— Мама велела подождать до моего ангела.
— Нечего ждать… Завтра утром колоть приказано…
Мы подошли к кухонной двери и хотели опять умолять маму, но как только она увидала нас, закричала «убирайтесь!» и захлопнула дверь в кухню…
Значит, все конечно… Не спасешь Хаврюшу…
Мы с Володей долго стояли около кухонной двери и с ужасом прислушивались, о чем говорили в кухне. Пришла бабушка:
— Вы что тут болтаетесь? Кыш!
— Милая бабушка! Помоги нам!
Я объяснил бабушке, в чем было дело, но бабушка и слушать не хотела.
— Будет, будет… Пожил он на свете довольно. Уходите прочь!..
— Хоть до моего ангела!
— Твой ангел через месяц. Если ждать твоего ангела, так не Хаврюша, а Хавронья будет.
И бабушка исчезла в кухне… О чем они там говорят?.. О, ужас!..
— Завтра пораньше попроси дворника зарезать. Палить умеешь?
— Могу.
— Хорошенько опали, чтобы ни одного волоса не попало в кушанье.
— Слушаю, барыня. Постараюсь.
— Слышишь, Володя?
— Слышу.
— Зарежут нашего Хаврюшу…
— А как, барыня, приготовить-то его? — спросила кухарка маму.
— Зажарить с гречневой кашей…
Боже мой! Я отлично знал смысл этих слов и содрогнулся от ужаса. Ведь это значило, что Хаврюше разрежут животик и набьют туда гречневой каши… Слезы подступили к моим глазам, и я убежал в детскую, чтобы не слушать больше этого страшного разговора. Здесь никого не было, и можно было поплакать. Я спрятался в уголок за шкапом и, отвернувшись к стене, потихоньку хныкал. Пришел Володя и шепотом сказал:
— Где ты? Я придумал.
Не хотелось мне выходить из-за шкапа с мокрыми глазами, но я не вытерпел:
— А?
Володя понял, что я за шкапом, и подошел. Я не смотрел на Володю, но мне очень хотелось поскорее узнать, что придумал Володя.
— Ну! Говори!
— Давай, выпустим Хаврюшу на улицу. Пусть он убежит, куда хочет…
— У-у! Я думал, что ты другое…
— А что же? Пускай убежит…
— Люди поймают его.
— А все-таки останется жив…
— Съедят его люди, — угрюмо сказал я.
— А может быть, и не съедят. Ты почему знаешь?
— Да уж знаю.
— Не всех же съедают… Откуда же тогда берутся большие свиньи?
Этот вопрос поставил меня в затруднение. Действительно, если бы съедали всех поросят, то не было бы на свете больших свиней…
— Может быть, его поймают добрые и не заколют, — говорил Володя.
— А как мы его выпустим?
— Утащим у кухарки и унесем на улицу…
— А мама? Она задаст. И бабушка тоже…
— Не беда. Чего сделают? Пускай ставят в угол носом. Постоим, а зато…
— А розгами?
— Папа не велит розгами. Он велит только в угол носом…
— Бабушка не послушает и папу…
— Скажем, что я выпустил… Меня не будут розгами: я — маленький…
— Ну, ладно, — согласился я и, улыбаясь, вытер кулаком слезы.
Стоя в уголке, мы шепотом совещались, как нам устроить все это дело. Надо торопиться, потому что завтра рано утром хотят заколоть Хаврюшу. А времени осталось уже мало: скоро придет со службы папа — будут обедать, потом скоро — чай, а там, немного погодя, и спать…
— А ночью? — спросил Володя.
— Ночью страшно идти на подволоку… Темно там…
— Темно-то не беда, а может быть, там Баба-Яга живет! — сказал Володя.
— Это все глупости: никакой Бабы-Яги на свете не бывает…
— А ты почему знаешь?
— Знаю уж…
— По-твоему, и чертей не бывает? — спросил Володя.
— Не бывает…
— У тебя все не бывает… А вдруг из-за трубы и выглянет…
— Ничего не выглянет. Спроси у папы: он говорит, что никаких чертей нет, а это только врут все…
Долго мы обсуждали, как лучше устроить, и решили так: после обеда, когда папа ляжет спать, а бабушка сядет штопать чулки, пусть Володя попросит маму идти с ним гулять; когда они уйдут гулять, я буду смотреть, не уйдет ли куда-нибудь кухарка: в лавку или в другое место, и как только кухарка уйдет — я утащу Хаврюшу и унесу его через задний двор на улицу и выпущу на волю… Если кухарка никуда не уйдет, решили встать ночью, потихоньку пробраться на подволоку и похитить Хаврюшу; ночью его можно выпустить с парадного крыльца…
— Может быть, попросить еще папу, чтобы не убивали Хаврюшу? — спросил Володя.
— Нечего просить… Папа сердитый и очень любит есть поросенка с кашей…
— Думаешь, — не помилует?
— Нет. Мама добрее, и то не хочет помиловать…
— Да, лучше выпустить…
— Кухарку будут бранить…
— Ну так и что? Что важнее: чтобы не бранили кухарку или чтобы не зарезали Хаврюшу?
— Хаврюша важнее…
— То-то и есть.
— Знаешь, что?..
— Что?
— На подволоку можно залезть: окошко есть, а рамы там нет. Можно подставить лестницу…
— Увидят… Дворник увидит…
— Скажем, что так… играем…
— Дворник не велит на крышу лазить…
— Пускай! А я полезу.
Отпросились у мамы гулять на двор. Осмотрели местность. Лестница была, только стояла не в том месте и была очень тяжелая. Попробовали перетащить — мало силы… Но пришел гимназист Вася и помог нам… Подвинули лестницу у окошку, и я полез. Было страшно, потому что лестница тряслась. Но, слава Богу, долез до самого окна. Заглянул: сразу показалось очень темно, а потом посветлее; стало видно трубу, веревки для белья… А вон и Хаврюшин домик.
— Хаврюша! — прошептал я и стал потихоньку хрюкать.
Молчит. Должно быть, думает, что — чужие. Похрюкал еще — не отвечает. Влез в окошко и стал потихоньку пробираться к Хаврюшиному домику… Что за диво? Нет Хаврюши. Осмотрел все закоулочки — нигде нет… Вот тебе и раз!.. Потихоньку стал пробираться назад — слышу: на дворе ругается дворник. Что случилось там? Гляжу в окошечко, стоит дворник и кричит:
— У меня не трогать лестницу! Уши надеру.
Посмотрел — нет лестницы: убрали. Вздрогнул даже, когда посмотрел из окошка на землю.
Гимназист стоял вдали и бранился с дворником, а Володи не было: должно быть, он испугался и убежал… Что же делать? Дверь в кухню заперта, а лестницы нет. Значит, на двор в окошко или стучаться в кухню?
— Дворник! Дай лестницу, а то как же я слезу?..
— Залез, так и сиди.
— Как ты смеешь?
— Не лазай другой раз… Посиди да подумай, какой ты озорник…
— Смотри: я спрыгну и ушибусь до смерти.
— Прыгай!
— Умру, тогда папа тебе задаст.
— Не умрешь…
Ушел куда-то дворник. Надо стучаться. Ничего не поделаешь. Будут бранить… А главное: спросят, зачем полез… Как сказать?.. Пожалуй, догадаются, что хотел утащить Хаврюшу. Осторожно спустился я по лестнице и приложил к двери ухо. Слышу, кто-то шевыряется[133] у замка.
— Ты, Володя?
— Я…
— Отопри скорей!
— Да ключ-то у кухарки…
— Ну, поймали нас. Бранится бабушка… Значит, нечего больше скрываться.
— Бабушка! Кто меня запер? Отопри!
— Как он залез туда? Зачем? Верно, думал, что поросенок на подволоке…
— Ничего не думал… Отопри же!
— Ну и сиди! Сиди, пока отец не придет… Пусть он тебя и выпустит…
Я заплакал и стал колотить ногой в дверь.
— Не дури!
— Выпусти! А то не перестану стучать, а буду все сильнее.
— Вот и тебе задам. Выпорю.
Забрякал замок, и дверь растворилась. Бабушка хотела поймать меня за ухо, но ей это не удалось: я проскочил у нее под рукой и выбежал из кухни.
— Вот отец придет, он тебе… Не получишь нынче малины с молоком.
— И не надо.
— А я ему половину своей отдам… — сказал Володя.
— Ну так и ты ничего не получишь.
— И не надо.
Мама не особенно рассердилась. Она была рада, что у Вареньки прошел пальчик, и только улыбалась, когда бабушка рассказала ей, как я очутился на запертой подволоке.
— Скажи: зачем залез?
— Играть.
— Не ври! Ты думал, что там Хаврюша…
— Ну и думал… А где он, мама?
— Не скажу.
— Скажи! Мы только погладим его. Мама!
Мы стали приставать к маме, и она сказала, что Хаврюша заперт в чулан под лестницей.
— Позволь нам поиграть с ним!
— Будет. Завтра его кушать будем…
— Позволь. В последний раз! Надо же проститься.
— Нечего прощаться…
— Вот ты какая нехорошая… Неужели тебе не жалко Хаврюшу?..
— Жалко, да что же делать, голубчик?..
— Пусть поживет до моего ангела!..
— Нет… Нельзя… Папа хочет поросенка с кашей…
— Купи другого!
— И другого будет так же жалко, как этого…
— Нет! Нам только Хаврюшу жалко… Хаврюша такой хорошенький… Любит нас…
— И мы его любим… Очень любим… — сказал я.
Звонок оборвал наши разговоры: это папа пришел со службы. Сердитый пришел. Нечего и просить. Стал браниться, что не накрыли стола к обеду. Он очень хотел кушать.
