– Спасибо, думаю, не пропаду, – равнодушно сказал Иван, вынул служебное удостоверение из кожаной обложки, положил его на стол, и пошел в отдел кадров.
Служба подошла к концу. Иван испытал даже не облегчение на душе. Опустошение.
***Не за горами был новый, 2012 год. Иван вышел из посольства США, и, стараясь не поскользнуться на замерзших мелких лужах, пошел в сторону метро «Баррикадная». Паспорт с иммиграционной визой в Америку ему должны доставить в течение недели курьерской службой. Понимание этого факта изменило его небольшую изначальную тревогу от общения с консулом на гораздо большую о том, что ждет его в будущем. Возможно, полное осознание происходящего просто еще не наступило. А то, с какой простотой был решен его вопрос, вызывало удивление.
В иммиграционном зале посольства Иван наблюдал совершенно разный контингент. Были люди всех возрастов, с различными оттенками акцентов русского языка, от пожилых бабушек и дедушек, явно стремящихся соединится за океаном со своими детьми, до молодых людей студенческих годов, а совсем маленькие дети школьного и дошкольного возрастов шумели и галдели, практически не реагируя на замечания родителей. Однако принцип общей очереди тут не работал. Сотрудники посольства сами определяли, кого должен сейчас собеседовать консул, объявляя фамилии в громкоговоритель, и явно смотрели не только в экраны компьютеров, так как выстроили приоритеты в очереди сначала в сторону семей с малолетними детьми, затем в сторону пожилых людей, и только потом уже принимали всех остальных, что было логично, просто и автоматически ликвидировало все зачатки конфликтов в очереди. Причины, по которым аналогичный принцип общения с чиновниками и прочими власть имущими не брался на вооружение различными государственными учреждениями Москвы, для Ивана был тайной за семью печатями. Несмотря на то, что посетители были вежливы друг с другом, обстановка была достаточно нервозная, так как многие шли к эмиграции годами, и сейчас десять минут общения с консулом могли перечеркнуть все надежды. Поскольку Иван был в гордом одиночестве и не попал в льготные группы, у него было много времени понаблюдать за происходящим и оценить обстановку, обращая внимание на спектр эмоций отходящих от окна. Кто–то откровенно сиял и улыбался, кто–то отходил от окон озадаченным, скорее всего это означало необходимость в каком–то дополнительном документе или иную задержку, а кто–то и вовсе выглядел чернее тучи, тут гадать не приходилось, это, скорее всего, означало отказ в визе.
Иван был совершенно спокоен. Еще проходя мимо указателя с надписью «иммиграция» он поймал себя на мысли, что происходящие он смотрел как бы со стороны, словно это происходило не с ним. Все же стереотип об эмигрантах, как о предателях, сидел в голове пусть уже не так эффективно, как в во времена Союза, но еще достаточно прочно. Все та же агитационная машина может и менее продуктивно, периодически ломаясь, со сбоями и заплатками на скорую руку, но продолжала работать, волей–неволей под ее действие попадал каждый, поэтому сознание Ивана всячески отталкивало слово «эмигрант» применительно к себе. После увольнения из милиции он несколько раз беседовал с Викой, высказывая ей свои сомнения, однако та всякий раз переубеждала его, приводя различные доводы и факты. Того же мнения придерживался и Яков Леонардович, с которым Иван несколько раз связывался по Скайпу. В конце концов, по мере приближения часа «Х», Иван смирился и махнул рукой, предоставив право подготовки необходимых документов и перевода их на английский язык своей сестре, сам же делал только те вещи, которые без него сделать было не реально, например прохождение медкомиссии, и то достаточно лениво и с очередного напоминания. Видимо она поработала на славу, так как когда громкоговоритель произнес фамилию Ивана, разговор с консулом был не долог:
– Клянетесь ли вы говорить только правду? – спросил его с немного заметным акцентом по–русски американский консул.
– Клянусь, – сказал Иван, подняв правую руку вверх, как это принято у американцев.
– Кем приходиться вам человек, который согласился вам помочь?
– Варшавский Яков, друг и один из наставников, с которым мы вместе служили в полиции, – ответил Иван, и казалось, ответ полностью удовлетворил американца.
– Чем вы планируете заниматься в Америке?
– Работать и развиваться в области информационных технологий.
– Вы говорите по–английски?
– Говорю немного, но практики мало…
– Могу вам обещать много практики в ближайшее время. Ваша виза одобрена, паспорт будет доставлен вам в течение недели.
– И все?! – невольно выпалил Иван. Некоторых держали у окна по полчаса, и общение с консулом местами больше было похоже на допрос. Пять минут разговора с ним на этом фоне выглядели удивительно, хотя уже было несколько человек до него, которые «отстрелялись» так же быстро и явно успешно, если судить по их реакции. Но Иван ожидал расспросов о характере службы на Петровке, над которой витал ореол секретности и тайн, но видимо только в сознании русских людей. Американцам про работу полиции рассказывать необходимости не было, интереса они к этому вопросу не проявили никакого. Вероятно, правоохранительная деятельность была скорее плюсом, характеризующим человека, чем поводом для подозрений. Вот если бы он служил в ФСБ, вопросы бы, скорее всего, возникли.
– Все, – улыбнулся консул. – Удачи на новой Родине.
– Спасибо, – ошарашено ответил Иван.
Спустя пятнадцать минут, уже перед входом метро, продолжая прокручивать в голове факт одобрения визы, Иван впервые реально стал прикидывать себя в роли эмигранта, пытаясь найти причины, по которым не стоило даже покупать билетов на самолет, и не находил их. С момента увольнения он официально так нигде и не работал, но это не мешало ему получать стабильный доход, работая дома за компьютером, просто теперь эта деятельность стала для него основной. Вернее, она и была уже давно основной, если брать в расчет только доход, который она приносила в сравнении с зарплатой в милиции. Многих клиентов он никогда не встречал в реальном мире, все общение шло через Интернет. Да, находились такие, кто настаивал на личном общении, но таких было не много, и со временем, убедившись в профессиональных качествах Ивана, они тоже переходили на удаленное общение. Наработанные связи никуда не денутся, он свободен в перемещениях по миру, для контакта достаточно просто выйти в Интернет. Это значило, что по крайней мере на первых порах он не останется без работы в неизвестной ему стране, а в какой именно банкомат можно засунуть пластиковую карточку и снять наличные большого значения не имело, где бы банкомат не находился. А коли так, упускать эту возможность просто глупо, и тут Вика права. В худшем случае это обернется для него обычной туристической поездкой, домой в Москву всегда можно вернуться. Фактически решение было достаточно очевидным, хоть Иван и не признавался себе в этом в явном виде, но уже прекрасно все понимал. Вот только родители расстроятся, они же вообще не в курсе происходящего, и регулярно напоминали Ивану про необходимость поиска нормальной с их точки зрения, то есть постоянной работы, приводили в пример Артема, и от этих напоминаний он уже устал отмахиваться. Объяснять, что этот путь для него не реален, Иван не хотел.
Из размышлений его вывело ощущение вибровызова телефона во внутреннем кармане куртки. Он достал трубку, на экране отобразилось «Старков».
– Слушаю вас, Александр Петрович! – бодро выдал Иван.
– Плохие новости, Вань, – Старков сделал паузу, кашлянул, явно подбирая слова, – Блинов умер…
– Как?!
– Не ясно ничего. Предварительно похоже, что отравился водкой. Там Чернов рыл немного, он результаты экспресс анализа экспертизы читал, но странно это.
– Когда похороны? – выдавил из себя Иван.
– Уже похоронили, наверно…
– Но почему мне раньше не сказали?
– Вань, нас там не ждали все равно. Его родители во всем обвиняют милицию, что она его довела до такого исхода. И в чем–то они, возможно, правы. Они отказались от всякого содействия со стороны МВД и потребовали полное отсутствие показухи в виде фальшивой скорби массовки в форме, эскорта, и прочей фигни… Их право…
– Где похоронили–то…
– На Домодедовском кладбище у них вроде бы участок, но смысла туда ехать я не вижу. Холодно, метель начинается. Там мы Пете уже ничем не поможем, лучше соберемся тесной компанией и помянем его по–человечески. Мы встречаемся с ребятами в известной тебе кабаке в семь вечера.
– Хорошо, буду обязательно.
Иван нажал «отбой». Новость ошеломила его. Он неоднозначно относился к взглядам на жизнь Блинова, но его помощь в трудную минуту забыть было сложно. В любом случае он был одним из них, как ни крути. И ему было всего 33 года. Как это могло произойти? Иван быстрым шагом проследовал в метро.
