не очень хорошо влияет.
Лазар и Павловский одновременно хмыкнули.
— Кстати, очень хорошо, что господина Горелика сейчас нет с нами. — генерал помолчал. — Руководством принято решение о том, что грядущее испытание установки — последнее под нашим началом. Затем есть два варианта. Первый: установка демонтируется, перевозится в Подмосковье и поступает в полное распоряжение Министерства Обороны. Боюсь, что такой вариант Петру Борисовичу не понравится.
— Он и мне не нравится, — перебил Некрасова Лазар. — Я вложил в этот стартап достаточно серьёзные деньги.
— Мы рассматривали такой сценарий. — невозмутимо ответил генерал. — Вам и господину Горелику будет предложена компенсация, а также отчисления за пользование авторскими правами. Ну, и возможность трудиться над дальнейшим усовершенствованием установки. Она требует существенной доработки.
— Второй вариант? — Лазар не был бы Лазаром, не просчитай он все шансы.
— Второй вариант прост: установка остаётся здесь, вы с господином Гореликом эксплуатируете её на свой страх и риск. Дальнейшие вложения в жизнедеятельность вашего стартапа осуществляете сами, из своих средств. Кто озвучит варианты Петру Борисовичу? — Некрасов обвёл взглядом слушателей.
— Я озвучу, — отозвался Лазар, — только не сегодня.
— Хорошо, — довольным голосом сказал генерал, — завтра даже лучше будет. Кстати, про завтра: Сергей Кондратьевич! Вы с коллегами сможете завершить все сборы к 16:00? Вечером вылетаем в Москву.
— Как к 16:00? — опешил профессор. — А кто же подготовит установку к испытанию?
— За главного остаётся Терещук.
— Терещук?! — в один голос воскликнули Жилин и Павловский.
— Именно Терещук. Он же так этого хочет. — Некрасов с интересом наблюдал за реакцией учёных. — Полагаю, что его компетенций и помощи местных сотрудников хватит.
— Господин генерал, — суровым голосом сказал Павловский, — мне нужно поговорить с вами наедине. Отойдём.
— Терещук не должен руководить испытаниями, — заговорил учёный, когда они отдалились на достаточное расстояние, — ведь это он…
— Да, он. — перебил Некрасов. — Именно он влез в систему управления установкой. Именно из-за его правок случилась авария. Мало того, я сейчас скажу Вам то, чего не должен говорить: помните, на первом совещании я упоминал об утечке информации?
— Так он ещё и шпион! — Павловский круглыми глазами смотрел на генерала.
— Нет, просто трепло. — попытался успокоить учёного генерал. — Он выбалтывает всё своей любовнице. Её-то мы и разрабатываем, а пока у нас нет полной картины, Терещук будет рядом с установкой. Вам всё понятно?
— Да.
— И большая просьба: пусть это всё останется между нами. Постарайтесь не сталкиваться с ним, а если столкнётесь — сделайте вид, что не замечаете его. Пусть он думает, что победил. — говорящие развернулись к столу, и Некрасов похлопал Владимира по спине. — Я верю в Вашу выдержку.
31
В это утро Питер проснулся не от ощущения, что на него смотрят, а от запаха табачного дыма и непривычного гвалта за окном. Не открывая глаз, он одной рукой пошарил по кровати, а второй — под одеялом. Трусы были на нём, уже хорошо. И в кровати он был один, тоже неплохо. Кто же тогда курит?
Горелик разлепил глаза — он был в своем номере; затем сфокусировал взгляд: спиной к нему, оперевшись на подоконник, дымил в окно Павловский, стряхивая пепел наружу. По всей видимости, он был здесь достаточно давно — в комнате было изрядно накурено. Питер чихнул.
— Пробудился? — Владимир не спеша развернулся от окна. — Наконец-то. Ты горазд поспать. Пол-одиннадцатого за бортом.
— Доброе утро. — просипел проснувшийся и, как можно неторопливей, сел на край кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — Павловский потушил сигарету в блюдечке, где уже было несколько окурков.
— Не знаю пока. — Горелик осмотрелся. Его вещи были аккуратно сложены на стуле, пиджак висел на «плечиках», никаких следов пьянки не наблюдалось. Голова была тяжёлая, но не разламывалась от похмелья. — Я вчера опять хулиганил?
— Наоборот, — засмеялся Владимир, — по рассказам, ты был неотразим.
Так. Неотразим… Надо завязывать. Питер попытался восстановить хронологию прошедшего дня: полигон, разрушенная стена, генерал, дорога на кладбище, могила, какие-то мужики с лопатами… А дальше — как отрезало.
— Начинай. — Горелик стащил брюки со стула и стал их натягивать.
— Что начинать?
— Стыдить меня. — Питер встал, его качнуло, но он удержался. — Ты здесь прибрался?
— Нет, я ничего не трогал, — ответил Павловский, — только блюдечко взял. Ты дошёл до номера на своих ногах и, видимо, аккуратно снял штаны перед сном, что похвально. За что стыдить?
— Да, что-то с памятью моей стало. — Горелик потёр ладонями щетинистые щёки.
— Будем восстанавливать. — собеседник подошёл к холодильнику, достал из него минеральную воду, которую Питер моментально выхватил у него из рук и стал жадно пить прямо из горлышка.
Владимир сочувственно посмотрел на «болящего» и продолжил манипуляции с холодильником: на свет явились глубокая миска с солёными огурцами, затянутая пищевой плёнкой тарелка с нарезанным мясом, хлеб, запотевшая бутылка водки и две стопки. Мужчины сели за стол.
— Ну, за память! — Павловский разлил водку по рюмкам и поднял свою.
Питер махнул рукой на тостующего, не чокаясь, втянул в себя ледяную жидкость и, закрыв глаза, стал прислушиваться к реакции организма. Тот не возражал.
— Закусывай! — потребовал Владимир.
Горелик захрустел огурчиком. Павловский налил по второй, на этот раз обошлось без тоста. Водка разлилась теплом по организму, внезапно проснулся аппетит, Питер накинулся на мясо.
— Простите, сударь, огненный борщ будет на обед, — хихикнул Владимир, — завтрак Вы проспали, и на столе всё, что я смог отбить у голодающих.
В голове прояснилось, но память не восстанавливалась, хоть убей.
— Дак что же я вчера натворил? — Горелик взял сигарету.
— На кладбище вчера тебя не нашли, — Павловский дал прикурить Питеру и закурил сам. — Решили, что ты ушёл с мужиками. Их-то помнишь?
— Смутно.
— Поехали в деревню и обнаружили тебя там, около клуба. Ты читал собравшимся лекцию об устройстве Солнечной системы, галактики, Млечного Пути и клеймил плоскоземельщиков очень выразительными словами. — Владимир попытался жестами изобразить Горелика на трибунке.
— Какой позор. — Питер схватился руками за голову, представив себе нелицеприятную картину: он, размахивая руками, вещает о том, как космические корабли бороздят… Мужики на лавочке посмеиваются, лузгая семечки и сплёвывая шелуху на землю; бабы с сожалением и сочувствием смотрят на пьяного лектора; дети, устав от заумностей, разбежались по своим более насущным делам… Хоть сейчас пойти и застрелиться.
— Никакого позора, — возразил Павловский, — все слушали тебя, открыв рот. Никто и не подумал, что ты выпивал.
— Ну, а после лекции? — с надеждой спросил Горелик. — Меня привезли сюда?
— Нет, — Владимир широко улыбался, — вы всем коллективом пошли в школу.
— Я и там выступал? — ужаснулся Питер.
— Опять мимо. Ты осмотрел школу и очень расстроился. — говорящий снова налил. — Выйдя на крыльцо, ты поклялся
