Я перешел через дорогу и оглянулся. Молодые люди, совсем недавно сидевшие на скамейках, шли следом за мной. Я бросил окурок мимо урны, прошел еще несколько шагов и оказался совсем рядом с деловито перекуривающими работягами. Миновал их, вдруг скакнул вбок и сиганул ногами вперед прямо в открытый люк, навстречу темноте и вони.
Глава 38 ЭКСПРОМТ — ДЕЛО ТОНКОЕ, ПЕТРУХА
Знание — сила, кто бы спорил. Вот имеешь ты, например, представление о том, где тебе придется грохнуться, так обязательно подложишь соломки или еще чего-нибудь мягонького. В моем случае сено с соломой вряд ли помогли бы, потому что лететь мне предстояло с высоты больше трех метров, со свистом, в кромешной, ко всему прочему, темноте, и приземляться на твердую поверхность, среди камней, труб и прочей пакости.
Если бы не Свен, не знаю, что и делал бы. А так у меня оказалось почти двое суток на подготовку. Спасибо тебе, Хант, большое, самое искреннее человеческое мерси.
Вчера днем я прогулялся по городу и свел знакомство с парочкой мужиков из здешней коммунальной службы. На контакт ребята пошли охотно, можно сказать, с энтузиазмом. А когда я предложил им слегка освежиться, так они вообще продемонстрировали полный восторг, побросали к чертовой матери работу и двинули следом за мной в ближайший бар.
Это сладкое слово «халява»! Пролетарии поглощали пиво как кашалоты, измученные жаждой. При этом они постоянно жаловались на жизнь. Работа тяжелая, прямо как у негров на плантации, зарплата нищенская, начальник — круглый идиот, климат чрезмерно суровый.
— И никакой возможности подхалтурить, — грустно заметил высокий тучный усач.
— Есть одно дело. — Тонко намекнул я. — Если согласитесь…
— Серьезные дела на сухую не обсуждаются! — перебил меня второй нещадно эксплуатируемый и скудно оплачиваемый пролетарий, щуплый мужичок, похожий на хорька.
— Тонко подмечено, — сказал я и поднял руку, подзывая официантку.
На закуску к свежему пиву я скормил им грустную историю о самом себе, до жути честном частном сыщике. А еще об одном очень плохом человеке, с которым я должен буду встретиться буквально на следующий день.
— Этот сукин сын, богом клянусь, готовит мне подлянку. — Я перекрестился слева направо и взасос поцеловал ноготь большого пальца.
— Какую? — поинтересовался усач, угостился моей сигаретой и передал пачку напарнику.
— Он опять велит своим гориллам меня отметелить. — Я вздохнул. — В прошлый раз они мне так наваляли, что я неделю не мог встать.
— Сволочь! — веско проговорил усач и осведомился: — Наверное, гринго, да?
— Он самый.
— Все они такие, — вынес приговор мелкий тип и с тоской глянул на дно своей кружки.
— Так что тебе от нас-то надо? — спросил усач и героически опустошил емкость.
— Просто открыть люк, — ответил я и подробно объяснил, где, когда и как.
— Лихо! — восхитился усач. — Прямо как в кино!
— Триста долларов, — заявил его напарник.
— Каждому! — сказали они хором.
Потом мы ненадолго прервались, залезли под землю, прогулялись там, нарисовали план и сходили за покупками. Листы поролона не желали пролезать в люк. Нам пришлось сворачивать их в трубу.
— Уф! — Мелкий тип выдохнул и сделал вид, что вытирает со лба трудовой пот.
— Точно, — поддакнул усач. — Пивка бы, а?
— Отличная мысль! — восхитился я. — Вперед!
Итак, я скакнул козликом, на долю секунды завис в воздухе, потом полетел вниз, легонько чиркнул ягодицей о край люка и провалился в вонючую темноту. Я приземлился вполне удачно, ухватился за нижний лист поролона и оттащил его на пару метров.
Не из жадности, а потому, что имею право. Это моя личная собственность, за которую персонально я же не далее как вчера выложил целых девять долларов семьдесят восемь центов из расчета доллар шестьдесят три за лист.
Я достал из кармана фонарик, зажег его, двинулся вперед, свернул налево, остановился и прислушался. По самым скромным подсчетам, я выиграл у тех ребят около пятнадцати секунд. Значит, если среди них найдется герой, то он прямо сейчас…
Нашелся. Не знаю уж, что там себе сломал этот парень, но заорал он громко, даже слишком, а потом затих.
Согнувшись в три погибели, чтобы не треснуться башкой о какую-нибудь трубу, я прошел сто пятьдесят восемь шагов, миновал один поворот, потом сделал еще двести шестьдесят три шага и свернул налево. Девяносто семь шагов и направо. Пятьсот двенадцать прямо, потом опять направо. Последние двадцать три шага.
И где же лестница?
Я посветил вверх. Вот и она.
Я поднялся по осклизлым скобам и постучал фонариком по железу. В ответ сверху заскрежетало, люк поднялся и отошел в сторону. Я высунул голову наружу и сощурился от яркого солнечного света.
— Что-то ты долго, — заявил Гор.
— Сам бы побегал! — огрызнулся я, поднялся на поверхность и закрыл за собой люк.
Гор уселся за руль, а я вольготно разлегся на заднем сиденье.
— Ну и вонь, — пожаловался мой спутник. — Как из…
— Неужели? Ладно, сейчас что-нибудь придумаю. — Я закурил и поинтересовался: — Так лучше?
— Намного, — ответил он и тоже полез за куревом.
Полиции в аэропорту этим вечером было гораздо больше, чем обычно. А еще по залу болтались глазастые персонажи, бездарно изображавшие прибывающих, убывающих, встречающих. Они вертели головами по сторонам, кого-то высматривая. Давешний блондин, на сей раз в шортах и пестрой гавайской рубашке, восседал на высоком табурете в баре, грустно пил виски как воду и делал вид, что радуется жизни.
Я бросил взгляд влево. Гор стоял у стойки регистрации, а какой-то тип в штатском просвечивал ему ладони ультрафиолетом. Как я успел заметить, так поступали со всеми рослыми темноволосыми мужчинами старше тридцати и просто брюнетистыми. Потом он забрал со стойки паспорт с билетом и посадочным талоном, повернулся и еле заметно подмигнул мне.
Прощай, Гор, славный улыбчивый парень с искалеченным телом и очень даже здоровой душой. Спасибо тебе за все. Даст бог, еще свидимся. Не такая уж она и большая, эта наша планета.
— Твоя очередь, Томас.
— Сейчас. — Я выдал самый похабный анекдот из тех, которые знаю, про пастушку, трех монахов и козла-педофила.
Я был глубоко убежден в том, что такая вот история способна надолго вогнать в краску даже тружениц постельного фронта с трех вокзалов в Москве. До тех самых пор, пока я не услышал кое-что из уст моих новых друзей, учителей начальных классов.
Их было четверо. Рослая блондинка с пышными формами и две брюнетки. Одна плоская и тоже довольно высокая, другая низенькая и круглая как мячик. При них очкастый мужичок с длинными рыжими волосами.
Выражаясь баскетбольным языком, я подставился под блондинку, получил мощный толчок и с писком отлетел в сторону.
— Пожалуйста, извините.
— Что вы, моя госпожа, это я был так неловок.
— Вы немец? — удивилась красавица.
— Увы, только по матери, — с искренним огорчением отозвался я.
С минуту мы смотрели друг на друга, а потом расхохотались так громко, как умеют только немцы, оказавшиеся за пределами фатерлянда. Уж больно я оказался похож на задохлика из их компании по имени Франц. Правда, для этого мне пришлось провести несколько часов перед зеркалом, а он заполучил всю эту красоту от природы-матушки.
Потом мы дружно проследовали в бар, где принялись с энтузиазмом поглощать… нет, вовсе не то, что здесь называют пивом. Ни один человек, хоть раз попробовавший его, настоящего, нипочем не станет глотать эту мочу с консервантами, ее же вкусом и запахом. Мы ударили по виски, немного отполировали его джином и дружно перешли на ром.
— Томас, — представился я компании. — Немец по матери и в душе.
— А кто ваш отец, дружище? — поинтересовался Франц, единственный мужчина в компании, не считая меня.
— Ирландец, — грустно ответил я и вздохнул: — Он разбил сердце моей матушке.
— А она?.. — участливо спросила Хайке, та самая блондинка с крупными формами.
— А она оставила его без гроша при разводе и отсудила дом в Дублине!
Дружный смех и аплодисменты, переходящие в овацию.
— Еще по стаканчику? — предложил я.
— А то! — восторженно заорал Франц. — Кстати, анекдот по этому поводу. — Тут сей фрукт выдал такое, что у меня пятки покраснели.
— Он душка, не правда ли? — проорала мне на ушко красотка Хайке. — А уж какой шутник!
— Точно, — согласился я. — Еще какой.
— Это мой муж! — гордо призналась она. — Бывший. — Она кокетливо ущипнула меня за задницу, как раз за то самое место, которым я приложился о канализационный люк.
Время до посадки пролетело быстро, незаметно и весело. Все мы были настолько незакомплексованы и очаровательны, что оказались в самолете в числе первых. Сотрудники аэропорта поспешили побыстрее затолкать нас на борт, потому что своими воплями и жеребячьим ржанием мы напрочь перекрывали сообщения по громкой связи и даже шум двигателей самолетов.
