— Светланочка, чего ты? — опешил аспирант. — Плохо себя чувствуешь?
— Главное, чтоб тебе было хорошо! — буркнула Светланочка.
От растерянности Эдик положил на ее постель тяжелый пакет, а цветы, наоборот, сунул в тумбочку. Стасик поскакал к раковине, чтобы наполнить водой банку и поставить в нее цветы. Я разахалась: какой милый букетик — ромашки, васильки, колоски!
Но Пономареву это не проняло.
— Светик, что ты имеешь в виду под словом «хорошо»? Ты уже знаешь о моих успехах?
— Х-ха! И это ты называешь успехами?! Я лежу здесь взаперти, вся изувеченная, а у тебя в квартире посторонние женщины табунятся!
— Табунятся? — переспросил ошеломленный аспирант. — Где?
— Где-где? У тебя на бороде! В квартире! — взвизгнула она голосом недорезанного поросенка.
— В нашей квартире? Так там только одна Оля… это… табунится.
— Оля?
— Ну да, я попросил ее, как обычно, последить за домом, пока ездил в Дублин.
— Значит, Оля… — название ирландской столицы Светка пропустила мимо ушей, а про неведомую Олю сто раз переспросила, сокрушаясь, что не узнала ее по телефону.
— Да кто такая эта Оля, скажите, ради бога! — не выдержав, взмолилась я.
— Моя старшая сестра. Она домохозяйка и частенько нас выручает, переселяется к нам в квартиру вместе с детьми, когда мы со Светиком уезжаем в походы, — объяснил добродушный Эдик.
Нет, на жлоба он решительно не походил! Приличный, интеллигентный молодой человек. Я бы даже сказала — весьма привлекательный… Стасик поинтересовался, зачем он летал в Дублин, и парень, сияя как медный грош, выложил, что выступал на научной конференции.
— Мой доклад даже включили в итоговый сборник, гонорар прислать обещали. А на сэкономленные суточные я купил Светику свитер!
Эдик полез в пакет за подарком, а Стасик настойчиво поволок меня из палаты — на прогулку по коридору, где не удержался от комментария:
— Смешные вы, девчонки! Сами раздуваете из мухи слона, а нам приходится доказывать, что мы — не верблюды.
— Конечно. Какие же вы верблюды? Вы — злые слоны, раздутые из голодных мух, — хихикнула я, прижимаясь к нему со стороны здоровой ноги.
Мы дважды пересекли коридор из одного конца в другой, и этот недалекий маршрут меня весьма утомил. Потому его конечной целью я наметила два облезлых креслица, стоявшие в укромном закутке под раскидистой шефлерой с резными листьями. Они послужили нам отменным наблюдательным пунктом. Сначала мимо дежурной медсестры, не замечая нас, на высоченных каблуках пробежала моя мамочка. Следом за ней в отделение ворвался элегантный Паперный в светлом костюме с охапкой розовых роз.
— Сонечка! — окликнул он маму, которая уже взялась за ручку двери моей палаты.
Оглянувшись, она просияла:
— О! Вадик…
Они сделали несколько шагов навстречу друг другу. Мама восхитилась:
— Какие розы… какая роскошь…
— Это тебе, — отдал он ей цветы.
— Спасибо… Ах, Вадик, ты не представляешь, как мне тебя не хватало!.. Столько событий, и не с кем поделиться, посоветоваться!
— Да? И какие же у вас события, сударыня? — игриво уточнил Паперный.
Рост у моей мамы отнюдь не мелкий — метр семьдесят, но рядом с Паперным она казалась лилипуткой. Своей спиной он целиком спрятал ее от нас со Стасом, оставалось лишь предполагать, чем они занимаются — целуются, как тогда, во дворе, или просто поедают друг друга глазами. В мамином голосе звучало смущение.
— Я себе новые туфли купила. Оказывается, это настолько сложно — отыскать приличные туфли! Целая проблема…
— Что ты говоришь?! — притворно удивился он и склонился, рассматривая ее ножки. — Потрясающие туфли, тебе повезло!
— Да туфли, собственно, ни при чем… Я совсем закрутилась на работе, кажется, слишком много на себя взяла, а тут еще мама решила выйти замуж!
— Как, и мама тоже? — Было заметно, что Паперный совсем сомлел от удовольствия, настолько ему нравилась Софья Померанцева.
— Тоже? А кто еще?
— Милая моя, у тебя дочь — невеста. Да и сама ты на выданье. Три невесты на одну семью — это нечто!.. Сонечка, должен тебе заметить, что ты невероятно, просто до неприличия похорошела…
— Ах, перестань, пожалуйста, потешаться надо мной!
В коридор выползли все пациенты отделения, способные передвигаться. За исключением разве что Светки с ее Эдиком. Это был явный перебор со степенью публичности. Я закричала:
— Мамочка, Вадим Георгиевич, мы здесь! — И замахала рукой. Только таким образом и удалось привлечь к себе их внимание.
— А что вы здесь делаете? — растерялась моя Софья Николаевна.
— Сидим, на вас любуемся, — пояснил Стасик, вставая, чтобы пожать Паперному руку.
Мама, обняв меня, умилилась:
— Риточка, ты уже ходишь!
— Позвольте вашу лапку. — Вадим Георгиевич погладил мою руку и приложился к ней губами. — Маргарита, ты тоже поразительно расцвела!
— Да? Вы так считаете? А моя соседка по палате сравнила меня и Стасика с лисой Алисой и котом Базилио. — Я колупнула ногтем гипсовое ярмо на шее.
— Ну это она от зависти!
Так, с шутками и прибаутками, мы двинули в палату.
…Что можно сказать про тот вечер, кроме того, что он получился милым, почти домашним.
Светик покоилась на коленях у Эдуарда, который, покачивая ее, рассказывал про Дублин с его пабами и замшелыми от не просыхающей сырости булыжными мостовыми. Стасик, как верный пес сидевший у меня в ногах, на кровати, отпускал остроты типа: Дублин — подходящее место, чтобы дать дуба. И даже напел сочиненную на ходу нескладушку в стиле соул:
Мой друг поехал в Дублин, та-да-та-да-да…Не взяв с собой дубленку, е-е-е-е-е!И в Дублине дал дуба. Па-да-бу-ду-ба-да…Дал дуба-а-а, как жаль…
Рудницкий пел, раскачиваясь, прикрыв глаза, всецело отдавшись ломкому ритму, тягучей мелодии, а я не верила своему счастью — какой он у меня клевый.
— Да ты, брат, талантище! — хлопнул Стаса по плечу Эдик. — И хотя текст по понятным причинам мне не шибко нравится, предлагаю тебе считать меня своим другом.
— Заметано, — ответно хлопнул его по плечу Стас.
— Когда-нибудь и я наверняка буду хвалиться знакомством со столь выдающимся музыкантом, как Станислав Рудницкий, — благодушно острил Паперный. — Эх, жаль, фотоаппарата под рукой нет, а то бы хоть запечатлелись в обнимку, на память…
— Да чего там? Чай, не последний раз видимся, — в тон ему отшучивался Стасик. — Я вас обязательно приглашу, когда буду выступать с сольником.
Мама заставляла всех пить полезную минералку из Красноозерской скважины и исподволь любовалась своими модельными туфельками. Ее несложно понять — впервые за сорок лет разорилась на фирменную обувь! А не на китайское фуфло… Лина Мирошник бы в подобном случае сказала, что это дико дорого, но Пьер Карден веников не вяжет. Ой, нет, лучше о ней не вспоминать, не поминать дьявола ближе к ночи!..
— Скоро нам с Риткой придут делать уколы, — заключила Света, глянув на наручные часы Эдуарда.
— Да, пора и честь знать. — Вадим Георгиевич встал, но, прежде чем попрощаться, спросил: — Ребята, как вы смотрите на мое приглашение посетить Кипр? Понимаете, у меня там дом пустует… Выручайте! Поезжайте, а?
— А чего нам, кабанам? Сгоняем! Только нам с Ритой сначала нужно съездить в Абакан, — ответил Стас.
Мама насторожилась:
— Зачем в Абакан? И с какой стати ехать на Кипр? Что за выдумки?
— Сонь, ребятам будет полезно оттянуться на море — плавание снимает нагрузку с позвоночника, укрепляет костную систему, — просветил ее хозяин пустующего дома.
А Стасик добавил, что в Абакане живут его родители, которые имеют право познакомиться с любимой девушкой своего сына.
— Погодите, по-моему, вы забегаете вперед, — возразила мама. — Риточке сначала необходимо восстановиться, а уже после… путешествовать.
— Сонечка, свадебное путешествие еще никому не повредило!
— Но о свадьбе пока речи не было!
— Как же не было? Я считал, что это само собой разумеется, — встрепенулся Стас. — Вы хотите, чтобы я… официально…
— Ничего я не хочу, — вскинула подбородок мама.
— Нет, я могу официально!.. Софья Николаевна, отпустите Риту за меня замуж!.. Извиняйте, на колени встать пока не могу.
Неумелое сватовство Стасика вызвало всеобщий одобрительный смех. У меня вообще от смеха слезы выступили… Вадим Георгиевич заверил, что окажет содействие во Дворце бракосочетаний. Директор — его хорошая знакомая — примет заявление без присутствия невесты и назначит день, который мы сочтем наиболее удобным.
— Не понимаю, к чему подобная спешка? — опять засомневалась мама.
— Софья Николаевна, вам не угодишь, — помрачнел Стас.
— Вот вырастишь дочь, я на тебя посмотрю… — Она закусила губу, устремив глаза вверх.
