– Погодите, – сказал вдруг Миртус.
Он отпрыгнул к камину, в его руке появилась длинная железная кочерга, которой служанка мешает угли в камине. Миртус осторожно прикоснулся концом к рукояти кинжала. Выждал, нажал сильнее. Я вздрогнул всем телом: сухо и злобно щелкнуло. Рукоять кинжала мгновенно ощетинилась острейшими иглами, ставши похожей на стального ежа.
– Яд, – сказал Миртус коротко. В его сдержанном голосе не чувствовалось удовлетворения, только прежний испуг: – Сильнейший яд. Я его ощутил, только не знаю как…
– Сволочи, – выругался я. – Не зря святая церковь всех колдунов на костер по своей великой милости! Я бы сперва шкуры сдирал.
Он все еще осторожно подвигал кочергой кинжал, я видел, как в отсветах каминного пламени на кончиках игл поблескивает влага. По телу прокатывался холод, воображение услужливо подсказывало, как все это вонзилось бы в мою ладонь, едва я взял бы кинжал и сжал рукоять.
– А церковь лучше? – спросил Миртус.
Он чуть осмелел, доказав свою нужность, как человек, способствующий безопасности замка.
– Лучше, – ответил я сердито. – Церковь за честность! И за честный бой.
– А что есть честный?
– По правилам, – объяснил я. – И чем больше правил – тем лучше. В конце концов правил будет столько, что воевать станет невозможно. Церковь даже луки и арбалеты запрещает, потому что с их помощью убивать легче!
Он коротко взглянул на меня и быстро отвел взгляд, словно испугавшись собственной дерзости. Я смолчал, не стал объяснять, что пользуюсь луком, потому что… ну хотя бы потому, что не хочу давать противнику преимуществ. А вот если луки действительно запретят, да так запретят, что никто не посмеет воспользоваться луком, то и я откажусь от своего замечательного лука. Чувство безопасности, что мне не выстрелят издали в спину, перевесит желание ходить обвешанным оружием.
– Я бы убрал этот кинжал, – сказал Миртус. – Но вам, ваше светлость, виднее.
– Забирай, – разрешил я. – Может, еще какую загадку откроешь! А нет, будешь гордиться, что разгадал секрет коварного противника. Нет, даже врага!
Миртус переложил кочергу в другую руку, я видел, что примеривается взять кинжал голой рукой, крикнул:
– Сдурел? Возьми тряпкой.
Он огляделся, я сдернул со спинки кресла толстый шарф, Миртус поймал на лету. Я смотрел, как он обмотал руку, оба мы задержали дыхание, Миртус навис над кинжалом…
– Это еще не все! – вдруг произнес он быстро.
Я замер, но кинжал оставался все таким же, я спросил шепотом:
– Еще одна мина?
– Ловушка, – ответил он. – Я даже не знаю, что в ней. Я крикнул громко:
– Стража! Позвать Альбрехта! И трех лучших арбалетчиков. Нет, лучше пятерых.
Миртус бросил на меня косой взгляд, у меня вообще арбалетчиков негусто, хорошо, если вообще наберется пятеро, и не факт, что у них окажутся исправные арбалеты. За дверью топало, грюкало, наконец, в помещение под командой Альбрехта вбежали крепкие, пропахшие морозной свежестью люди, сорвали с плеч арбалеты, послышался скрип натягиваемых стальных струн.
– Стрелять будете по команде, – объяснил я строго, – когда скажу.
– В кого стрелять? – спросил один деловито.
– В кого или во что, – ответил я, – увидим. Нарушитель границы ведет себя нагло, попирает наши принципы, глумится над нашими освященными обрядами и традициями, потому и скрывает лицо! Но все тайное станет явным. Не трусьте, цель этого гада – я… Так что готовы будьте. Ко всему.
Миртус поморщился, много чести разъяснять простолюдинам, но я, как Суворов, полагаю, что каждый солдат должен знать свой маневр. Арбалетчики сразу стали серьезнее, подобрались. В движениях появилась та четкость, что позволяет сэкономить секунды и тем самым спасти шкуру. Свою или своего лорда.
– Готов? – спросил я Миртуса.
Он кивнул, руки поднялись в угрожающем жесте. Мы все услышали жесткие полузнакомые слова, у магов свой язык, тайный, но при желании разобраться можно. В комнате негромко затрещало, под каменными плитами пола невообразимо огромное шевельнулось и шумно вздохнуло.
Арбалетчики медленно бледнели, я взял в одну руку меч, в другую молот. Сердце колотится, страх вырабатывает целый океан адреналина. Миртус выкрикнул последнее слово, поспешно отступил.
Вокруг кинжала вспыхнуло сиреневое сияние. Кто-то охнул, начал креститься, послышались слова молитвы. Сияние разрослось, превратилось в шар. Я потрясенно увидел в нем холодно блещущие звезды. И там, по жуткому небу, в нашу сторону движется нечто огромное, ужасное, смертоносное…
Кто-то вскрикнул, из сиреневого шара с грохотом и лязгом выпрыгнули двое закованных в железо рыцарей. Оголенные мечи уже в руках, в прорези шлемов жутко горит красный огонь, словно там пылающие угли костра.
– Бей! – выкрикнул я.
Звонко щелкнули по дереву дуги тетивы. Стальные болты с жутким скрежетом ударили в панцири. Я страшился, что срикошетят, доспехи выглядят… хорошо, однако оба рыцаря страшно закричали. Одному болт пробил панцирь, торчит только короткий треугольный кончик, второму попали в грудь и голову.
Первый рыцарь с болтом в груди с криком ярости бросился вперед. Я подставил щит, а лезвие моего меча чиркнуло его по коленям. Скрежетнуло, будто я вскрывал гигантскую консервную банку. Рыцарь вскрикнул, колени подломились, он с жутким грохотом рухнул лицом вниз.
Миртус говорил быстро и горячо, двигал руками, я видел за его пальцами быстро тающие нити, однако дыра стала даже шире, а звезды заблестели ярче, торжествующе. Я ощутил холод, рядом поежился Альбрехт. Мне совсем не чудится, из дыры в самом деле тянет смертельным холодом космоса.
Рыцари уже дергались, как железные червяки, на полу. Я метнул молот в то огромное, что приближается из космоса. Рыцари – ложная цель, отвлечение внимания, а это значит…
Молот исчез, через долгое мгновение донесся глухой удар. Замок качнулся, а созвездия в чужом небе перекосило. Мой чуткий слух уловил жуткий вой, настолько низкий, словно кричит раненая звезда, кроме меня никто не услышал, из пустоты вынырнул молот, моя пятерня уже привычно растопырена, ударило рукоятью…
Я едва не заорал от дикой боли: рука мгновенно превратилась в лед, и только ускоренная регенерация не пустила холод дальше по телу. Сцепив зубы, я погнал волну горячей крови по руке, наконец, обрел возможность шевелить пальцами.
Миртус закончил помовать дланями. Сиреневое окно затянулось, с кинжала осыпались иглы, а на полу корчились две фигуры в стальных доспехах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
