивать чудовищ. Твои дети будут долго существовать, Флавио. Дольше, чем ты.
Один шаг, одно жалкое движение иссушает Флавио, крадёт все его силы и подталкивает к неизбежному — гибели. Не сомневаюсь, что он на протяжении своей недолгой магической жизни чувствовал себя в жаркой агонии: его вынудили заниматься нежеланным делом, а именно, плодить детей, чтобы собрать мощнейших созданий в истории. Он точно пожалел о том, что не умер от простой болезни: его измученный опущенный взгляд кричит об этом. Касьян был оптимистом, а потому в такой ситуации его «это ради человечества и нашей планеты» было бы кстати. Но я считаю, что людям стоило бы погибнуть и оставить в покое жильё, в которое они ступили в грязных сапогах. Однако тогда фауги уничтожили бы Землю, лишили бы её привычных вещей, — таких как у нас — чихнуть, поплакать или вкусно позавтракать. Земля даёт нам жить, поэтому люди спасли её. Всего лишь взаимная выгода.
— Ты всё знал, Р-руф, — бубнит Флавио. Он сипло хватает ртом воздух, и падает на Руфа. Тот подхватывает его под руки и помогает сесть, облокотившись на стену.
Флавио задирает рукав, показывая запястья, искрящиеся тонкими красными волнами.
— Все три силы камня убива-ают меня, — говорит он.
— Я не хотел этого.
— Ты обещал, что я… я смогу очиститься от магии, если будет как можно больше детей. Снова л-ложь.
— Мой отец и Гайюс тщательно всё продумали. Чтобы заклинание было сильным, им нужно было использовать камни с сильной энергетикой, совместить запретные заклинания в одно. Никто не может удержать в себе столько мощи. Единственный исход — смерть. Если бы они каким-то образом выжили, их бы ожидал такой же конец, как и тебя.
— Для людей… Они не заслужили жить, когда другие стольким пожертвовали, — выдыхает Флавио, безнадёжно глядя на Руфа и этот взгляд блестит, на прощание безмятежно дрогнув.
— Нет… — Руф трясёт Флавио за плечи. — Это был единственный выход, ты должен понимать.
Мужчина становится на колени перед умершим, складывает руки и начинает шёпотом молиться. Закончив молитву, он закрывает веки Многоплодного. Сколькими ещё пренебрёг сын Касьяна, чтобы создать армию, кого обманул и повлёк на верную смерть, и сколько ещё в запасе у Руфа эликсиров?
Руф выдвигается из темницы. Возле заброшенного здания его ожидают двое мужчин и две девушки.
— Он скончался, — скорбно объявляет Руф.
— Я не буду сожалеть, — говорит девушка с миловидной внешностью, одетая в штаны и рубашку, — это совсем не соответствовало нормам тех времён. — Он ничего для нас не сделал, всегда отвергал и противился смотреть в нашу сторону, хотя сам был таким же.
— У нас есть цель, Алесса, — говорит ей молодой парень справа от неё. — Мы все родня и нам следует быть сплочёнными. Мы должны продолжить свой род, а потом вернутся в сферу Чёрного Оникса.
