— Это я виноват... — выдавил из себя Томилин. — Только я. Возможно, она ездила к подруге. Потом заметила, что он за ней наблюдает... И ей захотелось с ним познакомиться.
Он стукнул затылком дверь.
— Потише, — шепнул Аркадий, подавая пистолет. — Соседи услышат. У него, кстати, тоже есть — «магнум». Поэтому лучше сразу, чтобы наверняка.
— Лучше ты, — сказал Томилин. — Обоих... у меня руки дрожат.
— Тогда ступайте вниз и ждите там. — И достал отмычку.
Томилин с удивлением смотрел на него.
— Откуда... это?
— Не мешайте, Олег Дмитриевич! Идите вниз.
Томилин покорно стал спускаться по лестнице. Выследил-таки! За что боролся, на то и напоролся! Так и надо тебе...
Он остановился на нижней площадке. Посмотрел наверх. Аркадий возился с замком.
Дверь наконец поддалась. Аркадий шагнул в теплый коридор, пропитанный запахами старого дома.
Половицы слегка скрипели, но в комнате вряд ли его слышали. Женщина изнемогала от своего счастья. Стонала, вскрикивала.
Мне бы такую смерть, подумал Аркадий.
Он приоткрыл дверь.
— Толян, — позвал он негромко. — Повернись ко мне.
В него он выстрелил два раза, в нее — один.
Подошел поближе. Все в порядке. Чисто сработано.
Томилин ждал его в машине.
— Ну что? — спросил он шепотом. — Никто не видел тебя?
— Кто там увидит. Толян только и увидел. И сразу спекся.
— А она?
— Она ничего не видела. И не поняла.
— Хочешь сказать, что она так ничего и не поняла? — вскинулся хозяин.
— А что, я приговор должен был зачитать? — спросил Аркадий. — Много вы от меня хотите...
И стал выруливать со двора, оборачиваясь назад.
Повалил снег.
— Ты такой спокойный, — сказал Томилин.
— А чего мне волноваться? Это не моя жена.
— Как хоть она умерла, — спросил через какое-то время Томилин. — Не очень страдала?
— Молча, — ответил Аркадий. — Дай-то Бог вам, Олег Дмитриевич, такую смерть.
5
— Ну что? — орал Гоша, мечась по гостиной своего дома. — Где он? Где сынуля? Он что — Рэмбо? Из Акапулько ушел, теперь в Тегеране сбежал!
— Скорее уж Колобок... — подсказал Русый- старший.
— Что, Костюха, происходит? — остановился перед ним Гоша.
Гоша выглядел растерянным. Не дождавшись ответа, схватил с антикварного столика початую бутылку французского коньяка и стал пить прямо из горла. Только после этого слегка успокоился.
— И ты хотел еще с меня два «лимона» слупить? — сорвавшимся голосом сказал Гоша. — Как хоть это произошло? Ну там была наша пьянь, Серега и Андрюха, царство им небесное... Но тут — лучшие в мире бандиты! С документами, со всеми делами...
— Кадуев говорит, будто какой-то американец всюду за ним следует. И все им срывает. Будто специально его приставили.
— Кто? Какой американец? И ты веришь этому Кадуеву?
— Но там в самом деле что-то непонятное, — сказал Русый-младший. — Они захватили самолет, и этот янки один их повязал. В Тегеране уже вошли в посольство, приняли у них документы, а он тут как тут — поднял хай, стрельбу, едва сбежали...
— И все целы? — спросил Гоша.
— В том-то и штука, ни единой царапины, — сказал Русый-старший.
— В самолете он будто одному ребра поломал, другому руку, — добавил младший.
Гоша молча смотрел на них. Белки его глаз медленно розовели.
— Вы что мне здесь сказки рассказываете? — негромко спросил он. — Какие такие ребра? Я вас про другое, кажется, спрашиваю...
— Осечка, — вздохнул старший брат. — Сам не пойму... Да не смотри так! Что мы тебе, пацаны? Кого другого я пошлю в Тегеран? Своих? Да там их первый же мент остановит. Почему без бороды, почему морды рязанские? Уж какие есть! Откуда я знаю, ты пожадничал или кто другой их перекупил. Тот же американец. И устроили эту спектаклю...
— Значит, это я пожадничал, да? — Гоша поморщился. — Ну а кто эти же два «лимона» потом с моего друга Джамиля слупил на святое дело, а? — спросил он, переходя на шепот. — Думали, не узнаю?
Он погрозил им пальцем. Братья молчали.
— Вы-то Кадуеву небось и цента из двух «лимонов» не показали. Даже понюхать не дали. Так что молчите? Американец сам виноват? Или вы думали, что Джамиль мне ничего про это не скажет?
Братья переглянулись.
— Был грех, — сказал старший. — Хотели сначала поделиться, потом решили, что ты орать будешь. Ты ж у нас праведник. Хотя делиться по справедливости надо бы. — Он снова переглянулся с братом.
— Рассчитывали, что бандюги ваши дело сделают и все будет шито-крыто? А мне из-за вас Джамиль всю плешь проел.
Гоша закашлялся. Братья молчали, глядя в пол.
— Ну и что вы теперь думаете? — спросил Гоша, отдышавшись.
— Тебе все отдадим, — сказал младший.
— Да не мне! — снова заорал Гоша. — Ему! С процентами! Учитесь, недоумки, как цивилизованно вести дела с такими, как он. Вам лишь бы хапнуть. А потом удивляемся, почему нас, русских, во всем мире за бандитов держат... Вы поняли меня?
Братья засопели и нехотя кивнули.
— Запомните! — стучал кулаком по подлокотнику кресла Гоша. — Это нефть! Международный товар! Здесь надо ладить, надо делиться. А не можете, так и не суйтесь, не портите мне репутацию делового человека... — Он уже хрипел, хватаясь за сердце.
Братья по-прежнему молчали.
— Хрен вы ему отдадите, — вдруг сказал Гоша. — Знаю я вас. Но тогда, братики, пеняйте на себя.
— Ну вот, в самый раз. Спутник только-только появился на горизонте... Я, думаете, не говорил ему? У тебя, Джамиль, миллиарды! Ну что тебе парочка миллионов на нашу бедность? Один разговор — попросили бы, как человека. Другой разговор — взяли обманом. И кого? — Гоша воздел руки к потолку. — Искреннего друга России, сочувствующего реформам! Обмануть такого человека!
Телефон звонил не переставая. Гоша прервал свою тираду, взял аппарат и протянул его старшему:
— Вот скажи ему сам. Принеси извинения. Скажи, что вернешь с процентами. При мне скажи. А процент пусть назначит он сам. Ты все понял?
Костюха взял трубку:
— Джамиль... А кто? Тюмень?
И протянул трубку хозяину.
— Ну что еще... — поморщился Гоша. — Что у вас там опять приключилось? Это кто? Ну здорово, Ганус, здорово. Как сам-то? Что? Когда? И кто? Какая еще прокуратура? Ах, сволочи... Она кому чем помешала? И Чердака тоже? А он там как оказался? Томилин? Он что, уже вернулся? Понял... Потом перезвонишь... — И швырнул трубку на пол. Схватился за голову, замычал, как от зубной боли.
— Что случилось? — спросил старший.
— Потом, Костюха, потом... — Он поднял на братьев глаза, полные слез. — Елену пришили. Вместе с Чердаком... Я ее своими руками своему корешу как законную жену преподнес...
— Томилин? — спросил старший. — Ленку замочил?
— Ну да... Кому я ее доверил, а? Вы же были на их свадьбе, помните? Она еще рыдала после церкви: Гоша, кому ты меня отдал? А я разводиться, сами знаете, не мог. Ну встречался с ней... Раз-два в неделю. Томила и заподозрил. Приставил к ней Чердака следить. Я узнал, говорю Чердаку: ты не за тем следи, понял? Следи, чтобы нас с ней не прихватили. А он, сука, пока я в столице ошивался, сам к ней под одеяло залез...
— Она всегда на передок была слаба... — сказал Костюха и тут же осекся, встретившись с бешеным взглядом хозяина.
— Ты при мне таких слов про нее не говори! — просипел хозяин. — Она тебе давала? Хоть раз?
— Да нет. Я и не просил... — замотал головой Костюха.
— Врешь! Набивался к ней, и не раз, — стукнул кулаком по подлокотнику хозяин. — Она мне говорила! Как ты лапы к ней тянул...
— Да по пьяни чего не бывает, — заступился младший. — Я, бывало, тоже к ней — на автопилоте. Но она себя блюла. Обидно было, что Томиле досталась.
