Хорошо вот этак вдруг распрямиться, широко вздохнуть, отрешиться от будней и пуститься в приятное путешествие: впереди увлекательная встреча, помимо сборов с кинофильмами, и - хочу не хочу - свидание с медиками.
На сборах мы получили все, что было предусмотрено планом. Напряженная учеба закончилась боевыми зачетными стрельбами.
Но десять дней отсутствия обернулись бедой.
Взвод управления, оставшийся без комбата, почувствовал себя вольготно. Он свыкся с обстановкой переднего края, с постоянной и привычной перестройкой, не вносившей особого беспокойства, не менявшей устоявшегося положения в обороне, - так всегда было, есть и, наверное, будет дальше. Удивляться стрельбе не приходится. Но надоело хитрить и прятаться, дрожать за свою жизнь, хотя она, жизнь, и единственная. Можно и побравировать ею. Показать себя этаким храбрецом.
На НП принесли обед.
Четверо управленцев с котелками выползли из траншеи на травку впереди окопа с НП - как на полевом стане. Немцы заметили беспечность русских солдат и ответили на нее сперва одной миной, разорвавшейся метрах в сорока, а потом второй. Вторая мина упала рядом. Ее оказалось достаточно, чтобы двух наказать серьезно.
Разведчик рядовой Синчук пострадал особенно тяжело: осколок раздробил лицевые кости в области носа и принес ему немыслимые страдания. Он просил товарищей пристрелить его, чтобы избавить от болей. Но у кого же поднимется рука?
Рассказ об этом воспринят как удар.
Лейтенант Карпюк виновато моргал глазами, когда я набросился на него, и лепетал в оправдание жалкие слова:
- Отдыхал... Не видел... Они сами...
Я не мог найти ему оправданий.
Глупейшая потеря ставила вопрос о подготовке новых людей, которых нужно обучить, привить им навыки. Но как можно смириться с потерей? Я злился на Карпюка, на его взвод и на себя - не предусмотрел, не предупредил о возможности неприятного исхода. Да разве предусмотришь все? Это проявление недисциплинированности, распущенности, и виноваты мы с Карпюком.
Виноватыми чувствовали себя все, кто оставался на НП.
Первое, что можно сделать теперь, - выследить минометную батарею немцев, засечь и накрыть ее своим огнем.
Задачу на разведку я поставил перед Карпюком.
Прошло несколько суток. Утрата, в общем-то обычная для переднего края, перестала восприниматься остро.
Подсыхавшая на ноге корочка - экзема - дала новую вспышку. С разрешения Ширгазина я отправился в санчасть.
- На обратном пути заходи ко мне, - сказал он.
Врач Подберезкова, прибывшая в полк в августе, нравилась мне, поэтому после перевязки уходить не хотелось. Мне было еще невдомек, что Лариса Мефодьевна догадалась о причинах моей задержки. Она раскусила этого парня, то есть меня, еще при первом посещении, понимала, что не только раны тревожат пациента.
А теперь, разговаривая с печальными нотками в голосе, подошла и с неожиданной решительностью потянулась руками к моим плечам, готовая, кажется, охватить меня за шею и прижаться. За спиной у меня затрепыхались крылышки.
Ее слова оказались неожиданными еще более:
- Вам нужна девушка, капитан, очаровательное создание где-то ждет вас. А вы путаете адрес. Адрес прояснится - время еще не ушло. Ваше время наступит, должно наступить... - руки ее с плеч соскользнули, она отошла и отвернулась. Крылышки за моей спиной беспомощно повисли.
Вот так. Не берусь судить, как выглядел я в тот момент. Столь прямые слова, сказанные пусть мягко и доброжелательно, не могли не смутить - они опережали бесполезные объяснения и делали невозможной зарождавшуюся надежду. Слова отрезвляли, ставили меня на землю.
Я ушел, чтобы не продолжать трудную сцену.
У НП комдива встретились несколько незнакомых солдат.
- Пополнение?
- Так точно, товарищ гвардии капитан.
Комдив сидел за ужином.
- Чему научили вас на тех сборах - как лучше на немцев брехать?
На грубоватую манеру общения я еще не успел переключиться, поэтому меня слегка передернуло - я еще "витал".
- С наших пунктов, товарищ гвардии майор, можно организовать сопряженное наблюдение. Тогда точность засечки улучшится.
- А ну расскажи - как.
Я набросал схему и рассказал порядок работы.
- Дело говоришь, комбат, обязательно займемся. А теперь выбирай себе телефониста: Макаров или Шпулько.
- Шпулько - радист, - подсказал кто-то.
- Значит, забирай Макарова, радист мне самому нужен.
К себе я вернулся затемно с новым телефонистом.
На другой день мы занялись практическими делами сопряженного наблюдения.
Выследить минометную батарею оказалось непросто. Для этого понадобились терпение и настойчивость. Но через несколько дней мы отчетливо увидели дымки из ее труб и засекли с двух пунктов.
Этот день был последним, в ночь должны сняться и перейти в другой район. Разделаться с минометной батареей немцев нужно сегодня.
Мы открыли беглый сосредоточенный огонь по вражеской батарее внезапно, довернув на нее от репера, когда немцы вышли из укрытий и начали постреливать. И думаю - им не поздоровилось.
Залпы прозвучали в отместку за наших товарищей, пострадавших от их мины. Орудия наши били по обычной цели и выполняли рядовую задачу.
Наступление продолжается
Перемещение было недальнее.
187-й гвардейский артполк сосредоточился в. районе Будезиоры - это южнее города Вилкавишкис, - чтобы помочь прорыву частями 5-й гвардейской стрелковой дивизии на участке Кумец-1 - Кумец-2. Пехота нашей дивизии отводилась во второй эшелон корпуса.
Мысль о предстоящем деле, одном из последних, вселяла в солдатские души подъем и настрой - предстояло выйти к границам Восточной Пруссии.
С вечера майор Ширгазин собрал комбатов.
- Я надеюсь на вас, - сказал он, - даже если меня не станет...
Никогда раньше не терявший самообладания, сегодня он нервничал.
В землянке находились еще артиллерийский техник дивизиона Колесов, новый радист Шпулько и телефонист. В рации что-то шелестело и попискивало, она работала на прием. С делами было покончено, мы собрались уходить.
- Товарищ Колесов, - обратился комдив к арттехнику, - выкладывай свои богатства и подавай кружки. Задержитесь, комбаты.
Кружки и богатства были поданы на деревянный ящик из-под снарядов, заменявший стол. Комдив налил каждому понемногу. Он первый поднял кружку и взглянул почти весело:
- Разбирайте, пока угощаю.
Необычное приглашение комдива сперва смутило. Но согласились мы без отговорок. У каждого что-то скребло внутри, росло напряжение. Комдив неспокоен тоже, это видно по осунувшемуся лицу и воспаленным глазам. Под нашими гимнастерками расходилось тепло. Оно не вселило покоя, а притупило остроту ожидания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
