из боя, в который влез, пилот решил повторить попытку разбомбить пулемётное гнездо и сбросил вторую бомбу.
— Да дульный же ты тормоз! — с отчаянной досадой крикнул в нависшее над ним брюхо дирижабля Блад.
Следом прогремел взрыв, разметав мешки с песком, куски пулемёта и пулемётчика, откинув назад тех, кто успел подобраться к гнезду поближе.
Когда Винтерсблад пришёл в себя, небо уже посветлело, а дождь прекратился. Перед глазами всё было размыто, словно за мокрым стеклом, и потребовалось несколько раз моргнуть, чтобы зрению вернулась привычная чёткость. Над самым лицом мужчины, на кончиках лап мелких ёлочек поблёскивали перезревшие дождевые капли, готовые вот-вот сорваться вниз. Сквозь шум в ушах неровным пунктиром, словно грубыми стежками по рыхлой ткани, прорывались отдельные выстрелы. Блад осторожно повернул голову в их сторону. Стреляли с высоты, но на видимых глазу склонах были лишь трупы. В месте, где находились Винтерсблад и Асмунд, когда транспортник сбросил вторую бомбу, лежали чьи-то ноги. Чьи, определить было невозможно, так как остальная часть человеческого тела отсутствовала. Да и ноги-то казались обе левыми. Чуть ниже по склону, ближе к Бладу — ещё одно неузнаваемое, обезображенное тело.
Унтер-офицер аккуратно пошевелился: кажется, цел. Недаром товарищи шутят, что в рубашке родился: взрывом Винтерсблада отшвырнуло далеко от огня, чуть ли не в болото, как будто он весил не больше бумажного журавлика. А от тех солдат, что были позади него, осталось вон что. Кто-то из них — наверняка Асмунд. «Копаный ж ты бруствер, принесла нелёгкая помощничка!» — мысленно выругался Блад в адрес давно ушедшего транспортника.
Выстрелы, доносившиеся с высоты, не стихали. «Эти теперь ещё с полчаса будут тарахтеть по призракам! Ладно, парни, продолжайте без меня. А мне надо к своим ползти, а то эти ваши ёлки-невелички — так себе убежище. Да и сыро тут», — мужчина медленно перекатился на другой бок и упёрся лицом в подошвы чьих-то сапог. Чуть приподнявшись на локтях, ползком обогнул хозяина обуви: Асмунд! Бледный, с посиневшими губами, весь перемазанный землёй, как свежезахороненный мертвяк, восставший из могилы.
— Эй, командир! — шёпотом позвал Блад, щупая двумя пальцами на шее младшего лейтенанта пульс.
Жив!
— Эй, ротный, подъём! — мужчина похлопал товарища по щекам, и тот тихонько застонал; короткие чёрные ресницы дрогнули, и Асмунд разлепил веки.
— Цел? — одними губами спросил Винтерсблад.
Командир пошевелился и не сдержал гримасы боли:
— Нога! — он перекатился на бок, хотел зажать рану, но ладонь глубоко окунулась в тёплое и вязкое. — Ох-х-х, Блад, что там?
— Чёрт! — прошипел Винтерсблад.
Одного взгляда на разорванное осколком бедро ему оказалось достаточно, чтобы понять: перевязка не спасёт, надо шить. Иначе Асмунд истечёт кровью, не успев добраться до своих.
— Что там? — повторил Асмунд, умоляюще глядя на товарища.
То ли его голос был так слаб, то ли шум в ушах Блада ещё слишком громок, но он угадывал слова командира лишь по движению дрожащих губ.
— Всё паршиво?
— Всё отлично, Грег, — через силу усмехнулся унтер-офицер, — сразу две хорошие новости! — он перевернул Асмунда на живот, перекинул его руку себе через плечо и пополз, таща товарища на себе. — Те ноги, что валяются на подступах к пулемётному гнезду, — не твои — это раз. Твои ноги при тебе, и даже искать не придётся — это два! — с натугой прокряхтел Блад под тяжестью тела младшего лейтенанта, который здоровой ногой и рукой помогал ему ползти. — Вот только правую подштопать надо, чтобы не потерять по дороге. Сейчас до ельника доползём и починим. А потом к своим! Тебе ещё, командир, повышение зарабатывать, раз уж здесь не вышло. Так что не кисни!
Они отползли за деревья, так, чтобы их не могли заметить с высоты. Винтерсблад уложил Асмунда на мох, достал свёрток с походной аптечкой.
— Ты серьёзно собрался меня штопать? — заволновался командир, увидев, что у Блада, помимо прочего, имеется и иголка с ниткой. — Здесь?! Ты сбрендил! Перевяжи — и ползём к своим!
— Если сейчас не зашить, никуда ты не доползёшь, — уже без нотки иронии в голосе ответил солдат, — так что потерпи. Я хорошо шью, не дрейфь!
— Откуда хоть? Портным работал?
— Нет, — Блад усмехнулся, распарывая ножом штанину раненого, которая насквозь пропиталась кровью, — в цирке. С конями. Делай вдох, когда буду прокалывать.
— Э, не вздумай, унтер-офицер! Отставить, я приказываю! Ещё заражение схвачу, вообще без ноги останусь!
— Может, и останешься, — невозмутимо ответил Винтерсблад, — зато копыта не загнёшь. Как ты больше хочешь: живой без ноги или мёртвый, но с полным комплектом конечностей?
В карих глазах Асмунда паника сменилась муками выбора.
— Ты уверен? Откуда знаешь? — младший лейтенант приподнялся на локте, дрожащими пальцами перехватил руку товарища, державшую иглу. — Ты врач? Не ври мне, Блад, не сейчас твои шуточки шутить!
— Нет, не врач. Но стал бы им, если бы доучился.
— Копаный бруствер! — Асмунд с гримасой боли откинулся обратно на мох. — Меня будет оперировать медбрат-недоучка! Посреди леса!
— Хирург-недоучка.
— Ну-у-у! Это в корне меняет дело!
— Видишь, как интересно ты живёшь, Грег! Меня аж зависть берёт, — съязвил Винтерсблад, приступая к делу.
— Всё, — Блад перебинтовал зашитое бедро товарища, — теперь ползём к своим. Как некстати вылезло солнце! Видимость, так её, теперь отличная, особенно с высоты. Придётся заложить крюк за те кусты, иначе нас могут заметить.
— За теми кустами болото, — слабо отозвался Асмунд.
— Плавать умеешь? — улыбнулся Винтерсблад, распластавшись на земле и перекинув руку товарища себе через шею.
— У тебя на вышке совсем неблагополучно, Блад!
— Рад стараться!
— Да иди ты! — вяло отмахнулся Асмунд.
— Без тебя, командир, не пойду — скучно.
Кое-как они доползли до густого высокого кустарника, укрывшего их от дозорных на высоте. Винтерсблад поднялся на ноги, помог встать Асмунду.
— Ну, теперь побыстрее будет, — усмехнулся Блад, практически взвалив товарища себе на плечи, — двинулись! — одной рукой он поддерживал Асмунда поперёк торса, во второй нёс ружьё, оставшееся одно на двоих: младший лейтенант своё потерял во время взрыва.
Они медленно ковыляли по краю болота, Асмунд проверял путь выломанной веткой, на которую и опирался, а Винтерсблад, прикинув, что до конца трясины уже рукой
