Приходько уставился на него своими глазами-дырками.
– Я завел с вами этот разговор не для того, чтобы обсуждать существующие расценки за ликвидацию неугодных персон. Просто, как уже было сказано, я вижу людей насквозь. И вы кажетесь мне гораздо более перспективным хозяином, чем ваш нерешительный, инфантильный брат, у которого семь пятниц на неделе. – Приходько усмехнулся: – Да-да, я предпочел бы сделать ставку на вас. Я пожилой человек. У меня нет времени ждать.
– Ждать? – переспросил Леня, массируя грудь и живот. – Чего именно?
– Разумеется, не у моря погоды. Это не в моих правилах. Обычно я жду удобного случая, – ладонь Приходько зависла в воздухе, – а потом пользуюсь им. – Ладонь сжалась в кулак. – Таков мой жизненный принцип, весьма простой, но зато очень эффективный. Рекомендую взять его на вооружение.
– Удобный случай? – протянул Леня, пробуя это нехитрое словосочетание на вкус. Ему понравилось. Даже боль в груди унялась. – Хм, удобный случай…
– Именно, – подтвердил Приходько, обозначив ртом намек на улыбку. Губы у него напоминали двух слипшихся дождевых червей – тонкие, влажные, серо-лиловые.
– Проясни.
– Георгий может скоропостижно скончаться, и тогда его дело унаследуете вы.
Услышав эти слова, Леня тоже позволил себе улыбнуться – криво.
– Может быть, – саркастически осведомился он, – мой брат неизлечимо болен?.. СПИД?.. Рак?..
– Ничего подобного. Он здоров как бык.
– Тогда о чем речь?
– О вашем вступлении в права наследника. Конечно, это связано с разными неприятными процедурами… – Приходько горестно вздохнул. – Столько забот, столько хлопот!.. Оплакать любимого брата, подыскать ему достойное место на кладбище, заказать надгробье с трогательной надписью… А тут еще всевозможные юридические формальности, от которых голова идет кругом. Вступить должным образом в права собственника – это, знаете ли, не развалюху в Подмосковье купить. – Приходько цокнул языком, показывая пальцем на возвышающийся за лобовым стеклом дом.
– Ну ты и фру-укт, – протянул Леня, внимательно приглядываясь к начальнику службы безопасности, открывшемуся перед ним с совершенно неожиданной стороны. – Не можешь, чтобы туману не подпустить. Давай-ка перетрем эту тему без недомолвок. По-мужски, конкретно. Ты мне предлагаешь родного брата завалить?
– Скорее советую обдумать такой вариант развития событий, – уточнил Приходько. – Мое дело маленькое.
– В щелочки подглядывать?
– Щелочки – это пройденный этап. Сейчас такая техника, что подглядывать – одно удовольствие.
– Хреновые у тебя развлечения, – процедил Леня.
– Работа такая. Мне приказывают, я делаю. Появится новый хозяин – стану его приказы выполнять.
– А если не появится?
Приходько пожал плечами:
– Тем хуже для нас обоих. Но я полагаю, что вы сделаете правильный выбор, Леонид. Уже сделали.
– Откуда такая уверенность? – спросил Леня, лихорадочно взвешивая все «за» и «против».
– Знание жизни. Я успел неплохо изучить вашу психологию. Вы человек действия. Жевать сопли – не ваш удел.
– Ты думаешь, что я способен убить родного брата?
– Боже упаси! – Приходько растопырил перед собой пятерни, как бы защищаясь от незаслуженных упреков. – Лично вам никого убивать не придется. Все уладится само собой. Достаточно будет вашего согласия.
У Лени пересохла глотка, в висках застучали безумные молоточки: опа-опа-опа-па… опа-опа-па-па-па…
– Это шутка? – спросил он, двигая кадыком.
– Кто же такими вещами шутит?
– Допустим, – слова с трудом протискивались сквозь Ленино горло, – допустим, я сказал «да».
– Маловато будет, – ответил Приходько цитатой из какого-то забытого мультфильма. Уставившись в окно, за которым было уже почти темно, он произнес, отчетливо выговаривая каждый слог, каждую букву: – Сейчас я задам вам вопрос, Леонид. Один-единственный, прямой. Хотелось бы, чтобы ответ на него был таким же честным и однозначным. Итак, – пальцы Приходько, лежащие на руле, принялись отбивать все убыстряющийся ритм, – вы хотите занять место брата или предпочитаете оставить все как есть?
– Что ты жилы из меня тянешь? – воскликнул Леня с надрывом. – Ты ведь и так знаешь, чего я хочу.
– Или – или! – Это прозвучало хлестко, как удар хлыста.
– Должен же я знать, с какой стати ты вдруг решил подпрячься? И сколько это будет стоить? И как…
– Тс-с! – Приложивший палец к губам Приходько сделался похожим на театрального заговорщика. – Все подробности потом. Оплата тоже после исполнения заказа. А сейчас я хочу услышать от вас одно-единственное слово. С Георгием пора кончать?.. Да?.. Нет?..
– Нужно подумать. – Леня с хрустом заломил пальцы прижатых к груди рук. – Такие решения с бухты-барахты не принимаются. Мне…
– Да или нет?
– Жора, гад, меня ни во что не ставит. Он…
– Да?
Пауза. А потом:
– Да-а…
Это был даже не шепот – едва слышный шелест. Леня откинулся на спинку сиденья, чувствуя себя таким обессиленным, словно проделал весь путь от Москвы до дачного поселка не просто пешком, а рысцой, в марафонском темпе.
– Что и требовалось доказать, – пропел Приходько, доставая из кармана мобильный телефон. – Осталось сделать один звонок, и наше маленькое дельце можно считать улаженным…
Его пальцы забегали по клавиатуре, как проворные лапки насекомого.
– Куда ты звонишь? – опешил Леня. – Сначала мы должны все хорошенько взвесить, обсудить…
– Умолкни! – грубо оборвал его Приходько. В черных отверстиях его глаз зажглись нехорошие огоньки. – Вы? – произнес он в трубку. – Все произошло, как я и предполагал… Угу… Угу… До встречи. – Сложив трубку, Приходько уставился на Леню. – Вот и все.
– Что «все»? – выкрикнул он, до икоты пугаясь устремленного на него взгляда и вместе с тем не решаясь отвести глаза. – Ты звонил киллеру?
– Нет. Я звонил заказчику. Киллер – это я, хотя мне никогда не нравилось это иностранное словечко.
– Но… – у Лени пропал голос.
Вместо телефона Приходько держал в руке пистолет с неправдоподобно длинным стволом. Направленное на Леню дуло и устремленные на него зрачки были одинаково круглыми и черными. Три дыры, за которыми угадывался совсем уж непроглядный мрак.
– Вылазь из машины, – велел Приходько. – Подойдешь к этому недоделанному бассейну и остановишься на краю.
– Кто… – Леня с трудом ворочал одеревеневшим языком. – Кто заказчик?..
– Разве ты до сих пор не догадался, щенок? – удивился Приходько. – Твой брат, конечно. Мы с ним посовещались, и я сказал, что ты попытаешься избавиться от него при первой возможности. Так и получилось. А теперь иди. – Он нагнулся, чтобы распахнуть перед спутником дверцу, и больно ткнул его стволом в бок. – Иди, говорю! Не тяни резину!
С тоскливым ужасом глядя на котлован, Леня силился вспомнить нечто важное, нечто такое, что еще недавно могло спасти ему жизнь.
«Яма, – отстраненно подумал он, передвигаясь на разъезжающихся ногах по грязному месиву. – Кто-то ее вырыл, а я в нее попаду. Уже попал. В свою собственную яму…»
Озарение было подобно яркой вспышке в мозгу.
Плоф-ф!
Потревоженная выстрелом ворона снялась с глиняной кучи и, несколько раз взмахнув крыльями, опустилась на точно такую же, которая была ничем не хуже и не лучше. Зачем ей было улетать? Куда?
Покуда люди роют друг другу ямы, воронам повсюду раздолье.
Глава 12
Там, на неведомых дорожках…
Она выгнула спину, одновременно выпячивая тугой, как бубен, живот. Ее расставленные ноги судорожно подрагивали, перед ослепшими глазами проносились обрывочные видения…
Степь да степь кругом. Ночь. Перестук колес. Она, Катя, едет домой на каникулы из мирного студенческого Томска. К постельному белью противно прикасаться: простыни липкие, матрац пропитан удушливым запахом мочи, перьевая подушка напоминает кое-как ощипанную курицу. В проходе толпятся безбилетники. Жирный проводник, вертя в руках Катин студенческий билет, хмыкает: «Университет? А сколько баранов надо отдать, чтобы там учиться? Я за свое место отдал целую сотню…»
Два года назад Катя уехала из Целинограда, где родилась и выросла. Вернее, родилась в Целинограде, а уехала из Астаны. Сначала город переименовали в Акмолу, а однажды утром по телевизору объявили, что отныне целиноградцы проживают в столице Казахстана Астане и потому называются астанайцами. Проспект Мира превратился в проспект Абая. На троллейбусах и автобусах появились новые наименования улиц – ни одной знакомой, все какие-то древние батыры. Рядом с рекламой сигарет и водки возникли корявые плакаты-лозунги: «Казахстан – это мудрость казахского народа и трудолюбие русского!» Вечный огонь погасили, а лица каменных воинов Великой Отечественной стесали. Даже бронзовых первопроходцев отдали на переплавку, а в чем они были виноваты, первопроходцы?.. И чем не угодил казахам Пушкин, памятник которому вывезли в мусорный карьер с железным тросом на шее?..
