Название подсказала супруга. Олесе так захотелось, и он не стал спорить, просто добавил от себя «2000». Именно столько в гривнах стоило оформление компании.
Короче, Костя открыл фирму и принялся гонять через таможенный переход на «Трех сестрах» всякие грузы — белые, серые и прочие, не менее интересные. Это днем. А ночью он таскал откровенную контрабанду. По лесным дорогам, через овраги, настилая поверх них специальные мостки.
«Три сестры» — это памятник на «ничейной земле», в месте стыка территорий трех бывших союзных республик: России, Украины и Белоруссии. Так его прозвали жители трех прилегающих районов, как правило, близкие родственники, кумовья, сваты или просто дружки-приятели.
После крушения великой империи самые толковые из них быстренько сориентировались в новых реалиях. Одни устроились работать на таможню, а другие принялись шустрить возле нее.
К моменту переезда туда Буторина, ситуация на границе полностью устаканилась. Слишком наглые и недостаточно толковые участники внешнеэкономической деятельности отсеялись. Оставшиеся завязали тесное сотрудничество с влиятельными и богатыми людьми.
В общем, туда пришел порядок. Закон же заплутал где-то в дороге, а когда приперся, принялся распускать пальцы веером. Потом он как-то сник и убыл восвояси.
Надо сказать, что руководство дружественных и не очень сопредельных стран неоднократно пыталось взять ситуацию под контроль. Так, таможенный комитет России в начале двадцать первого века проводил на сопредельной с Украиной территории аж три операции: «Феникс», «Парус» и, дай бог памяти, «Заслон».
Целый месяц там работал только один таможенный переход. Все грузы, проходящие через него, подвергались самому тщательному досмотру со взвешиванием и обнюхиванием служебными собаками, кошечками и хомячками.
Результаты операции потрясли воображение знающих людей. Был вскрыт факт попытки провоза целых трех незадекларированных килограммов помидоров.
Злые и лживые языки поговаривали, что сотрудники центральной оперативной таможни, возглавлявшие эту эффективную операцию, вернулись через месяц домой на новых автомобилях нероссийского производства. Не очень, а чрезвычайно дорогих.
Мужик, целый месяц таскавший на собственном «Урале» всякую чернуху через лощину в обход границы, потом заявил, что жизнь удалась, прикупил домик в Испании и переехал туда.
Лично я считаю все это наглой ложью и клеветой. Сам не верю и никому не советую.
Зачем, спрашивается, этаким вот местным умельцам понадобился Костя Буторин? Элементарно. Во-первых, они поняли, что он очень хороший человек. За иного, лишенного чести и совести, ни в коем случае не вышла бы замуж дочь бизнесмена, весьма авторитетного в этих краях, и родная сестра начальника отдела черниговской таможни.
Во-вторых, к тому времени новые люди уже выдавили многих конкретных пацанов с хлебных мест. Вот они и принялись рыскать по стране в поисках источников пропитания. Так что мой первый командир оказался там более чем кстати.
— Да, жизнь течет нормально, — сказал Костя.
— Заскучал, да? — лениво поинтересовался я и наколол на вилку здоровенный кусок домашней колбасы.
— Не скажи. — Буторин налил еще по сто грамм. — Иногда и весело бывает. Вот на прошлой неделе залетали к нам джигиты из Днепропетровска.
— На фига?
Дурацкий вопрос. Кавказские мужчины появляются на свет с твердым убеждением в том, что все остальные им по жизни должны. Как только они немного подрастают, сразу же начинают требовать свое. Со сложными, прямо геометрическими процентами.
— Сказали, что борцы, — пояснил Костя. — Очень вольного стиля.
— Да что ты говоришь? — ужаснулся я. — И что просили?
— Требовали, — уточнил он. — Как всегда, долю.
— А за долю что бывает?..
— Нет, до этого не дошло. — Друг закурил и перебросил мне пачку. — Забили стрелку, перетерли дело, потом оказали им первую помощь и проводили со всем нашим уважением.
— Даже не поборолись?
— И не побоксировали. — Костя усмехнулся. — Здесь, если что, кулачками не машут, а просто стреляют и закапывают. Места подходящие, хрен кого потом найдешь.
— Круто! — восхитился я. — Как в кино.
— Нормально, — отозвался он. — Скажи лучше, что у тебя стряслось?
Любому другому я, может быть, и соврал бы. Только не Косте. Этот ухарь знает меня как облупленного еще с тех пор, когда и знать-то обо мне было особо нечего.
Поэтому притворяться я не стал и почти честно сознался:
— Есть небольшие проблемы. Мне нужно осторожно, незаметненько заехать в Россию.
— Дожил! — Костя хохотнул. — Уже к себе домой на цыпочках пробираешься. — Деньги нужны?
— С деньгами порядок, а вот паспорт не помешает.
— Какой?
— Российский.
— Не вопрос. — Он аккуратно загасил сигарету. — Сегодня отдохнем, а завтра поутру все и оформим.
— А когда поеду?
— В ночь, — ответил он. — Вместе со мной. — Костя взял стакан и предложил: — Давай по последней, не чокаясь.
— Давай.
Глава 42 КОНТРАБАНДОЙ В ОТЧИЗНУ
Автоколонна, состоящая из внедорожника и двух грузовых фур, выкатилась из леса на грунтовку и двинулась на северо-восток.
— Ну вот, а ты боялся, — весело проговорил Костя. — Тихо и спокойно, не то что через горный перевал за речкой.
— Ну, не скажи, — отозвался издали персонаж, отдаленно напоминающий меня, Михаил Ильич Сидоров, житель подмосковных Луховиц, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, холост, может, даже не судим. — У вас в лесу темно как ночью в шахте. И как ты только в овраг не навернулся?
— Да уж, — согласился Буторин. — Места здесь дикие. Мы сюда джигитов свозили, показали, где будем закапывать.
— И как?
— Сразу успокоились и нехорошо запахли, — пояснил он. — А поначалу такие крутые были. Один вообще все время рычал как лев. Кстати, сильно смахивал на Мусу из третьего отделения, помнишь такого?
Я прекрасно помнил Мусу Гамишева. Уверен, он меня тоже не забыл, по крайней мере, очень настойчиво это обещал.
— Еще встретимся, собака! — заявил этот фрукт и выплюнул передний зуб, вдруг ставший совершенно лишним.
Мы радикально разошлись во мнениях по вопросу внебюджетного финансирования, то есть он хотел отжать у меня денег, а я пожадничал. Дело было, как сейчас помню, в ноябре. К тому времени я успел отслужить целых шесть месяцев, а ему ровно столько же оставалось до заслуженного дембеля. Вот ефрейтор и решил, что имеет полное право разжиться моими деньгами.
Поганый, вообще-то, был парень, этот самый Гамишев, обожал по поводу и без такового докопаться до кого-нибудь из молодых, припахать, настучать в грудь или просто занять денег без отдачи. Меня, как и все остальные старики из роты, он старался не трогать, боялся Костю. Но однажды все-таки не сдержался. Подкараулил за палатками и вежливо попросил пятьдесят афоней. Так мы, воины-интернационалисты, именовали афгани, национальную валюту страны пребывания.
— Очень надо, брат, — заявил он и протянул не очень чистую ладонь. — После пятнадцатого сразу верну, честью клянусь.
— Рад бы. — Я развел руками. — Но сам на мели. Извини.
Я помнил первое правило, преподанное мне Буториным: со старшими без нужды не быковать.
— Хорошо, — согласился он. — К вечеру достанешь и принесешь. Семьдесят.
— Ты же просил только полтинник, — удивился я.
— Двадцать афоней штрафа, — заявил Гамишев и нагло усмехнулся. — Ну, что встал? Пошел!
— А может, ты сам пойдешь? — Я не сдержался и подробно объяснил, куда и как.
Он почему-то обиделся и двинул меня в грудь. Я, в свою очередь, дал ему по печени. Второе правило от Буторина звучало так: «Если махаловки не избежать, то бей больно». С этим сложилось. Невезучий заемщик посидел на корточках, потом проохался и вызвал меня на честный бой, один на один.
Когда я заявился на место будущего поединка, то обнаружил там весь Кавказ из нашей роты, даже московского армянина Мишку Агасяна, которого до этого искренне считал земляком. И замесили бы они меня в тесто, ежели бы не все тот же Костя Буторин. Уезжая в Кабул, он попросил кое-кого из стариков нашего отделения за мной присмотреть. Так они и сделали, пришли вчетвером и обгадили горячим южным парням всю малину.
Поэтому дрались мы с Мусой все-таки по-честному. Напихал я ему тогда очень даже не слабо, потому что обиделся.
Через неделю в роту попутным бортом вернулся орденоносец Костя. Он, разумеется, узнал о том, что тут произошло без него, и для начала надавал мне подзатыльников за то, что я булки расслабил, а уже потом разыскал Гамишева и душевно с ним потолковал. Тот потом до самого отъезда оббегал меня за сто метров.
Кстати, мы все-таки встретились с ним в девяносто девятом, в горах Кавказа, но он меня, к счастью, не узнал. Впрочем, это опять совсем другая история.
