— Он альфа, — закатывает глаза Донмин, посмеиваясь. — Без двадцати намеков вряд ли догадается.
Время летит незаметно. Чайник кипит во второй раз, где-то глубоко в лесу Чонгук с Хосоком ловят ещё одну добычу, тренировки заканчиваются. Начинает смеркать. Погода сегодня была мрачная, солнца будто бы не было вовсе.
Джин накидывает шарф вокруг шеи, подхватывает свою корзину и уходит домой. По дороге думает, что предложит Тэхену и Юнги приготовить что-нибудь из свежего мяса, которое вожак с главой охраны обязательно добудут. В этом сомнений не возникает, оба рванули в скверном расположении духа, сейчас набесятся там, отведут душу и придут спокойные.
В поселение неспешно начинает возвращаться стая, вымотанная занятиями. Усталости не показывают. Сейчас это делать нельзя. Везде поджидает опасность, необходимо быть начеку.
— Тэхен, я дома! Надеюсь, ты не успел заскучать тут! — кричит с порога, снимая шапку и шарф. Улыбается довольно, радёхонек оказаться в своих родных стенах. Сейчас дела переделает, промоет ветки, поболтает с Тэхеном, там и Юнги придёт. — Случилось самое настоящее дерьмо, ты только не нервничай. Сейчас расскажу!
Ответа не следует. Джин хмурится, потому что Тэхен должен был отреагировать на его слова хоть как-нибудь. В нос забивается странный запах, не принадлежащий кому-то из стаи…
Сокджин роняет корзину, срываясь с места на кухню. Сердце пропускает удар, а то и десять. Оно колотится, вырываясь из груди, потому что ему так страшно… Джин чувствует, что задыхается. Липкий страх обволакивает с ног до головы, это ощущение неконтролируемое, оттого яркое и болезненное.
Первое, что бросается в глаза, это развод крови на деревянных досках. Лекарь видит настежь распахнутое окно, сваленную на пол миску, рядом с которой упали травы и разделочная доска. Скатерть на столе стянута вниз, словно бы кто-то пытался ухватиться за нее, пока падал. Чужой запах свежей крови и пыльной шерсти, словно бы старый синтетический ковёр, оседает прямо на языке. Сокджин поджимает губы, изо всех сил стараясь унять дрожь и подкатившую тошноту.
Омега выбегает из дома. Его охватывает паника, забирающая трезвость ума. Он не знает, к кому идти и куда бежать. Несётся вперёд, как сумасшедший. Тулуп нараспашку, лицо покраснело. Джин видит вдалеке знакомую высокую фигуру в длинном пальто, это возвращает в реальность.
— Намджун! Намджун! — срывается в оглушающем вопле, даже не крике. Практически валится кубарём по рыхлому снегу, пока бежит до главы охотников.
Тот реагирует мгновенно, достаёт пистолет и, не раздумывая, бежит навстречу. Охотник ловит омегу в свои руки, останавливая. Джин жадно хватает ртом воздух, цепляясь за Намджуна. Он крепкий, как скала, лицо злющее, готов броситься в драку в любой момент.
— Что случилось?! Сокджин, успокойтесь.
— Что-то произошло с Тэхеном, — невнятно бормочет лекарь. Горло слипается, оно першит от быстрого бега и глубоко морозного дыхания. — Дома на полу кровь. Со стола всё… всё свалено. И запах чужой, — доносит информацию отрывками, яро жестикулируя руками.
Намджун рычит, отпуская омегу. Он поднимает руку в небо и выстреливает пять раз, сжимая зубы. Джин взвизгивает и зажимает уши руками, отшатываясь от неожиданности.
— Это самый быстрый способ собрать всех, — объясняет охотник, убирая чужие руки от ушей. — Вам стоит пойти домой, успокоиться и отдохнуть. День был тяжёлым.
— Я не кисейная барышня, — возмущается Сокджин, шмыгая красным носом. — Эти ублюдки что-то сделали с ним. Всё это время я был у Донмина, хотя мог…
— В этом нет вашей вины. Никто не мог подумать, что эти сволочи смогут пробраться в само поселение.
На выстрелы из домов выбегают все, кто-то уже волком, а кто-то в человеческом обличии. Из леса на высокой скорости проносятся две тёмные фигуры. Чонгук с Хосоком уже возвращались назад, когда услышали пальбу. Чувствовал же вожак, что на сегодня приключения не закончились. В груди неприятно свербило, как нарывная рана, которая вот-вот начнёт кровоточить. А он ее пытался марлей прикрыть. Ничего не вышло, все равно что-то да стряслось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чонгук оглядывает обстановку, никто не ранен, следов бойни нет. Так к чему было это все? Он рычит, подходя к Намджуну с пистолетом в руках и недовольно клацает зубами, но попыток отгрызть руку не предпринимает. Всем видом показывает, что готов слушать.
— Тэхен пропал, — глава охотников переходит сразу к делу, решая не тратить время на пустую болтовню. Сейчас все на нервах, он не исключение. — Мы думаем, что его украли.
Юнги, услышав такие новости, перекидывается в человека, и Чимину, стоящему рядом, приходится словить свои глаза. Омега ни капли не стесняется. Пару часов назад на его глазах Чонгук в ошмётки разорвал четырёх, ситуация не до смущения.
— Задница у тебя зачёт, но перекинься обратно, пока не отморозил. Или оденься, — ворчит Чимин.
— Фу! А ты не пялься! — Юнги возмущённо дует губы и хмурится, кидая на Пака сердитый взгляд. — Тэхена точно нет внутри? На втором этаже? В бане?
— Дом пуст, Юнги. Я почувствовал там чужие запахи. На полу кровь, — Джин поворачивается к нему и с сожалением качает головой. — Вряд ли Тэхен пошёл в баню.
— Тэхен мог пойти куда угодно, — тараторит Юнги, пританцовывая от мороза. Чимин, цокая языком, одевает на него свою куртку и встаёт так аккуратно сзади, совершенно незаметно прикрывая омегу от чужих глаз. Тот же спичка в сравнении с ним. — К Чонгуку домой или прогуляться. У него было плохое настроение с самого утра!
Юнги до последнего не хочет верить, что с Тэхеном могло что-то случиться. Это страшно представить. У него дрожит нижняя губа не от мороза, а от подступающей истерики. Он все слышал, все понял, но дурацкие варианты хорошего исхода не желают покидать голову.
Всего три раза в жизни Чонгук ощущал чувство беспомощности, когда внутри все обрушивалось грузом, поднимая вокруг пыль, панику и крики. Это мерзкое ощущение червяка внутри, съедающего крупицы последних сил и уравновешенного состояния. Первый раз был тогда, когда умерла его мама. Второй раз, когда простился с отцом. Третий, когда пришлось стать вожаком. Переломные моменты больших потерь. Будь то самые родные люди, будь то беззаботное детство, закончившееся так рано. Чонгук пытается вдохнуть глубже, остудить пыл, но внутри разгорается пожар беснующихся чувств. Они загоняют волка и человека в круг, маленький круг, где невозможно дышать полной грудью. И все, что остаётся, это урывками хватать необходимый кислород. Волк злится. Он ужасно злится, раздирает землю под собой когтями, рычит, надрывая голосовые связки.
Чонгук смотрит на него со стороны и…
И ничего не делает.
Он впервые позволяет волку взять полный абсолютный контроль над ситуацией. Волчара, как никто другой, передаёт их общую дикую злобу и желание разодрать чужие глотки до кровавой чавкающей чачи. Багряная пелена застилает глаза мутной пленкой, раздражая ещё больше.
Чонгук стирает границы между собой и чёрным волком. Он отодвигает все свои приличия, все устои и все рамки, которые выставил себе перед Тэхеном. Чонгук больше не хочет и не будет контролировать свои чувства и чувства самого волка. Хочется сделать то, что подсказывает само сердце. Это желание рвётся наружу, настойчиво тянет за собой самого оборотня, нетерпеливо подталкивая вперёд и только вперёд. Вожак не хочет строить никаких планов и расчётливых теорий, на которые уйдут драгоценные минуты. Не хочет слушать Хосока, Намджуна или кого-либо еще, кроме самого себя.
И от принятия решения Чонгук ощущает прилив сил. Это как глоток свежей воды, только что налитой из родника. Холодной, даже морозящей переносицу, но дарящей самое настоящее облегчение от жажды. После неё даже дышится легче.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Чонгук? — Сокджин, настороженный долгим молчанием и отсутствием признаков жизни вожака, зовёт его. — Нужно что-то делать. Отправим нескольких на поиски?
— Они не могли уйти далеко, — Намджун судорожно вспоминает, когда явились лжеохотники. Времени прошло не так уж много, как кажется. — Нам стоит разделиться, часть останется здесь, другая…
