На воздухе туман был практически осязаем, чтобы не потеряться, я выставил руку и двинулся вдоль борта к носу. Автобус провалился глубоко, передние колеса почти целиком, фары разбились об острый асфальтовый край. Шмайссерман горестно бродил вокруг передка, причмокивал языком и вздыхал: видимо, автобус получил серьезные повреждения, поскольку я почувствовал, как пахло бензином, ну, или маслом. По лобовому стеклу побежали трещины, похожие на дельту Волги. Грустно, я уже к автобусу начал привыкать. Жаль.
Тег «Катастрофа».
Жмуркин командовал эвакуацией, начальственно свистел в свисток, мне показалось, лишь затем, чтобы случайно отбившиеся не затерялись и не были сожраны чудовищами. Дышалось трудно, кстати, точно нас вдруг перенесло куда-нибудь в Анды, на высокогорную дорогу, виляющую меж недоступных снежных пиков.
– Все вышли? – спросил Жмуркин. – Тогда перекличка.
Мы выстроились вдоль обочины, Жмуркин произвел перекличку и убедился, что на месте все, даже Пятахин.
– В автобусе оставаться нельзя, – объявил Жмуркин. – Тут могут быть промоины. Нам надо…
– И что же нам делать? – перебила Лаура Петровна. – Ночевать в поле?
– Зачем же в поле? Мы можем расставить палатки…
– Значит, в поле, – заключила Лаура Петровна. – Прекрасно! Я с детства мечтала ночевать в канаве!
– Во-первых, не в поле, а в палатках все-таки. Во вторых…
– Тут деревня есть рядом, – сказал Шрёдербаум. – Если судить по карте. Недалеко.
Жмуркин достал планшет, сверился.
– У меня нету никакой деревни, восемьдесят километров до ближайшего поселения.
Жмуркин поглядел вверх, точно хотел спросить у спутника, почему тот указывает неверную информацию.
Но неба видно вообще никакого не было, лишь туман.
– У меня старые карты, – сказал Шкобленц. – По ним тут деревенька есть.
– Да ее, наверное, сорок лет как уже нет, – хмыкнула Лаура Петровна. – Какие тут деревни…
– Можно сходить посмотреть, – предложил Лаурыч.
И был немедленно одернут за поводок.
– Связи нет, – Швиригкайт потряс телефон. – Автобус без трактора не вытащить, так что кто-то должен сходить.
– Предлагаю идти всем, – сказал Жмуркин. – Дойдем до деревни, попросимся на ночлег. Только надо палатки из автобуса вытащить на всякий случай.
– А это зачем? – настороженно поинтересовалась Лаура Петровна.
– Мало ли… – пожал плечами Жмуркин. – Василий Иванович, откройте, пожалуйста, багажники.
Шлиманшталь открыл багажники, и мы выгрузили туристическое снаряжение. Вообще у нас предполагалась стоянка на озере Неро, с купанием, рыбалкой и песнями, но до Ростова Великого мы, судя по всему, доберемся не скоро. Вообще, как-то странно все это, зачем мы завернули в сторону Мурома, если нам надо было в Ростов, на Штауффенбурга, наверное, тоже нашло какое-то невиданное затмение…
Потом спрошу, к чему все эти зигзаги.
– Мы с Пашей никуда не пойдем, – тут же заявила Лаура Петровна. – Ему нельзя таскать тяжести, ему эндокринолог не велел.
– Мама! – пискнул Лаурыч. – Перестань!
– А что «мама», это ведь правда. Тебе нельзя ничего тяжелее трех килограммов поднимать!
На самом деле горка из снаряжения получилась изрядная, конечно, современные палатки не старинные монстры, все гораздо легче, но…
Но вот переть все это добро через туман особо не хотелось никому, и тут я с Лаурой Петровной был в чем-то солидарен.
– Разбирайте, – сказал Жмуркин и выбрал самый большой рюкзак. – Разбирайте, не ленитесь!
Нет, Жмуркин явно изменился с момента нашего давнего знакомства. Раньше бы он выбрал рюкзак самый легкий и всю дорогу бы стенал о своем несчастном позвоночнике, кривлялся бы, ныл, ругал окружающих его хамов, а вот сейчас, наоборот, рвется первым на амбразуры. Забавно…
Как оно все меняется.
Впрочем, я тоже поменялся. Был непонятно кем и сбоку бантик, а стал вдруг журналистом. И блогером. И даже немного известным на просторах Сети, и если я буду продолжать дальше, предо мной откроются врата и проторится путь, главное ведь сделать первый шаг, ничего, что в Ростов заедешь…
А чем плох Ростов?
Александра выбрала себе поклажу средних размеров, Дитер и Болен взяли побольше, наверное, хотели продемонстрировать свою немецкую крепость и нордическую несгибаемость. Ничего не оставалось делать, как последовать их примеру. Я напрягся жилами и взял спальник и двухместную палатку, спальник повесил спереди, палатку за плечи, создал равновесную систему.
Остальные взяли кто что, каждому досталось, девчонкам тоже. Кстати, постриженные Снежана и Иустинья выглядели ничего, в таком, в британском стиле, панковато и оторопело, особенно с поклажей.
Лаурыч выбрал, кстати, не самый маленький рюкзак и как-то под ним просел, даже я почувствовал, что с эндокринным аппаратом у него не того. Разболтанный аппарат, короче, требует доработки.
Жохова обвешалась котомками, причем безо всякого принуждения, добровольно. И вообще, необычно все себя вели, наверное, из-за тумана. Туман на людей странно воздействует, я и раньше замечал, некоторые в тумане вообще впадают в оцепенение, Жохова запросто может впасть.
– Все готовы? – спросил Жмуркин.
– Все! – бодро ответил Лаурыч.
– Павел! – укоризненно сказала Лаура Петровна.
– Мама!
– На Муромской дорожке стояли три сосны… – протянул печально Пятахин, сразу видно, что сын культурного департамента.
– Мама! Я пойду! – воскликнул Лаурыч.
– Только попрощайся с мамой, больше ты ее не увидишь, – трагически сказал Пятахин. – И не забудь подгузники!
– Павел, – Лаура Петровна разогнала вокруг себя туман. – Ты останешься со мной. Мне будет нужна твоя помощь с вещами.
– Но я… – Лаурыч растерянно оглянулся. – Я ведь…
– А правда, что мама до сих пор тебя в ванной купает? – серьезно спросил Пятахин. – Ты извини, просто говорят… Нет, в этом ничего такого нет…
– Нет, я сам уже давно купаюсь, – тут же ответил Лаурыч. – Я просто…
– Молодец, – Пятахин похлопал Лаурыча по плечу. – Уже сам – молодец!
– Я очень серьезно поговорю с твоим отцом, Пятахин, – грозно пообещала Лаура Петровна. – Очень, очень серьезно.
Лаура Петровна покрылась пятнами праведного гнева, который просвечивал даже сквозь туман.
– Так я пойду? – робко спросил Лаурыч. – Мама, я хочу вместе со всеми!
Лаурыч почти всхлипнул.
Лаура Петровна не ответила.
– Не волнуйтесь, Лаура Петровна, я аккуратно соберу его останки в пакетик и вам передам, – продолжал Пятахин. – Или, если предпочитаете, по почте.
Лаура Петровна отодвинулась в сторону, освобождая путь. Как-то она легко согласилась, я думал, будет спорить. А вдруг согласилась. Это туман, из-за тумана она стала такой сговорчивой.
– Вперед! – почти воскликнул Жмуркин. – Василий Иванович, я трактор поищу. Лаура Петровна, не переживайте, все будет хорошо.
Лаура Петровна промолчала, поглядела на Лаурыча, а потом быстренько на немцев, на Александру, в частности. И я все понял. Лаура Петровна – женщина значительной прозорливости.
– Я попробую починить, – Шокенблатт кивнул на автобус. – Днем посмотрю, может, не все так плохо.
Молодец, подумал я. Как настоящий капитан не хочет покидать разбитый корабль.
– Я пришлю трактор, – повторил Жмуркин.
– Я тоже чего-нибудь обязательно пришлю, – пообещал Пятахин. – В коробке из-под обуви.
Жмуркин подтолкнул его в шею, Пятахин пошагал вдоль обочины и был немедленно проглочен туманом, остальные потянулись за ним, Жмуркин замкнул колонну.
Я старался держаться рядом с Александрой, хотя оказалось, что нагруженным шагать не очень легко, особенно в тумане. Чего-то не хватало. Наверное, шороха колес, я привык к нему, а теперь тишина. Непривычно, и не видно, кто с тобой рядом.
– Уныло как-то, – сказал за спиной Дубина Листвянко. – Только шаги да шаги. Как-то… Куда-то идем…
– Я могу художественно посчитать до пятисот, – предложила Снежана.
– Давайте лучше художественно споем, – предложил Пятахин. – Песня на мои стихи. Называется «Вячеслав пропал в тумане»…
– Не надо «Вячеслав пропал в тумане», – возразила Снежана. – Давайте романс какой-нибудь…
– «Грезы любви»! – тут же объявил Пятахин. – Исполняет Анастасия Жохова! Встречайте-падайте в обморок!
И он захлопал в ладоши.
– Ты лучше нам поикай, – отозвалась Жохова. – У тебя это хорошо получается.
– Запросто! Всегда знал, что тебе это нравится, – обрадовался Пятахин и тут же принялся за дело.
Я оценил. Икал Пятахин на самом деле громко, протяжно и трубно, как вышедший на брачную тропу олень, причем безо всякого усилителя, на таланте.
– Это тоже горловое пение? – спросила Александра восторженно.
– Да, одна из разновидностей. Пэтэу-стайл.
– Как?
– Этот стиль разучивают в школах для альтернативно одаренных. Пятахин там учился три года, там он, кстати, и стал поэтом, ну, разумеется, после того, как его выбросили из окна – это такая у них традиция.
