Сын что-то пробурчал.
— Извините. Устали. Со вчерашнего дня не были дома.
Сын поднял ружье, направил дуло в пол рядом с пассажирским сиденьем и протянул им флягу.
— Спасибо, не надо, — сказал Лассе.
Сын посмотрел на Иду.
— А ты, не хочешь немного выпить за компанию?
— А что вы празднуете? — сразу же спросил Лассе.
— Ну, — начал сын, — я могу…
— Нет, наверное, не стоит об этом, — оборвал его папа, сидевший за рулем. — Может быть, вы сначала расскажете, кто вы такие на самом деле? Обычно мы не сажаем в свою машину чужих друзей.
— Емтланд Север, — ответил Лассе. — Малыш. Старший группы.
Сын обернулся. Через узкие прорези маски виднелись острый нос и пара голубых глаз с красными прожилками.
— Малыш?
Лассе кивнул. Сын толкнул папу и присвистнул.
— Вот это да.
Отец откашлялся.
— Малыш, говоришь?
В его голосе чувствовалась настороженность.
— Да.
— Докажи.
— Ну…
— Какие у тебя позывные?
— СМ3ФФС.
Отец достал свой мобильник из отделения под радио и, не сводя глаз с дороги, протянул его сыну. Пошел снег, он вел медленно. Тем временем сын просматривал телефон. Наконец он что-то нашел и показал это отцу, который был вынужден еще больше снизить скорость, чтобы быстро прочесть текст на дисплее.
— Вот как! — сказал отец уже изменившимся тоном.
— Это, черт возьми… большая честь, просто-напросто! — сказал сын. — Вот!
Он отвинтил крышку фляжки и опять протянул ее Иде. Взяв фляжку, она почувствовала на себе взгляд Лассе и сделала два больших глотка.
Никакого сомнения, конечно, самогон.
— Оставь это себе, — сказал сын. — У меня есть еще одна.
— Сбавь обороты, — велел отец.
— Мне больше не надо, — отозвалась Ида. — Мне вполне хватит.
— Продолжим, — вступил в разговор Лассе, — так что мы празднуем?
— Что вы здесь делали без машины? — спросил отец.
На несколько секунд наступила тишина.
— А у нас была машина, — сказал Лассе.
— Вот как?
— У нас в отряде была машина, — начал Лассе.
Ида сидела молча и ждала, что он еще выдумает.
— Одному из нашего отряда пришлось уехать домой. У жены преждевременные роды. А мы решили остаться. У нас есть домик под Ретансбю. Оттуда мы хотели возвращаться домой на скутерах. Мини-отпуск на выходные.
— Отпуск! — удивился сын. — Обычно в отпуск едут на Канарские острова.
— Да-да. Но мы, — сказал Лассе, сделав выразительную паузу, — мы предпочитаем рыбалку. И охоту.
В машине опять стало тихо. Затем оба мужчины весело рассмеялись.
— Ну ладно, твое здоровье, — улыбнулся сын. Он оглянулся назад и опять протянул свою вторую фляжку Лассе. — Мы празднуем, как мы уже говорили, — сказал он, но потом сбился. — В общем, таких как ты, Малыш, я действительно уважаю и хочу, чтобы ты это знал!
Лассе улыбнулся и кивнул. Сын продолжал:
— Мы охотились на четверых там, в Форслидене. И могу сказать, что теперь там все чисто. Гадости больше нет. Сегодня мы взяли последнего. Я не спал целые сутки. Мы выслеживали шесть часов, и наконец он появился.
Опять возникла пауза.
— Его завалил мой парень, — сказал папа; в голосе чувствовалось напряжение и гордость.
— Волк чем хорош, — спокойно продолжал сын, — тем, что любопытный. Через час-другой мы поняли, что он идет по нашим следам. Наверное, думал, что ему достанется лось или что-то в этом роде. Так что когда ветер переменился, мы разделились, папа перебрался на другой берег озера, а я остался на месте. Два выстрела, и потом оставалось только скинуть эту гадость в прорубь.
— А теперь замолчи, — велел отец.
— Да, но…
— Только тихо.
— Да, но это же Малыш.
Опять наступила пауза.
— Ты говорила, что ты из Стокгольма? — спросил сын, ища взгляд Иды в зеркальце козырька от солнца.
— Да, я жила там какое-то время.
— А у вас там есть волки?
Все засмеялись.
— Не особо много, — все-таки сказала она.
— Послушай, а вы слышали о Стиге, не знаю, как его там дальше, вам неплохо бы знать это в вашем Стокгольме, — сказал сын. — Стиг, Вермланд, прошлым летом, где-то рядом с деревней Торсбю. У него много овец, то есть было много. Проклятый волк утащил тринадцать штук. И как-то ночью Стиг засел в засаду на пастбище. И конечно, эта скотина туда вернулась, и Стиг застрелил его в один присест. И позвонил в полицию. А на этой неделе суд второй инстанции окончательно дал ему шесть месяцев. Чистое безумие. Человек всегда имеет право защищаться от нападающих волков. Его жена страшно убивается! В его краях все так возмущены, что едва стоят на ногах. Идет война, вы что, не понимаете этого в вашем проклятом голубом Стокгольме?
Он засмеялся и отпил еще:
— Своим дочкам я больше не разрешаю одним ходить на автобусную остановку.
— А мы в лесу не спускаем собак с поводков, — добавил отец.
— Она все это и так знает, — отозвался Лассе, — вам не надо ее убеждать.
Ее поразило, как естественно он врет, быстро и с выдумкой, и к тому же совершенно достоверным голосом. Опять стало тихо, и Ида принялась размышлять над тем, что она на самом деле знает о волках и об охоте. Ничего. Очевидно, эти люди — члены очень узкой специальной группы. С модерновой радиосвязью и с амбиционной организацией. Наверняка пестрый состав мужчин: крестьяне, лесовладельцы, предприниматели, отцы маленьких детей. Еще один символический протест против правящей верхушки, Управления охраны окружающей среды, Стокгольма, тех, кто наверху…
Волки… У кого сейчас есть силы думать об этом? Она вздохнула: уж точно не у меня! Она страшно устала, а от усыпляющего звука двигателя испытывала еще большую усталость. И все остальное, что случилось, Лобов, Миранда, шкатулка. Нет, она не должна об этом думать, слишком много на нее всего навалилось за один раз.
— Вот как? — обратился к ней сын, глядя через плечо. — Значит, ты тоже охотилась на волков и стреляла в них?
Вопрос застал ее врасплох.
— Что?
— Да, — быстро ответил Лассе. — Она застрелила двоих. Но последнее время мы в основном используем яд.
— А это почему? — спросил отец, и в его голосе звучал явный интерес.
— Полиция в наших краях бегает с металлическими детекторами, занимается баллистикой и прочей ерундой. Каждый найденный клочок они посылают эксперту. Стало труднее отстреливать, не оставляя следов. Даже нашими ружьями.
— Боже мой, чем они занимаются.
— Их больше интересуют те, кто отстреливают волков, а не те, кто расстреливают людей.
— А какой яд вы используете?
— Варфарин. Самое сильное, что есть.
— Ставите капканы, конечно?
— Да.
Разговор прекратился. Долгое время они ехали, не говоря ни слова. Ида подумала, что Лассе наверняка вмешается в разговор и опять поможет ей, если понадобится.
— А что тебя заставило отправиться в такую поездку? — наконец спросил сын, опять обернувшись. — Не так часто видишь женщин в машине.
— Я… — ответила Ида, покосившись на Лассе в ожидании того, что он вмешается, но сама собралась с духом и продолжила: — В прошлом году я нашла нашу таксу в лесу. От нее остался практически один позвоночник. Они оторвали ей хвост, как какую-нибудь веревку. Тогда я поняла, что такое волк. — Она сделала выразительную паузу. — Но я никогда не забуду, как Мимми тогда выглядела.
Она увидела, что Лассе почти незаметно кивнул со своего сиденья и что у него очень довольный вид.
— Да, печально, — сказал сын, сделав еще один глоток из фляги. — Действительно печально. Да, в наши дни выпустить собаку в лес без поводка все равно, что выпустить ее прямо на дорогу. Чиновники из всех этих ведомств в Стокгольме, — продолжал он, — что они на самом деле знают о нашей жизни здесь? Они когда-нибудь видели беременную овцу на заплетающихся ногах с разодранным животом и покалеченными детенышами?
Теперь сын начал говорить быстрее и громче, он опять повернулся к Иде и посмотрел ей в глаза.
— Людей, которые так поступают, я уважаю, чтоб ты знала!
Внезапно он стал водить глазами, и его взгляд остановился у нее на коленях.
— На какое-то время нам в Швеции удалось искоренить волков. В 60-х годах.
— Именно, — подтвердил отец.
— Но потом эти мерзкие уроды норвежцы развели их снова!
Наступила короткая пауза.
Затем раздался смех Лассе. Скоро отец с сыном тоже рассмеялись на переднем сиденье, отец глухо, а сын более резко. Потом сын начал быстро излагать длинную и запутанную теорию, но она слушала вполуха, глядя в заиндевевшее окно: в 70-х годах норвежцы и лесные компании в сотрудничестве с Фондом охраны природы и ЕС опять развели волков. Те, кто утверждали, что волки перекочевали из Финляндии на юг через Швецию, сами не знали, что говорили.
