-- Здравствуй, Энкиду.
-- Здравствуй, прекрасная Шамхат. Печень моя радуется, видя тебя.
Он проводил её в своё неказистое жилище, выставил скромный обед: вяленую рыбу, горсть фиников и сикеру. Пока она ела, Энкиду рассказывал о своей жизни в деревне. Шамхат рассеянно слушала его, скользя взглядом по лачуге. В углах ютились тростниковые корзины, плотно закрытые сверху плетёными крышками, возле входа громоздилась кадка с водой для омовения ног, на стенах висело несколько кремневых серпов с костяными рукоятками. В соседней комнате виднелся краешек деревянного ложа. Сквозь подметённый пол, кроша утрамбованную поверхность, пробивались ростки ковыля и кермека. Две старые потёртые циновки, стыдливо прикрытые тенью, скалились бахромой камышовой стружки. Деловитые муравьи и крохотные паучки бегали по ним, ища, чем бы поживиться.
Дождавшись, пока Энкиду выговорится, Шамхат отодвинула плошку с финиками и сказала:
-- Я привезла тебе счастливую весть. Наша госпожа, сиятельная Иннашагга, супруга могучего Гильгамеша, узнав от меня о твоём поразительном сходстве с вождём, пожелала лично удостовериться в этом. Радуйся, Энкиду! Быть может, скоро ты займёшь почётное место в Доме неба. Наш повелитель, пресветлый Гильгамеш, известен суровостью к врагам и щедростью к верным слугам. Те, кто стоят одесную его - поистине счастливейшие из смертных, ибо им открыты все врата мира. Желаешь ли ты стать одним из них?
-- Я сделаю так, как ты скажешь мне, чаровница, - выпалил Энкиду, с собачьей преданностью глядя на неё. - Тебе вверяю я свою судьбу.
Шамхат улыбнулась, польщённая таким доверием.
-- Тогда попрощайся с селянами, Энкиду, - сказала она. - Быть может, ты уже не увидишь их. Завтра у тебя начнётся новая жизнь.
Жители деревни с неохотой отпускали своего нового собрата. Они успели привыкнуть к нему и полюбить. Особенно горевала женская половина села, давно уже с истомой поглядывавшая на пришельца из леса. Его недюжинная храбрость и неподдельное добродушие сделали из Энкиду предмет тайного обожания всех незамужних девиц, которые с нетерпением ждали праздника сбора урожая, чтобы в разгар игрищ, когда парни гоняются за девушками, ненавязчиво соблазнить стеснительного сына дикой природы. Но теперь мечтам их был положен конец.
Вечером селяне устроили ему прощальный пир, а утром следующего дня Шамхат повезла его в Урук. Больше Энкиду не возвращался в деревню.
В низкой и тёмной каморке, освещённой одним-единственным слабым светильником, висели тяжёлые запахи сырой рыбы и подгоревшей каши. Сквозь низкий входной проём слышались нестройные завывания пьянчуг, грубый смех и ругань. Курлиль уселся на тростниковый табурет, подозрительно огляделся, пошевелил ноздрями.
-- Господин желает чего-нибудь? - наклонился к нему хозяин корчмы.
-- Вот что, почтенный, - ответил санга. - Своей стряпнёй ты можешь травить уличных бродяг. Я пришёл сюда, чтобы переговорить с одним человеком. Мне хотелось бы, чтобы нас никто не беспокоил. За это ты получишь тридцать новых циновок. Но если вдруг о нашей встрече разнюхает кто-либо, помимо этих стен, я устрою так, что ты быстренько окажешься на корабле работорговцев с колодкой на шее. Мне достаточно шепнуть одно слово начальнику стражи, чтобы он прикрыл твой притон.
-- Пусть господин не тревожится, - испуганно пролепетал хозяин. - Уста мои запечатаны крепче, чем житницы Дома неба. Никто не потревожит высокородного служителя владычицы Инанны, пока он будет беседовать со своим другом. - Хозяин попятился, усиленно кланяясь, затем исчез за пологом.
Вскоре явился человек, которого ждал санга. С тяжёлым сопением он вплыл внутрь, остановился на мгновение, привыкая к темноте, затем сделал два шага и плюхнулся на табурет. В полумраке проступили его дряблые щёки, сверкнули отливом крупные маслянистые губы. Послышался лёгкий свист выдыхаемого воздуха.
-- Приветствую тебя, санга, - произнёс он хрипло.
-- Приветствую тебя, старейшина, - отозвался Курлиль.
-- Что за дыру ты выбрал для встречи? - полюбопытствовал человек, брезгливо озираясь.
-- Здесь безопасно, - возразил Курлиль. - Ни одному соглядатаю не придёт в голову искать нас в этом месте.
Человек промолчал. Он вытер платком лицо, сложил руки на животе, немигающим взором уставился на сангу.
-- Завтра он будет в городе, - произнёс Курлиль.
Человек шевельнулся.
-- Вождь знает?
-- Нет, - улыбнулся санга. - И никогда не узнает.
Человек усмехнулся.
-- А блудница?
-- Ей известно не больше, чем Иннашагге.
Человек вздохнул.
-- Может, напрасно ты не открылся хозяйке Дома неба. Я слышал, ей не чуждо тщеславие. Это могло бы сыграть нам на руку.
-- Для нас сейчас важнее поддержка Больших домов. Ты говорил со старейшинами?
-- Говорил. Пушур-Туту с нами. Остальные колеблются. Гильгамеш пригласил их на победное пиршество, и они рыдают от умиления. Старые бабы, их место у веретена, а не во главе Больших домов.
-- Тем хуже для них, - сурово бросил Курлиль. - Не придётся делиться.
Человек наклонился вперёд.
-- Помни, санга, ты обещал - Гильгамеш будет мой. Не оскверни своих уст вероломством. Иначе ты жестоко поплатишься за обман.
-- Я помню о клятве, старейшина. Вождь будет твой. Но ты тоже поклянись, что не отпустишь его живым.
-- В этом можешь не сомневаться, санга. Смерть его будет настолько ужасной, что содрогнутся дикари из южной пустыни. Я заставлю его кататься в ногах, умоляя о смерти, я заставлю его желать гибели, как самого ценного из благодеяний.
Курлиль поёжился.
-- Отчего ты так ненавидишь его, старейшина? Ведь он оставил тебе жизнь.
-- Он унизил меня! Унизил мой род, моих потомков. Теперь на них лежит клеймо предателей, и только кровь очистит его.
-- Сочувствую твоему горю, уважаемый Гирбубу.
Человек громко запыхтел, поднимаясь с табурета.
-- Послезавтра начинаем, санга. Да поможет нам Инанна.
-- Инанна и все Игиги[34], - торжественно воскликнул Курлиль, вставая следом.
Старейшина вышел из комнаты. Санга нервно потянул нижнюю губу. Грандиозность и смелость задуманного им дела будоражили сознание, заставляя то пускаться в сладостные грёзы, то ударяться в беспросветное отчаяние. Размышляя над событиями последних дней, он в который уже раз обращался с мольбой к Инанне: "Лучезарная владычица! Помоги мне скинуть спесивого внука Солнца, и да утешится достоинство твоё. Триста волов, две тысячи овец и сат[35] драгоценного миррового масла получишь ты от меня, если поможешь вернуть Урук на утерянную стезю древнего благочестия". Он уверял себя, что Инанна благоволит ему, и в то же время замирал от страха при мысли о расплате за учиняемое беззаконие. "Но ведь богиня не случайно послала мне этого человека, - твердил он себе, вспоминая о плывущем в город двойнике Гильгамеша. - Это знак с небес, он сияет мне путеводной звездой во тьме испытаний". Но тут же, думая о незавидной судьбе Акаллы, он впадал в уныние, не в силах перебороть своего суеверного ужаса перед удачливым вождём. "Он победил владыку Киша, - с трепетом думал санга. - Он увлёк за собой народ и превозмог сопротивление старейшин. То, что должно было погубить его, обратилось ему на пользу. Что за необоримая стихия охраняет его? Неужели нет вещи, которая оказалась бы ему не по силам?". Кусая от досады костяшки пальцев, Курлиль вновь и вновь обращался мыслями к роковой для себя встрече с Аккой. Была ли это каверза, подстроенная богами, или всего лишь невероятное стечение обстоятельств? Собственная ли воля направляла его, толкая на предательство, или то была высшая сила, подспудно руководившая его действиями? Санга терялся в догадках. Ему очень хотелось верить, что Гильгамеш - баловень судьбы, ненароком отхвативший кусок чужого счастья. Рано или поздно удача должна была отвернуться от него, как она отворачивалась от всех, кто чересчур верил в собственную непогрешимость. Но всё говорило об обратном. Непрерывная череда счастливых совпадений не могла быть игрой случая. За этим виделась рука могущественного покровителя, оберегавшего вождя от ошибок. Курлиль чуял присутствие таинственной силы. Кладя поклоны Инанне, он искал под её сенью прибежище от этой силы, но даже самые щедрые посулы не вносили успокоения в его измученную душу. Он был угнетён и придавлен страхом. Духи мнительности и раздора изводили его своей неотступностью. В мрачных раздумьях покидал Курлиль корчму, не замечая подобострастных увиваний хозяина. Впереди его ожидала слава или смерть. Он хотел властвовать или погибнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
