Только строго-то я его всё равно не сужу: откуда мне знать, какие пиявки его изнутри сосут, отчего ему подлость в радость? А без того разве вёл бы он себя так? Вот я и говорю: не торопись на человека чёрное клеймо накладывать. Как меня мать учила. Прежде чем сказать о ком плохо, ты спроси себя: а правда это? А хорошо ли такое говорить? А нужно ли вслух-то? Вот я тебе и толкую: чем дольше я живу, тем медленней сужу. В твои годы я был что заряженный капкан: только тронь — и захлопнется. А уж знал-то — так прямо всё. Можешь мне поверить: нет на земле никого умнее шестнадцатилетнего мальчишки, разве что пятнадцатилетняя девчонка!..
Вот увидишь, малый, когда всё кажется черней некуда, это верный знак, что придёт к тебе удача, только себя соблюдай и не озлобляйся. Какое-нибудь облегчение да выйдет. Себя не теряй, а выход — он отыщется. И запомни, малый: никто тебя не побьёт, пока сам себя побитым не признаешь. А коли не признаешь, победа за тобой осталась…
Вот как иной вообразит, что на него хворь нашла, и тут уж никакой лекарь не поможет. Многих я видел, кто и болен-то только потому, что в свою болезнь верит. Чем я старее становлюсь, тем яснее понимаю, что главное-то — внутри, а не снаружи. И следует отсюда вот что: когда стараешься из-за того, что внутри, те, кто снаружи гребёт, всё равно меньше тебя имеют. Вот ты Хогу помог. Может, ты и сам не знал, а ведь ты в себе доброту поднакопил. Глядишь, впредь и пригодится. Он тебе подлость сделал — и сам себя покалечил. Я попов-то не больно слушаю, но, по-моему, выгоднее сделки нет, как ближнему поспособствовать. Да нет, я не про благодарность говорю, её-то дождёшься как снега в пекле, и не о том речь. Только заметил я, что злее всего ненавидит тебя тот, кто тебе зло сделал. А кто за тебя всегда горой стоит? Тот, кому случай вышел подсобить тебе, может даже, чтоб другому досадить. Ну, как бульдожка, который у Маккарти жил. По ошибке вытащил он из воды котят и с той поры навсегда стал кошачьим заступником и сам себя лучшей собачьей радости лишил. Раньше-то он ни одной кошки не пропускал, чтобы не загрызть. А как кошку отучить, чтобы она белок не давила? Подложи ей бельчат, пусть выкармливает…
Ты меня послушай: в людях и здравого смысла хватает, и доброты, только им раскачка требуется, а подлость и злость — они сразу вперёд лезут, будто адский огонь им хвосты подпаливает, будто срок у них короткий и надо сразу себя оказать. Коли человек не дурак, он так всё устраивает, чтобы его надолго хватало. Потому что самое крепкое в человеке — это душа хорошая; и раз она такой остаётся, значит, он доказал, что человек он настоящий. А как это ты с индейцем побратался, Рольф?
— Длинно рассказывать или покороче?
— Для начала покороче, — ухмыльнулся Сайлас Силванн.
И Рольф в двух словах рассказал про главные события своей жизни.
— Неплохо, — похвалил старик. — Ну а теперь давай подлиннее.
Когда Рольф наконец замолчал, Сайлас Силванн заметил:
— Как погляжу, Рольф, ты почти всё испробовал, из чего настоящие люди получаются, и сдаётся мне, я знаю, какое этому продолжение будет. В лесах ты навсегда не останешься. Так вот, когда поймёшь, что тебе другое нужно, дай мне знать.
На следующий день Куонеб и Рольф с зарёй уже плыли вверх по Большой Лосиной реке в крепком каноэ с запасом продовольствия и кое-какой суммой наличными.
— До свидания, малый, до свидания! Возвращайся — и увидишь, что люди от долгого знакомства лучше кажутся. Да не забывай, что пушнину я всегда возьму! — так напутствовал Рольфа Сай Силванн.
И когда Лайонс-Фолс скрылся за поворотом реки, Рольф обернулся к Куонебу на корме и сказал:
— Вот видишь, и среди белых ещё остались хорошие люди!
Но индеец ничего не ответил, не шевельнулся, даже бровью не повёл.
48. Рольф учится искусству следопыта
Теперь им приходилось всё время грести против сильного течения, но в остальном путешествие прошло спокойно. Жителю лесов достаточно один раз проделать какой-то путь, и он навсегда врежется ему в память. Они ни разу не сбились с дороги, тюки у них были лёгкие, а потому лишнего времени на волоках они не тратили и через двое суток добрались до хижины Хога.
Они вошли в неё как хозяева. Собрали всё, что представляло хоть какую-то ценность. Но такого нашлось мало: ведь пушнину и одеяла они забрали раньше. Пришлось им удовольствоваться парой-другой капканов и кое-какой посудой. Все вещи уместились в двух тюках. Дальше им предстояло идти через лес, и каноэ они припрятали в можжевеловой чаще в четверти мили от речки. Они уже собирались вскинуть тюки на спину, но Куонеб задержался, раскуривая трубку, и тут Рольф сказал:
— Знаешь, Куонеб! Тот верзила в Лайонс-Фолс орал, будто он компаньон Хога. Как бы он не явился сюда устраивать нам всякие пакости. Надо его сразу отвадить. Давай спалим её! — И он кивнул на хижину.
— Ак! — ответил индеец.
Собрав сухого валежника и берёзовой коры, они сложили их в хижине у стен, а сверху набросали побольше поленьев. Куонеб высек огнивом искру, береста забрызгала огнём, свёртываясь в пылающие трубки, сухие смолистые дрова быстро занялись, и вскоре из открытой двери, из окошка и трубы повалил густой дым. Скукум, держась на благоразумном расстоянии, радостно залаял.
Охотники вскинули тюки на плечи и начали долгий нелёгкий подъём. Через час они добрались до скалистого гребня, где устроили привал, с угрюмым удовольствием поглядывая на чёрный колеблющийся столб дыма внизу.
Ночевали они в лесу, а к полудню с радостью вернулись на своё озеро, в свою хижину — домой.
По дороге они видели свежие оленьи следы, а им требовалось мясо, и Рольф предложил начать с оленьей охоты.
Каждую зиму погибает много оленей. Некоторые не выдерживают зимних невзгод, другие становятся добычей хищников, или их убивает охотничья пуля, и в апреле их численность достигает нижнего предела, а потому нельзя было надеяться, что олень, как осенью, сам придёт под выстрел. Теперь их предстояло выслеживать.
По следу выследить оленя может кто угодно. Не так уж трудно отыскать его, если почва мягкая, а других оленей рядом нет. Но совсем другое дело — разыскивать один какой-то след на каменистой земле и опавших листьях среди сотен других следов, разбегающихся во всех направлениях.
Зрение Рольфа было острее, чем у Куонеба, но опыт стоит пары самых зорких глаз, и Куонеб шёл впереди. Они нашли свежий след крупного самца — ни один настоящий охотник самок весной стрелять не станет. На то, что это самец, указывали величина отпечатков и закруглённость копыт.
— Знаешь, Куонеб, — вскоре сказал Рольф, — мне ведь надо учиться. Так давай по следу пойду я, а ты меня поправляй в случае чего.
Шагов через сто Куонеб хмыкнул и покачал головой. Рольф оглянулся на него с удивлением: след был такой свежий и чёткий!
— Самка! — только и сказал Куонеб.
Да, приглядевшись внимательнее, Рольф и сам заметил, что отпечатки были чуть-чуть уже, чуть-чуть острее и разделялись чуть меньшим расстоянием, чем те, по которым он шёл вначале.
Рольф повернул назад и не без труда отыскал место, где самец свернул в сторону. Некоторое время всё шло гладко, и Скукум с Куонебом послушно следовали за Рольфом, который теперь уверенно распознавал отпечаток левого переднего копыта с характерным скосом. Затем они увидели «знак», то есть кучу помёта, означавшую, что олень здесь стоял и, значит, не был встревожен. Над ним ещё курился парок, иными словами, олень был совсем близко, и требовалась сугубая осторожность: наступала решительная минута всей охоты.
А твёрдо знали они лишь одно: олень на расстоянии выстрела, но, чтобы его добыть, необходимо увидеть его раньше, чем он увидит их.
Скукума взяли на сворку. Рольф осторожно двинулся вперёд, шаг за шагом нащупывая обутой в мокасин ногой, куда ступить, чтобы ненароком не хрустнула ветка. Раза два он подбросил сухие травинки, проверяя, действительно ли он идёт против ветра. Впереди открылась полянка. Он долго из-за стволов её оглядывал, а потом описал дугу и ткнул пальцем, объясняя Куонебу, что олень полянку пересёк и надо идти в обход. Но тут его шарящий взгляд уловил среди тёмной путаницы ветвей лёгкое движение, словно колыхнулось что-то серое. Еле уловимое движение — уж не мелькнул ли хвостик синицы? Он сосредоточился и мало-помалу различил очертания рогов, головы и шеи. В ста шагах… Но охотничья мудрость гласит: «Не упускай случай!» Рольф вгляделся, тщательно прицелился, выстрелил, и олень рухнул, исчезнув за вывороченными корнями. Скукум повизгивал, вне себя от любопытства, и подпрыгивал как мог выше. Рольф усилием воли сдержался, не кинулся к добыче, а прежде перезарядил ружьё. И уж тогда все трое почти побежали через поляну. Но не приблизились они к оленю и на пятьдесят шагов, как он вскочил и бросился прочь. Шагов через двадцать он остановился, чтобы оглядеться, и Рольф успел выстрелить ещё раз. Олень опять упал, но в следующую же секунду был снова на ногах и скрылся в чаще.
