С нашими силами рассуждать иначе и нельзя было. Новый рубеж был ничем не лучше, чем у Черкесска.
Разведка была послана к мосту через Малку, к тому, что севернее Кременчуг-Константиновской, с попутной задачей взорвать мост. К 11 часам, примерно, стало известно, что в Кременчуг-Константиновской побывали немецкие мотоциклисты. Это известие принёс политотделец, замешкавшийся в станице, комиссару дивизии старшему батальонному комиссару Дмитриенко.
Из станицы Кременчуг-Константиновская лежал прямой путь на Нальчик!
Потом поступили данные, что 395-й гвардейский полк с утра ведёт бой и к 10 часам уничтожил два танка и 15 автоматчиков в женском платье, три автомашины с пехотой и три пулемёта. Бойцы полка дрались смело и энергично, но мин и снарядов почти не было, и это беспокоило командование полка.
Я вызвался съездить в северном направлении, чтобы выяснить, где сейчас батальон, который оборонял переправу, и что делает враг. Определившись по карте, я решил выехать на высоту, что севернее командного пункта, там ориентироваться и наметить план дальнейших действий. Доехали до гребня высоты по старой заросшей дороге, и там, с кабины газика, на высоте росла кукуруза, я увидел вражеский бивак. До немцев было недалеко, не более километра. Хорошо были видны крытые брезентом автофургоны, несколько лёгких танков, пушек и завтракающие солдаты, часть которых сидела и хлебала из котелков, часть сновала к полевой кухне и обратно.
А вот наших бойцов видно не было и нужно было выяснить, где они.
— Иван, видал, как расселись? Что если пугнём из пулемёта?
— Надо припугнуть, ясное дело. Может, кто и подавиться.
— В таком случае, выбери огневую позицию, поставьте с шофером пулемёт и к нему одну коробку с патронами. Шофер пусть развернёт и поставит машину так, чтобы можно было быстро поставить в кузов пулемёт и сразу отъехать. Стрелять буду я, ты — за помощника.
Установив прицел пулемёта на «14», я сказал Козлову:
— Наблюдай за рикошетами, даю очередь.
— Не вижу, товарищ гвардии майор, берите ниже!
Я взял пониже.
— Ага, забегали. Хорошо, по-моему!
Я снова нажал на спуск и, с рассеиванием по фронту и в глубину, выпустил с полсотни патронов. Фашисты засуетились ещё сильнее, часть из них побежала к миномётом.
— Стреляю до конца, и сразу в машину.
Отстреляв 250 патронов, мы быстро погрузили пулемёт и отъехали в другое место, так что первая вражеская мина разорвалась далеко вправо от нас. Бросив несколько мин наугад, немцы прекратили обстрел, зато послали танк. Так, паршивенькую танкетку. Тогда только я разглядел, что правее имелась ещё одна полевая дорога, по которой пошла танкетка. Я уже собирался «смотать удочки», но по танкетке кто-то начал стрелять. Танкетка остановилась и, постояв немного, укрылась за бугорок.
Возвращаясь в штаб дивизии, я остановил автомашину на одной из высоток. До командного пункта дивизии было близко и со ската высоты отлично были видны штабные автомашины, стоящие в лощине. Отдельно стояла радиостанция. В бинокль я увидел, как из будки радиостанции вышел радиоинженер и, вместе с Ниной Пащенко, стал подниматься на высоту, что находилась за КП. Этот майор радиоинженер недавно был переведён в отдел связи 37 армии, но по какой-то надобности приехал к нам. Да, почему остановился я, не доехав до своего штаба? Потому что услышал звук авиационных моторов. С северо-запада шло несколько разнокалиберных самолётов. Впереди летел бомбардировщик американского или английского производства. Такой самолёт ещё утром пролетал над нашим расположением. Шёл он с юга, а потом повернул на восток, и его характерный профиль с обвисшим брюхом мне хорошо запомнился. «Американец» летел с советскими опознавательными знаками, а за ним летел «Петляков» и два самолёта других конструкций.
Приблизившись к нашему командному пункту, самолёты начали сбрасывать бомбы! Бомбы падали с большим рассеиванием, и часть из них упала на скате высоты, куда забирались инженер-майор и старший военфельдшер Пащенко. Когда посыпались бомбы, парочка резко разбежалась, по одному спрятавшись под кустиками. Я ничего плохого им не желал, но, чего греха таить, чуточку позлорадствовал. От ревности.
— С самого Донца не видели наших самолётов, а тут, на тебе, прилетели четыре калеки и своих же бомбить. Им, видите ли, мало немцев!
— Они, товарищ гвардии майор, знают, ясное дело, что их здесь не будут обстреливать, — съехидничил Козлов.
— Утром, помнишь? Пролетал над нами этот брюхатый. Он, определённо, летел на разведку, и засёк тех немцев, что побеспокоили мы. Местность похожая и теперь он просто спутал. Впрочем, мог и посчитать за немецкий штаб.
Самолёты улетели. В штабе дивизии не было сигналов взаимного опознавания, а сигналы кулаками не дошли до сердца авиаторов. К счастью, потерь от бомбометания не было. Интересно, а что они доложили командованию?
Весь остальной день противник активности не проявлял. Продолжалось движение его танков и автомашин на Прохладный.
По приказу штаба фронта в состав дивизии снова было принято пополнение в количестве 208 человек из 41-й мотострелковой бригады. Все они пошли на восстановление 875-го гвардейского стрелкового полка.
Поступило донесение, что при обороне Кубы исключительную храбрость проявил боец 395-го полка Никоненко. Командуя группой из 11 человек, он истребил лично 4 вражеских солдат. Руководимая им группа уничтожила до 20 гитлеровцев. Сержант Войчин, в этом бою, уничтожил 5 гитлеровцев. Успешно руководил батальона командир 1-го батальона 395-го полка лейтенант Семитут. Его батальон, израсходовав все патроны, поднялся в рукопашную. В результаты фашисты побежали, и положение было восстановлено.
На другой день немецкие танковые и моторизованные части нанесли удар вдоль шоссе Пятигорск-Нальчик. Наши подразделения, оказавшиеся в мешке между двух дорог, отошли за реку Баксан, где заняли оборону. Левый наш фланг был у горной Баксановской ГЭС, оригинальной конструкции. Правый фланг опирался на Кызбурун-1. Командный пункт обосновался на южных скатах высоты 910,0.
Это было 13 августа 1942 года.
Ночью командир дивизии гвардии полковник Неверов и старший батальонный комиссар Дмитриенко были вызваны в штаб 37-й армии. Там Военный Совет армии отдал их под суд военного трибунала за самовольный отход с реки Малки. Полковник Неверов был приговорён к расстрелу, но этот приговор высшее начальство не утвердило.
А пока менялась власть, противник не дремал, продолжая, конечно, воевать. И подбирался к Баксанской ГЭС. Начальник инженерной службы дивизии поставил меня в известность относительно приказа командующего о подготовке к уничтожению ГЭС с тем, чтобы при малейшей угрозе её захвата немцами — взорвать. Поскольку ответственность за уничтожение ГЭС возлагалась на командира дивизии, а я автоматически принял командование на себя, то мне пришлось и принимать решение по этому делу. Подумали мы с инженером подполковником Поветкиным и решили, что медлить со взрывом не стоит. Разговор между нами происходил на высоте 910,0, потом мы пошли к Баксанскому ущелью. Я остался на восточном берегу реки Баксан, а Поветкин отправился лично руководить взрывными работами. Только тогда, когда прогремел взрыв, я вернулся в штаб.
После полудня 14 августа командир корпуса гвардии генерал-майор Замерцев «привёз» нового комдива генерал-майора Захарова.
Я тогда стоял на полевой дороге недалеко от командного пункта дивизии и увидел «эмку» комкора. Автомобиль остановился, открылись дверцы и из эмки вышел командир корпуса и какой-то генерал.
— Вот, привёз вам нового комдива, — обычной своей скороговоркой сообщил Иван Терентьевич. — Знакомьтесь, это генерал-майор Захаров!
При этом командир корпуса кивнул в сторону Захарова.
— А это, начальник штаба дивизии, гвардии майор Рогов.
Генерал Захаров продолжал стоять у машины, не протянув мне руку, как это обычно делается, и я заметил на его лице промелькнувшую ухмылку.
— Мы знакомы, — сказал Захаров, не двигаясь с места.
— Вот как? — почему-то удивился комкор и посмотрел на меня. Потом быстро перевёл глаза на Захарова. От Ивана Терентьевича не укрылась наша отчуждённость, и он переменил разговор, переведя его на боевые дела.
И тут я понял, что моя служба во 2-ой гвардейской имени Калинина мотострелковой дивизии закончилась.
Собственно, я немного забежал вперёд. До прибытия нового комдива произошли некоторые события. Так, немцы потеснили гвардейцев от моста через реку Баксан. Бой горстки гвардейцев-сибиряков был упорным, не на жизнь, а на смерть. Но превосходящим силам противника удалось переправиться через реку и выйти на северо-западные скаты высоты 910,0. Гвардейцы израсходовали боеприпасы, их командир, старший лейтенант Киреев был многократно ранен. Ввели в бой небольшой резерв, который под прикрытием артогня, совместно с отошедшими бойцами, атаковал фашистов и погнал их вниз по склону высоты. Силы были неравны, но гвардейцы отомстили врагу и уничтожили до ста захватчиков.
