14
Лишь в последнее воскресенье июля мы с Фарли принялись грузить продукты и все, что нам было необходимо, на борт нашей небольшой шхуны «Веселый путешественник». Много месяцев она простояла на якоре в скалистой бухточке, ожидая, когда же наконец установится хорошая погода, подходящая для морской прогулки. Отважными мореплавателями мы себя не считали, и чем дольше жили бок о бок с необузданной морской стихией, тем все меньше испытывали желание отправиться куда-либо под парусом. И уж тем паче на этой старой утлой посудине, которая доставила нас в поселок. Если бы мы не застряли здесь настолько, что и выбраться уже было некуда, никогда бы, наверное, не полюбили это место. Казалось, сама судьба связала нас с этой шхуной.
Своей пристани или места у причала у нас не было, но Эзра Роуз предложил нам воспользоваться его причалом. Сначала мы все свои вещи: сковороды, веревки, спальные мешки, морские карты, консервы и книги — перетащили из дома к пристани, а затем погрузили все в шлюпку и уж потом, на веслах, перевезли на шхуну. Мы решили поехать отдохнуть, пока еще не знали куда — в какую-нибудь бухточку или залив, где не ступала нога человека. День был чудный, и все наши страхи скоро улеглись, погода сама манила нас в море. Был полный штиль, и, когда церковный колокол начал свой воскресный утренний перезвон, казалось, он раздается совсем рядом, хотя церковь находилась около мили от нас. Погода выдалась жаркая, а поскольку такое выпадало крайне редко, я этот день хорошо запомнила.
На скамейке у мостков сидели Эзра Роуз и Дэн Куэйл-старший и внимательнейшим образом следили за нашими приготовлениями, отмечая в памяти все, что мы берем с собой. При этом они обсуждали разные местные проблемы, но мне показалось, что прошедшие выборы интересуют их гораздо меньше, чем наши приготовления.
— Клемент Ледрю уехал отсюда богачом, и я думаю, что доживу до того дня, когда и мистер Дрейк отчалит вот так же, — услыхала я голос Эзры, поднимаясь на мостки по боковой лестнице. Говорил он будто выплевывая слова, а потом взял да и в самом деле плюнул в море. — Разве я не вкалывал на мистера Ледрю все эти годы по двенадцать часов в сутки, солил рыбу? А что получал? Всего-то пять центов в час. Я-то помню, ни центом больше. Вот и нажил себе артрит — не один год простоял в холоде на пристани, согнувшись в три погибели.
— Да, Эзра, то ли было дело полсотни лет назад, — подхватил Дэн Куэйл. — Сейчас, конечно, все не то… Тогда на пять центов можно было купить поболе, чем сейчас.
— Да не в том дело. Он ведь миллионером отсюда уехал. Как же так получается — он разбогател, а мы, бедняки, так и остались бедняками? Вот скажи, почему это, а?
Ответить на этот вопрос Дэн не смог. Он уже не раз выслушивал рассуждения Эзры по поводу экономики рыбного промысла. Да и не только он, многие другие. Как в представлении народного кукольного театра, в суждениях Эзры мир четко делился на добрых и злых. И все же когда Эзра начинал свой замечательный монолог, в памяти его собеседника тут же оживали забытые истины. Стайка внуков Дэна, удивших рыбешку под мостками, в десятый раз с удовольствием слушала его обличительные тирады.
— Взять хотя бы этого Оби Кендэла, — предостерегал он, — дай только таким молодцам дорваться до власти, и к ним впору полицейского приставлять для острастки!
— Да уж, такие, как Оби Кендэл, до добра не доведут, — задумчиво поддержал его Дэн-старший, хотя в глубине души и он считал, что рыбозаводу положено платить налог. Когда-то, когда сам Дэн состоял в совете поселка, он чуть было не убедил остальных членов совета принять действенные меры: пойти и заявить самому мистеру Дрейку, что ему, как и всем прочим крупным владельцам, следует платить налог. Но это происходило в те дни, когда после волнений среди рабочих мистер Дрейк заговорил о том, что собирается закрыть рыбозавод и перевести его в другое место, вот члены поселкового совета и побоялись идти напролом. Тогда предложение Эзры не поддержали. Ну а новый совет — Дэн был в этом уверен — на такое не решится.
К полудню мы все погрузили на шхуну. Подул легкий западный ветерок, мы были готовы к отплытию. Подплыв в шлюпке к шхуне, мы перебрались в нее, а шлюпку привязали к корме.
— Попутного тебе ветра, шкипер, до самого Порту! — крикнул нам вслед Дэн-старший. Много лет тому назад у берегов Португалии он пережил кораблекрушение.
— Да мы не так далеко, — отозвался Фарли.
— Тогда до Азорских островов, значит! — заключил Эзра.
Фарли разложил карту на столе в нашей крохотной каюте. Западный ветер означал, что мы можем двигаться куда угодно в восточном направлении. Для начала решили навестить заброшенный поселок Кюль-де-Сак-Вест,[13] в десяти милях отсюда.
— Там можно превосходно переночевать, — сказал Фарли, прокладывая по карте курс. — С подветренной стороны мыса отличная стоянка. Ну, дружище, — произнес он, будто заправский опереточный капитан, — пора сниматься с якоря!
На море мне не удалось подняться по службе выше палубного матроса или галерного гребца.
Обычно выходило так, что мое место неизменно оказывалось у плиты, а не у румпеля. Мне с большим трудом давалось древнее искусство обуздания ветра, когда человек заставляет корабль двигаться в нужном направлении. Шхуна была снабжена старым грохочущим дизельным движком, который в случае необходимости мог помочь нам идти против течения или выбраться из коварной бухты. Но Фарли считал для себя зазорным заводить движок без крайней нужды.
Мы плыли на восток, и постепенно каменистые плоские берега уступили место высоким, величественным утесам. В такой ясный, безоблачный день, кажется, можно увидеть любой корабль, как бы далеко он ни находился, но в поле нашего зрения не было ни единого суденышка, и мы в полном одиночестве плыли по бескрайнему спокойному океану. Мне было очень жаль, что вокруг безлюдно и некому вместе с нами полюбоваться великолепной картиной.
Мы пообедали на палубе: хлеб, сыр, сардины и немного вина — наше стандартное меню во время путешествий, хотя надо сказать, на море все кажется намного вкуснее, чем на суше. На шхуне не было электричества, а значит, и холодильника. Однако даже в разгар лета мы не очень-то без него страдали. Сливочное масло, сыр, бекон и картофель хранились в специальном ящике под палубой, где было достаточно прохладно. Правда, и сама я все время мерзла, хотя на мне были толстый свитер, водонепроницаемая куртка, джинсы, толстые носки, резиновые сапоги и перчатки. Фарли, который более спокойно переносил холод, был одет полегче.
— Мы можем пройти еще немного, — сказал Фарли, оглядывая берег. — Еще только четыре часа, светит солнце и хороший попутный ветер. Ты как считаешь?
— А куда мы поплывем?
— Может, до Бешеной реки?
— Что же, давай!
— Прощай, Кюль-де-Сак-Вест, — отсалютовал Фарли далекой бухте, когда мы проплывали мимо. — Мы посетим тебя когда-нибудь в другой раз. Сегодня же нас манят иные дали.
Еще часа два мы плыли мимо неприступных утесов. Фарли сверился с картой и, наконец, направил нашу шхуну к едва видимой расщелине в каменной громаде высотой не меньше тысячи футов. Это и было устье Бешеной реки. Мы опустили грот и, включив движок, осторожно вошли в зловещую и грозную расщелину. Внезапно прямо перед шхуной встала стена бурлящей зеленой воды, мощной волной обрушившейся на наше суденышко. Шхуну качнуло — пластмассовые чашки и тарелки покатились в желоб для стока воды. Лицо и волосы мгновенно стали влажными от брызг. Фарли навалился на румпель, пытаясь вывести шхуну на середину реки, подальше от грозных стен каньона. Я кинулась спасать разлетевшиеся по палубе карты, бинокль и куртки. И вдруг так же внезапно, как бурная волна накатила на нас, все стихло. Мы плыли среди скал по широкой и спокойной реке. Впереди, в миле от нас, показались сгрудившиеся на берегу домики какой-то деревушки, окруженной задумчивыми холмами, освещенными закатным солнцем.
— О господи, — сказала я, — теперь я понимаю, почему французы назвали эту реку Бешеной.
— Мы попали в волну отлива, — объяснил Фарли, надевая сухую рубашку, — но это цветочки, тут еще не такое бывает, если задует зюйд-вест.
Перспектива еще раз очутиться в яростном водовороте повергла меня в раздумье. Может, остаться здесь навсегда, на этой Бешеной реке, и начать новую жизнь? Быть может, именно так определилась судьба тех, кто живет в деревушке, к которой мы приближались?
Вспомнив все свои мореходные навыки, я поставила фок, и мы медленно поплыли по реке.
Деревенские домики были ярки, как на картинке. Они усеяли подножие огромного утеса, выступавшего мысом, и издали казалось, будто они лепятся один над другим, точно в горных деревушках Италии или Испании. С утеса устремлялся к деревне сверкающий поток, словно поглощенный внизу лабиринтом домиков. Приблизившись, мы увидели группки людей, которые шли к причалу. Когда наша шхуна подошла к берегу, встречать нас высыпало все население деревушки. Народ толпился на маленьком причале, словно в торонтском метро в час пик. Фарли лихо развернул шхуну бортом к причалу. Люди на берегу завороженно смотрели на нас. Однако никаких приветствий мы не услышали — нас встретила гробовая тишина.
