— Стоп! — сказал я. — Останови мгновенье, хоть оно и не так прекрасно. Где я недавно слыхал эту фамилию? Мансуров...
— Сидит в ментовке, — ответил Солонин. — Наш друг Самед просил его там придержать до лучших времен. Только потом он сообщил мне свой замысловатый пароль. Вспомнили?
— Вспомнил — «всеблагостный».
— Мансуров, — повторил Солонин. — Запомните. Могу продолжать?
— Что-то с памятью моей стало, — сказал я. — Совсем недавно я о нем говорил с Грязновым. И он сказал мне о его младшем брате, который сидит в СИЗО за изнасилование... Напомни мне, Витя, чтобы я сегодня же позвонил Грязнову.
— Как подумаешь, с кем приходится иметь дело... — вздохнул Солонин. — Что даст этот звонок? Вы об этих братьях с ним уже поговорили.
— Не обо всем. Судя по тому, что сейчас мы услышали, надо не звонить, а бить в колокола. Тем более что младший в руках у Славы... А уж он найдет способ... Кстати, если помнишь, заигрывания бельгийского атташе с Фирюзой, супругой Рагима Мансурова, на дне рождения французского посла, чем они закончились?
— А чем они могли закончиться? — пожал плечами Солонин. — Я со свечкой там не стоял, вы, по моим наблюдениям, — тоже...
Мы посмотрели друг на друга.
— А надо бы, — сказал я с вызовом, — надо бы постоять, Витя. Хоть со свечкой, хоть с чем иным. И Слава, если желаешь знать, меня в этом убедил... Впрочем, подробности потом. А сейчас продолжим. Вернемся к нашим баранам.
Витя включил запись.
— Теперь расскажите, как вам удалось сбежать из Акапулько, куда вы так стремились попасть? — спросил Витя.
3
Грязнов метался по кабинету, готовясь к предстоящему разговору. Только не переходить границы, как советовал Борисыч.
Ему-то легко советовать. Небось там, в той камере, не был. Наглых этих рож не видел. Парнишку того на руках не держал.
Он то накручивал себя, то брал в руки. И уговаривал себя: только спокойно. И без адвокатов. Адвокаты будут потом. После... Вот поговорим за жизнь, потом найдем тебе адвоката... Сам в адвокаты пойду!
Он сел за стол, стиснув ладонями голову. Немного полегчало, будто отмяк. Вздрогнул, когда в дверь вдруг постучали.
Главное, не смотреть ему сейчас в лицо. А то сорвешься, обязательно сорвешься...
— Войдите, — глухо сказал Грязнов, глядя в сторону.
— Товарищ полковник, арестованный Рагим Мансуров из ДПЗ доставлен.
— Не арестованный, а временно задержанный, — поправил Грязнов и перевел взгляд на Мансурова. — Садитесь.
Эта комбинация — начальник поправляет подчиненного в пользу доставленного — была наигранной. Начальник строг, но справедлив, не даст спуску распустившимся ментам. Комбинация срабатывала безотказно, поглядим, как сейчас...
Грязнов по-прежнему был не в своей тарелке.
— Разрешите? — спросил Мансуров.
Грязнов встрепенулся.
— Что разрешить? Это вы разрешите мне вас спросить, почему вы находитесь в доме предварительного заключения?
Мансуров привстал с табурета, прижав руки к груди.
— Так я же им говорил, товарищ полковник, третий день требую встречи с начальником управления и с горпрокурором.
— Это безобразие... — стукнул кулаком по столу Грязнов. — Третий день. . Сплошное нарушение законности. Ну ничего, я с ними разберусь.
Мансуров сел на место.
— Итак, я вас слушаю. В чем вас обвиняют? — спросил Грязнов, насупив брови и глядя уже прямо в глаза Мансурову.
— Товарищ полковник, я сам не понимаю! Я подданный республики Азербайджан...
— Дипломат? — спросил Грязнов.
— Нет, зачем дипломат...
— Вот здесь, в протоколе задержания, написано, что взяли вас в посольстве Азербайджана. Если вы не дипломат и не пользуетесь дипломатической неприкосновенностью, то что вы там делали?
— Я был там как посетитель, — пожал плечами Мансуров. — Как проситель...
— Понятно. Вы просили, а они вызвали милицию, поскольку не могли с вами справиться, так, что ли?
— Ну... немножко погорячился. Мы, восточные люди, немножко обменялись мнениями...
— С кем не бывает, — согласился Грязнов. — С кем не бывает... — И, вздохнув, полистал тоненькое дело о хулиганстве. — Черт знает что... Настоящие жулики и воры на свободе разгуливают, а тут нормальных людей, приехавших к нам в гости...
— Я ведь еще лицо кавказской национальности, — подсказал Мансуров.
— Вот и я о том же, — сказал Грязнов, берясь за телефонную трубку. Краем глаза он увидел, что Мансуров снова привстал. — Кстати, Рустам Мансуров ваш брат?
Лицо Рагима Мансурова, этого упитанного, благообразного человека, вспыхнуло от этого вопроса.
«Неужто откажется от братца? — подумал Грязнов. — Господи, на кого время трачу...»
— Или однофамилец?
— Ну знаете, фамилия распространенная, у нас много Мансуровых...
Грязнов стал что-то усиленно искать в ящиках стола.
— Где-то у меня это было... — сказал он и махнул рукой. — Так вот, этот ваш однофамилец будто бы говорил, что есть у него брат, который обязательно его выкупит. Представляете? Мало того, обменяет на русских пленных в Чечне. Можете себе представить?
Мансуров осторожно поцокал языком, качая головой.
Хватит, однако, ваньку валять, подумал Грязнов. Противно смотреть на все это...
— А у вас есть брат по имени Рустам? — спросил он напрямую.
— Зачем комедию ломаете, товарищ полковник? — с обидой спросил Мансуров.
— Я комедию ломаю? — удивился Грязнов. — Только что вы фактически отказались от родного брата, которому грозит уж и не знаю что... после всего, что он сотворил.
— Да ничего ему не грозит, Вячеслав Иванович... — с усмешкой произнес Мансуров. — А вы артист. Ловко меня разыграли. Но все равно чего-то вам не хватило, совсем немножко... Могу я закурить?
— Курите, курите... Прокурора по случаю еще не купили? — спросил Грязнов.
— Вы почему так говорите? На что меня толкаете, товарищ полковник? — поперхнулся Мансуров. — Я больше ни слова вам не скажу без моего адвоката.
— При чем здесь адвокат? Адвокат нужен вашему брату.
Мансуров замолчал, глядя в потолок. Грязнов почувствовал нарастающее раздражение.
— Раз молчите, значит, нечего сказать, — проговорил он, едва сдерживая себя. — Так вот, вам придется прикупить еще десяток наших пленных ребят...
Мансуров округлил глаза, ничего не понимая.
— Объяснить? — спросил Грязнов. — Ничего нет проще. Заводим второе дело на вашего брата по факту изнасилования и избиения подростка Николая Панкратова такого-то числа в такой-то камере. Не нравится? И еще. У меня есть донесение начальника Бутырки, как ваш брат в присутствии сокамерников хвастал, что вы держите пленных в качестве обменного фонда.
Мансуров заволновался.
— Вячеслав Иванович... Я что хотите... Хотите, дом вам построю? Хотите, «мерседес» подарю?
— «Мерседеса» мне действительно не хватает, — кивнул Грязнов. — Для моей управы. Начальство на «фордах» гоняет, а мы на старых «волжанках». Только я ведь о другом говорю. Вы предлагали за братца пленных, чтобы он по этапу не пошел. За себя и за того парня... Вот пленные меня очень интересуют.
— Миллион долларов! — Мансуров уже не владел собой.
— Мало! — возвысил голос Грязнов. —
Сколько у вас стоят двадцать, нет, тридцать пленных русских солдат? Понял?
— Понял! — выкрикнул Мансуров. — Только брата освободите. Я без отца его растил... Еще десять пленных хотите?
Грязнов понимал, что этот торг неуместен, что, каким бы ни был старший брат Мансуров, говорить с ним о выкупе нельзя, но остановиться не мог. В конце концов, это был не допрос, просто беседа. Без свидетелей.
— И еще одно условие, — сказал он, — нефть свою погонишь по нашей трубе.
