— Само собой. Из этого делаем сразу два вывода. Первый: убийство произошло либо неподалеку от деревни, либо рядом с пансионатом. И второй убийца справедливо опасается, что, если труп опознают, выйти на него будет несложно.
— То есть убитый и убийца — близкие люди?
— Возможно, не такие уж близкие, но что-то их связывало, и связь эту нетрудно проследить.
— Значит, надо любыми путями найти голову, чтобы можно было опознать убитого. Я просто уверена: это дело рук писателя.
— А я — нет. Не забывай про местные страшилки. Для меня Горемыкин все еще подозреваемый номер один.
— Слушай, все ведь довольно просто, — воодушевилась Женька. — Мы столкнулись с головой, то есть с типом, который ее вчера нес, когда Горемыкин спал…
— Вовсе не факт. Он мог улизнуть у тебя из-под носа.
— Хорошо, хорошо. Давай установим, кто около часа ночи отсутствовал в пансионате, и если окажется, что писатель в это время…
— Как ты это узнаешь? — хмыкнула я.
— Спросим у Марины.
— Писатель мог выбраться в окно, у него первый этаж. И Валера тоже мог незаметно спуститься с балкона. Если я смогла, то ему это проще простого.
— Валере-то зачем кого-то убивать? — нахмурилась Женька.
— Откуда мне знать? — огрызнулась я. — Но твой блондин тоже ужасно подозрительный.
Тут мы сообразили, что уже довольно давно стоим возле сарая, злобно шипя друг на друга, а в нескольких метрах от нас лежит Рыжая и с интересом за этим наблюдает.
— Песик, — позвала Женька, наклонилась, протягивая руку, словно намереваясь угостить животное, и глупо улыбаясь при этом. Рыжая поставила уши торчком и вроде бы насторожилась. Женька сделала шаг вперед, собака вскочила и отпрыгнула в сторону. — Песик, — повторила Женька, добавив в голос меда. Собака немного понаблюдала за ее перемещениями, затем тявкнула и бросилась бежать в сторону парка. Конечно, мы бросились за ней.
Почему мы с подружкой решили, что Рыжая приведет нас к месту преступления, ума не приложу, однако мы исправно носились за собакой, избравшей замысловатый маршрут. Наша бурная деятельность была замечена с веранды. Лидия Артуровна подошла к перилам и громко спросила:
— Еще что-нибудь нашли?
Я отчаянно замотала головой и припустилась за Женькой и Рыжей.
Собака, покинув территорию пансионата, развила прямо-таки фантастическую скорость. Мы с Женькой тут же отстали, а через несколько минут вовсе потеряли ее из вида. Сели возле кустов и попробовали отдышаться.
— Вот вредная животина, — пожаловалась подружка. — Слушай, если менты догадаются привезти собаку, то вторую руку найти будет не трудно, как считаешь?
Я пожала плечами.
— Вчера дождь был.
— А если ей дать понюхать первую руку, она вторую найдет? Даже после дождя?
— Откуда мне знать? Я никогда никому ничего нюхать не давала.
— Упущение, — заметила Женька, — Такие вещи знать просто необходимо.
— Очень надо забивать голову всякими глупостями.
— Глупость не глупость, а сейчас здорово бы пригодилось.
— Вот что, давай взглянем на то место, где мы нашли голову, — подумав, предложила я.
— Зачем? Сама говоришь, дождь и…
— Идем, — поднялась я.
Женька тоже встала и начала приставать, вместо того чтобы идти себе молча и дать мне возможность подумать.
— Анфиса, если у тебя какая догадка, ты в себе не держи, одна голова хорошо, а две лучше.
— Много прока от твоей головы, — отмахнулась я.
— И все же…
— Меня терзают смутные сомнения, — решила я порадовать ее. — Допустим, мы правы: убийца совершил преступление довольно далеко от болот, труп бросил, предположим, в реку, а для головы и рук решил найти место понадежнее. Что бы ты выбрала?
— Ну… я бы их закопала.
— Закапывать надо глубоко, в деревне собаки, а чтобы вырыть глубокую яму, нужен инструмент, например, лопата.
— Лопаты здесь не редкость, — хмыкнула Женька.
— Конечно. Но ее все-таки нужно достать, а потом желательно вернуть на место, чтоб не вызвать лишних разговоров.
— Тогда проще утопить их на болоте.
— И я так думаю. Но типа с рюкзаком мы встретили прямо возле мельницы, и направлялся он в сторону деревни. Так?
— Так.
— Скажи, зачем ему это нужно?
— Должно быть, все-таки пошел за лопатой…
— Глупость.
— Почему глупость? — обиделась Женька.
— Да я не тебя имею в виду, а происходящее. Сплошная чепуха и нестыковки.
К этому моменту мы выбрались к кустам, где ночью столкнулись с Зеленым охотником. Трава вокруг была примята, но ничего стоящего мы обнаружить не смогли, как ни старались.
— Зря только тратим время, — вздохнула Женька, устраиваясь рядом со мной на траве. — Пока мы лежали в отключке, этот гад забрал голову и утопил в болоте. Либо зарыл, и нам ее теперь ни в жизнь не найти. Вот что, Анфиса, — помедлив, со вздохом продолжила Женька, — надо решать, говорить ментам о том, что она была, или нет?
— Не знаю, — честно ответила я. — Рука на них впечатления не произвела, и за голову они нам спасибо не скажут, особенно если продемонстрировать ее мы не сможем.
— Так что ж теперь, молчать?
— Вот приедут, тогда и посмотрим. Не очень-то они торопятся.
— Это уж точно… — Женька неожиданно приподнялась, замерла и пробормотала:
— Никак Горемыкин. И куда это он так торопится?
Тоже приподнявшись, я смогла увидеть Ивана Ивановича, который, несмотря на солидные лета, бежал по тропинке сломя голову. Почему он выбрал тропинку, а не пошел по дороге, меня тоже заинтересовало. Если он спешит домой, то и по дороге, и по тропинке расстояние примерно одинаковое, но идти, а уж тем более бежать, по дороге гораздо удобнее.
— Давай за ним, — скомандовала я, и, не теряя Горемыкина из виду, мы побежали ему наперерез, время от времени залегая в густой траве. Как заправские индейцы, мы смогли подобраться к своей жертве на близкое расстояние, оставаясь незамеченными. Правда, стоит добавить, что на окружающую действительность Горемыкин практически внимания не обращал и несся как угорелый;
Тропинка заканчивалась возле пруда. Не доходя до него, Иван Иванович свернул к своему дому и, отважно пробираясь сквозь заросли крапивы у навозной кучи, вышел к задней калитке своего огорода. Здесь он немного отдышался, пробормотал: «Господи боже…» (мы сидели за той самой навозной кучей и все видели и слышали) — и вошел в калитку. Бежать сил у него, очевидно, уже не было, и по огороду он перемещался странными прыжками, совершенно не подобающими человеку его благообразной внешности. Через минуту он скрылся в доме, а мы переглянулись.
— И чего? — спросила Женька с таким видом, точно я обязана знать ответ на ее дурацкий вопрос.
— Зачем-то он несся сюда сломя голову?
— А как мы узнаем зачем?
— Тебе стоит сходить и спросить об этом у Горемыкина, — не выдержала я.
— Почему мне? — обиделась Женька, высунулась из-за кучи и принялась глазеть на дом. — Может, подберемся ближе и в окно заглянем? В конце концов, и зайти можно. Шли мимо… Почему бы и нет? — В общем-то, Женька права, почему бы в самом деле не зайти по-соседски? Обсудить новости, а главное, хоть одним глазком заглянуть… — Он идет, — перешла Женька на шепот, сползая в крапиву и болезненно морщась. — У него в руках мешок.
Я осторожно выглянула и убедилась, что ей не померещилось: Горемыкин шел по огороду с мешком в руке. Достигнув калитки, он закинул мешок на спину, опасливо огляделся, вышел, запер калитку на засов и направился вдоль своего огорода в противоположную от деревни сторону. Стало ясно: Горемыкин желает остаться незамеченным, избегает чужих глаз. Так и есть, он скрылся за кустами, посмотрел, нет ли кого на луговине, которая отделяла деревню от леса, и не спеша пошел через нее, таща мешок волоком. В высокой траве мешок не было видно, так что сразу и не поймешь, с ношей идет Иван Иванович или прогуливается налегке.
Перед самым лесом он ускорил шаг, юркнул в кусты и опять огляделся. Мы с Женькой вынуждены были сделать приличный крюк, чтобы он нас не заметил, и теперь залегли метрах в пятнадцати левее. Горемыкин взвалил мешок на плечо и зашагал напрямую через лес, игнорируя многочисленные тропинки. Мы перемещались от одного куста к другому, ни на минуту не теряя его из виду. Очень скоро Иван Иванович вышел к реке. Берег здесь был высокий и крутой. Спрятав мешок в кустах, он зачем-то спустился к воде, на какое-то время исчезнув из поля нашего зрения.
— Давай в мешок заглянем? — предложила Женька. Если честно, мне тоже очень хотелось заглянуть туда. Я с большим трудом поборола искушение.
— А если не успеем?
— Ну и что? Скажем, гуляли, нашли мешок… В конце концов, нас двое, а он один.
— Мешок не очень тяжелый, — вслух подумала я, — с тяжелым мешком особо не побегаешь.
— Ну что, идем?
— Идем, — кивнула я, и в этот момент над берегом показалась голова Ивана Ивановича, а затем и он сам. Мы с Женькой залегли в траве.
