4
Погода выдалась на редкость теплая. Небо по-прежнему оставалось серым, но дождя не было, и сквозь плотную пелену туч виднелось солнце, маленькое, как гривенник.
Позавтракав, Павлин и Фролов вышли на кухню. В кухне, в сенях и на улице группами толпились командиры. Моряки на лужайке возле дома окружили Драницына, который им что-то объяснял. Они слушали и следили за его рукой, которая вычерчивала в воздухе параболу.
– При стрельбе сверху вниз пуля ложится круче и вероятность попадания снижается… Это учтите! – говорил Драницын.
Увидев командира бригады и военкома, Драницын вытянулся, щелкнул каблуками и приложил руку к козырьку фуражки.
Он резко отличался от других командиров не только внешним видом, но и манерами.
Ответив на приветствие, Павлин с невольным любопытством оглядел его щеголеватую фигуру. Драницын был тщательно выбрит, от него даже пахло одеколоном, словно он только что побывал у парикмахера.
– С нами идете? – спросил его Павлин.
– Никак нет! С Бронниковым! – четко ответил Драницын, улыбаясь своей обычной холодновато-любезной улыбкой.
– Как служит? – спросил Павлин у комиссара, когда Драницын отошел от них.
– Парень толковый… А ты что скажешь?
– Вчера он отлично выступал! Чувствуется в нем настоящая военная жилка. Но в душу к нему не влезешь.
– Посмотрим, – уклончиво сказал Фролов. – Пока что он нам полезен.
Спускаясь по дорожке к причалам, Павлин приметил в толпе матросов и пехоты моряка в одной тельняшке с желтым, как пакля, клоком волос, выбившимся из-под бескозырки. Будто почувствовав на себе взгляд Павлина, морячок вышел на дорожку и как бы нарочно загородил ее. Клеши моряка были у щиколоток перетянуты бечевкой.
– По-флотски будешь драться? – спросил морячка Павлин, останавливаясь и кладя руку ему на плечо.
– Есть, товарищ комбриг, драться по-флотски! – ответил моряк. – Товарищ комбриг… Я, извиняюсь, с протестом… Прочих с нашего батальона пускают в первую волну, а нас, обстрелянных, откатили в резерв. За что? Мы брали Борецкую…
– Да не взяли…
– Товарищ комбриг, от газов ослабевши были, сами знаете… Не будь газов…
– Э-э, дружок! А вдруг сегодня еще страшнее будет?
Моряк опустил голову.
– При штурме Зимнего дворца был?
– Не пришлось, – ответил моряк. – С нашего экипажа не были вызваны.
– Аврорцев знаешь? (Морячок сделал такое движение плечами, как будто хотел сказать: «Кто же не знает «Аврору»!) Помни, что сейчас на Севере мы штурмуем капитал, так же, как год тому назад в Питере.
– Так что: северная, выходит, Аврора… – Морячок взволновался. – Значится… все военморы обязаны… в первой волне… – Помолчав, он тихо прибавил: – Товарищ Виноградов, ведь мы поклялись вчера. Я обещался.
– Хорошо… Присоединяйтесь к десанту.
– Есть, товарищ комбриг!
– Как твоя фамилия, орел?
– Ротный политбоец Дерябин! – отрапортовал моряк, тряхнув ленточками.
– Желаю успеха, товарищ Дерябин, – серьезно сказал Павлин, протягивая руку молодому моряку. – Сегодня взять Борецкую!
– Есть, взять Борецкую! – сказал моряк и, круто повернувшись, побежал к барже, где товарищи ждали его, переговариваясь и волнуясь.
С баржи донеслись восторженные крики.
«Даешь Двину! – услыхал Павлин. – Смерть интервентам! Смерть предателям белякам!»
Как только комбриг ступил на палубу «Марата», матросы убрали сходни, отдали концы, машина заработала, и пароход медленно двинулся, уходя к фарватеру.
Отвечая на сигналы, «Марат» пошел к месту расположения пловучих батарей. Быстро взобравшись на капитанский мостик, Павлин увидел стоявших рядом с командиром «Марата» Фролова и Андрея.
Серый, туманный горизонт озарила яркая вспышка. Ударила первая батарея стодвадцатимиллиметровых.
– Ну, ни пуха ни пера, – сказал Павлин улыбнувшись.
Через минуту небо за мысом опять сверкнуло. Новый залп, как показалось Андрею, встряхнул Двину вместе с «Маратом», другими буксирами и баржами. В шести-семи верстах отсюда уже завязался бой. Дальнобойная артиллерия поддерживала своим огнем наступавшую пехоту.
Глава вторая
1
Кровопролитное сражение длилось несколько дней.
За это время бригада прошла около семидесяти верст под непрерывным артиллерийским и пулеметным огнем, то и дело отражая яростные вражеские контратаки.
5 сентября передовые части бригады достигли района Чамовской. Дорога, ведущая к переправе через Вагу, соединяла Чамовскую с большим селом Усть-Важским, лежавшим на другом берегу реки. Еще до получения точных разведывательных данных Павлин понимал, что Усть-Важское представляет собой базу противника, его опорный пункт, которым необходимо овладеть.
Но люди изнемогали от усталости и нуждались хотя бы в коротком отдыхе. Бригада понесла значительные потери. Надо было принять пришедшее из Вологды пополнение, подвезти артиллерию и боеприпасы, дать людям хоть небольшую передышку. Командование приняло решение остановить бригаду на двое суток.
Весь день 6 сентября Виноградов и Фролов, пользуясь то катером, то лошадьми, объезжали отряды, стоявшие на отдыхе по берегам Двины, в районе Чамовской, Конецгорья и Кургомени. Командир и комиссар бригады считали необходимым проверить состояние войск перед штурмом Усть-Важского. Предстоял решающий бой.
Виноградов говорить не мог: у него болело горло, – и Фролову пришлось выступать за двоих. Как только командир и комиссар появлялись в том или ином отряде, тотчас сам собой возникал митинг.
Бойцы просили Фролова выступить и с напряженным вниманием вслушивались в каждое его слово.
Фролов говорил о том, что Советская Россия подобна сейчас осажденной крепости и что как бы мировой империализм ни стремился расправиться с ней, все-таки она непобедима. Непобедима потому, что каждый новый удар против нее рождает новые силы, новых героев, подымает новые слои рабочих и крестьян, готовых отдать свою жизнь за Советы.
Фролов говорил о четырех годах минувшей войны, которые показали всему миру грабительскую политику империализма. Ссылаясь при этом на ленинское «Письмо к американским рабочим», он рассказывал о мыслях Ленина по поводу американских миллиардеров, которые нажились на войне больше всех и сделали своими данниками даже самые богатые страны. Он рассказывал и о том, как американские миллиардеры награбили сотни миллиардов долларов и что на каждом долларе видны следы грязи, тайных договоров между «союзниками».
– Товарищ Ленин называет американских миллиардеров современными рабовладельцами. И это правильно, товарищи! Они и есть рабовладельцы. Они и хотят нас сделать рабами. За этим они и вторглись на Мурман, в Архангельск и на Дальний Восток. И, конечно, по их указке действуют и англичане, и французы, и японцы. Хищное зверье хочет превратить Советскую Россию в свою колонию.
А вы знаете, что такое американская колония? Это царство бесправия, полный произвол. В Архангельске идут сейчас массовые аресты. «Служил в советском учреждении? – иди в тюрьму». На тюремном дворе – ежедневные расстрелы. К покорности хотят склонить людей смертью. Недавно был такой случай на Двине. Отряду маймаксинских рабочих удалось вырваться из Архангельска. Их барку настигли, потопили в Двине, всех потопили.
В Архангельске идут облавы, ловят на улицах матросов и без разбора, без суда, без следствия набивают ими камеры архангельской тюрьмы. Сейчас матросами наполнены подвалы Петровской таможни и Кегострова. Часть из них отправлена на Мудьюг – это каторжная тюрьма или, вернее говоря, могила. Многих большевиков расстреляли тут же на месте. Вот что такое интервенты, их режим, товарищи. Это смерть советскому человеку. Но не бывать этому режиму на нашей земле!
Фролов говорил негромко, слабым от усталости голосом, но его спокойная, уверенная, лишенная всякой аффектации манера придавала словам какую-то особую убедительность. Когда он приводил высказывания Ленина, бойцы слушали его затаив дыхание, сдерживая кашель и стараясь не шевелиться.
– Некоторые думают, что в Америке и в Англии, мол, свобода, демократия… – продолжал Фролов. – На бумаге – да! На деле – нет! Не может быть истинной свободы там, где царствует капитал. Хороша свобода, которая заставляет своих солдат убивать свободных крестьян, свободных рабочих России! Зачем Америка и Англия пришли на берега Двины? Что они здесь забыли? Недорубленный лес, который они расхищали свыше ста лет?… Они пришли сюда, чтобы помочь нашим буржуям и помещикам опять захватить заводы, фабрики, землю, чтобы вместе с русской буржуазией грабить рабочих и крестьян.
Когда Фролов кончил говорить, бойцы стали задавать ему вопросы. Завязывалась оживленная беседа. Тем временем Виноградов беседовал с командирами, знакомился с тем, как организован отдых бойцов, разъяснял обстановку и боевые задачи бригады.
