Лассе резко замолчал. Как будто в этом месте была остановка. Казалось, он почти без сил, словно у него закончились все слова. И все же Ида за четверть часа услышала больше о своем происхождении, чем за всю жизнь.
Она вздохнула — ее хватило только на это.
— Поезжай, — сказала она. — Просто поезжай.
Он завел машину, и в тишине они сделали несколько поворотов.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец спросил он.
— Лассе, у меня нет сил говорить об этом. Ты должен ехать. Ты ведь говорил, что мы должны выбраться из Емтланда.
— Да. После всего того, что случилось, у нас нет выбора. Нам сейчас опять помогут.
— А что потом? Когда вы выедем из Емтланда?
— Ну, в такой ситуации, когда ты в розыске, есть только один разумный выход.
— Какой?
— Поговорить с Альмой. Мы всегда можем позвонить ей с чужого телефона.
— Телефон у меня есть. Нам надо только купить симку.
— Мы это устроим, — он еще подумал. — Но вы с Альмой должны поговорить в спокойной обстановке.
— Есть еще одна альтернатива, — сказала Ида, почувствовав что-то среднее между злостью и решимостью.
— Какая же?
— Встретиться с ней.
— Каким образом?
— Если нам удастся доехать до конца, — ответила Ида.
Ее рот словно решил сказать то, что сама она еще не продумала:
— Если нам удастся доехать до Москвы.
31
Часы на приборной доске показывали больше половины седьмого вечера. Они съехали с лесовозной дороги и свернули на более узкую, но расчищенную дорогу, которая шла совершенно прямо через необычайно густой еловый лес. Они ехали осторожно, не включая фар.
— Мы больше не можем использовать эту машину. По крайней мере на больших дорогах.
— А ты не сменил на ней номера?
Он улыбнулся.
— Запасы кончились.
Они проехали мимо нескольких заброшенных сараев и свернули на восток, на посыпанную песком маленькую боковую дорожку, где ничего не было видно.
— Подожди, — тихо сказал Лассе.
Они долго молча и неподвижно сидели на местах, пока он наконец не посмотрел на свои наручные часы.
— Теперь.
Он вылез из машины и стал выгружать мешки. В машине сразу стало очень холодно. Он обошел машину и открыл ей дверь, и она застегнула молнию до самого подбородка.
Немного поодаль среди деревьев Ида заметила что-то темное и большое. Может быть, домик?
Когда Лассе вытащил последний мешок, она вздрогнула.
Из темноты вышли двое мужчин с закрытыми темными капюшонами лицами. Когда они сняли капюшоны, она увидела, что одному лет пятьдесят, а другому лет тридцать.
Сначала все молчали. Мужчины мерили ее взглядом.
— Ну, — наконец сказали они в знак приветствия.
— Ну, — ответил Лассе.
Казалось, они по-прежнему присматриваются к Иде. Она расслышала какое-то бормотание, но понять, как хорошо они знакомы, было невозможно. Они опять сказали «ну», и, что характерно, на вздохе. Ида поразилась — обычно Лассе так никогда не говорил.
— Значит, вас надо немного подвезти, — усмехнулся тот, что помоложе.
— Да, именно. Небольшой отвлекающий маневр, с вашего позволения.
— Будет сделано.
Они стояли молча, и Ида слышала, как шумят кроны деревьев. «Как же здесь, на севере, все по-другому, — подумала она, — совсем не так, как в Стокгольме».
— А что у вас в мешках? — спросил старший.
— Гм… пожитки, — ответил Лассе. — Она возвращается домой, она слишком долго жила в Стокгольме. На нас еще и это свалилось, как будто нам мало других забот.
— Да, понимаем, — отозвался молодой, который отхлебнул из фляги. — Стокгольм, там же чертовски опасно. Только берегись!
Они все вместе тихо засмеялись.
— Вы можете довезти нас до Свартмуена, — попросил Лассе, — а мы дорогой послушаем радио.
— Конечно, — ответили они хором. — Мы подвезем вас до середины пути, но потом вам надо будет выйти.
После того как Лассе припарковал «вольво» под сосной и накрыл кузов еще одним брезентом, им помогли затащить мешки в багажное отделение черного минивэна, скрытого деревьями.
— Ох уж этот Лассе, — ухмыльнулся молодой, когда они сели в машину. — Что ты опять натворил?
— Ничего, — улыбнулся Лассе в ответ, отказавшись от фляжки. — Ничего, только услышал по радио, что тут снуют полицейские ищейки.
— Да, мы слышали вертолет и весь этот шум.
— Наверняка для убойной охоты, — улыбнулся молодой.
— Шш! — сказал старший и посмотрел на молодого, сдвинув брови.
Ида сидела молча, тесно прижавшись к раздвижной двери. Сиденья были покрыты испачканным полиэтиленом, а на полу лежали сосновые шишки, мяч и несколько таблеток в коробочке с рисунком розовой кошечки Китти.
На переднем сиденье она разглядела выпуск вечерней газеты «Афтонбладет». От какого числа газета? Знают ли они, что она — та, которая… Предполагают ли?
Они спокойно тронулись. За рулем сидел молодой, он выбирал только небольшие лесные дороги. Вдруг они затормозили.
— Дружочек, спокойно, — пробурчал старший, и в свете фар Ида увидела, как зайчик в зимней шубке в панике бежит по колесному следу.
— Дурачок проклятый, — сказал молодой, но сбавил скорость, чтобы заяц смог уйти от света, успокоиться и опять убежать в лес.
— А как Норвегия? Принимает?
— Да, — отозвался Лассе.
Ида не слышала, чтобы по радио говорили по-норвежски.
— Скажи, Лассе, — начал старший, — почему здесь полицейские?
— Ты что, банк ограбил? — опять ухмыльнулся молодой.
Лассе быстро посмотрел на Иду. Было видно, что ему стало легче.
— Поставка, — сказал он, — сорвалась. В темноте на скутере по этим тропкам не проедешь.
Он почти незаметно кивнул Иде и продолжил:
— И мне внезапно позвонили и сказали, чтобы я сворачивался.
— Вот как.
— А потом на трассе началось столпотворение.
— Чисто осиный рой, — подтвердил старший.
— Ну ты и фрукт, Лассе, — сказал молодой. — Ты это знаешь? — И они опять тихо засмеялись, как закудахтали.
«До чего же они его уважают», — подумала Ида.
— А что это за девушка?
— Племянница. Ничего страшного. Она знает, чем мы занимаемся. Сейчас она тоже будет сдавать экзамен на охотника.
Молодой обернулся. Голубые, очень близко посаженные глаза.
— Черт возьми.
Ида посмотрела на него. Что ей делать — отвечать? Лассе толкнул ее в бок.
— Да, — ответила она, — я знаю технику. Если вам нужны хорошие советы.
Мужчины впереди усмехнулись. Лассе опять тронул ее рукой. Она подумала и быстро добавила:
— Или вы подумали, что я стану варить вам кофе?
Все замолчали. Она посмотрела на Лассе, и он тихо кивнул в ответ.
— А как же, — раздалось с переднего сиденья.
Молодой включил радио, четвертую программу. Комментарий в прямом эфире хоккейного матча элитной серии и женский биатлон где-то в Германии. Она снова ощутила тяжесть во всем теле. Засунув варежки в шапку, положила ее как подушку на стекло. За окном был сплошной лес. Они ехали по совершенно пустынным дорогам, сворачивая то вправо, то влево. Иногда они останавливались на развилке, чтобы сориентироваться. Они быстро проезжали заасфальтированные участки и потом опять уходили на боковые дороги. Она вспомнила, как миллионы раз ездила по таким дорогам в подростковом возрасте с Йиггой, Леной и Рафсеном, и как они пили самогон или дешевое отвратительное вино типа кира или «Ла-Гаронн», и как мальчишки писали на ходу прямо через окна машины.
Спортивная передача закончилась бьющей по ушам музыкальной заставкой. Ида только было задремала, как Лассе сказал, что они приехали.
Он открыл дверь и вылез из машины. Оба мужчины остались сидеть и, судя по всему, не собирались идти с ними.
Лассе подошел к водителю и поблагодарил. Бормоча, они обменялись какими-то фразами и кивками, и она поняла, что они остаются здесь одни.
Они молча подняли мешки.
Они находились в какой-то промышленной зоне. Машина почти тронулась, как молодой опустил вниз стекло.
— Наверное, ты хочешь что-нибудь пожевать.
Он протянул ей запечатанный кулек с ирисками.
— Спасибо, — сказала Ида. — Кстати, — добавила она быстро, в порыве, которого сама от себя не ожидала, — можно мне взять газету?
Ей сразу протянули через окно газету. Она крепко сжала газету, чтобы та не раскрылась.
— Как мило с вашей стороны!
Машина развернулась и поехала к воротам.
Вот как. Ничего трудного. Они ничего не поняли.
Когда машина разворачивалась, свет фар осветил обшарпанное одноэтажное здание с заколоченными окнами и несколько небольших ветхих домов рядом. Машина проехала по немного старомодным железнодорожным путям, где стояли столбы со старыми желтыми предупредительными табличками. А потом минивэн совсем скрылся из виду; в полной темноте мерцали только красные задние фары.
