я добьюсь этого.
Мне бы только увидеть ее. Мы поговорим, и всё будет хорошо.
Сел в машину и направился в город, заказывая по дороге билеты на самолет. На ближайшие дни все билеты на прямой рейс были раскуплены. Поэтому перелет мне предстоял с двумя пересадками, но зато завтра к вечеру я буду с Бельчонком.
Её адрес в Нью-Йорке смог выпросить только у Машки. И то Гор предупредил, что физиономию разобьет, если я Богданову расстрою.
Мне нужно было вернуть себе моего Бельчонка. Я больше не посмею обидеть ее. Никогда больше. Потому что люблю. Всегда любил и любить буду. И сейчас я знаю, как надо любить. Она научила. Научила любить тихо. Любить бескорыстно. Любить даже тогда, когда следовало бы ненавидеть. Я ошибался, думая, что о любви надо кричать. Ошибался, что любить нельзя на расстоянии. Ошибался думая, что любовь имеет цену. Любовь бесценна. Ее не купишь ни за деньги, ни за комплименты, ни за хорошие поступки. Она просто внутри. Любовь внутри меня и внутри ее. Она там точно есть. Сейчас я это знаю. Знаю, что внутри Бельчонка любовь ко мне. И я буду просить ее не прятать большее ее. Знаю, что сам виноват в том, что она так глубока зарыла нашу любовь. Но если все мои грязные слова, ужасные поступки не убили эту любовь, то моя любовь, нежность и забота обязательно дадут нашей любви распуститься.
Глава 35
Рома
Не думал, что я такая жалкая размазня.
Стоял перед ее дверью и боялся сделать еще один шаг. Словно на краю пропасти. Шаг — и полет. Или смертельное падение.
До прилета в Америку я был уверен, что я полечу, что у меня за спиной крылья нашей любви.
Но эти крылья сгорели, стоило только Бельчонку открыть дверь и посмотреть на меня.
— Рома? — лишь киваю, корчась под атакой ее глаз.
Я проиграл, не начав сражение. Она вынесла мне расстрельный приговор, даже не дав возможности оправдаться.
Табу.
Я табу для нее.
Каждое ее слово — обратный отсчёт для меня.
— Проходи. Я знала, что ты приедешь. Глупо, наверно, прозвучит, но я рада, что ты так быстро приехал. — уставился на ее, но радости не увидел. — Задолбалась в хлам от наших недомолвок. Мне уже некуда бежать, поэтому давай поговорим открыто.
Ее голос как наждачная бумага по моему сердцу. Резкий, рваный, тяжелый и уставший.
— Я люблю тебя, Ром. — сделал шаг навстречу, тонул от ее слов и хотел найти спасение в объятиях. Но она отошла. Спряталась за стол, который стал нашим барьером и моей опорой, потому что ноги не держали. Я обмяк. Тело плющило и ломало. Мозг отказывался воспринимать происходящее. А ее слова раздолбывали сердце в щепки.
— Но не хочу любить. Эта любовь мучительнее смерти. Я хочу забыть тебя. Оставить все в прошлом. Хочу начать все заново здесь в Америке, поэтому уезжай, Рома, и больше никогда не возвращайся.
— Ты любишь меня. Я люблю тебя. Так почему мы не можем быть вместе?
— Потому что вместе мы добьем друг друга, — кричит, дышит часто-часто и закрывает лицо руками. Прячет слёзы под ладошками. — Ром, у меня не хватит сил пережить еще один пинок.
Срываюсь с места и подхожу к ней. Но не решаюсь обнять. Стою рядом и пропускаю через себя ее боль, уязвимость.
— Прости меня. Прости меня, Бельчонок. Я творил такое, что заставляло страдать тебя. Но я страдал и сам, раня тебя. Я знал, что делаю плохо, неправильно. Но не мог остановиться. Я злился на себя, а выплескивал эту злость на тебя. Бельчонок, я не знал, как по-другому. Мне никто не показал, как надо любить. И я совсем растерялся, когда к тебе стал чувствовать то, что считал невозможным, запретным. Я испугался. Боялся тебя. Боялся, что ты не сможешь полюбить такого, как я. А тут еще этот ребенок. Меня переклинило, и я оттолкнул тебя. Я решил, что ты не примешь меня. Не хотел быть брошенным тобой, как в детстве матерью. Я идиот, не видел, что ты не она. Греб всех под одну гребенку. Бельчонок… Ты ушла. А я кукухой поехал. Совсем мозги растерял. Сдыхал без тебя. А потом, как тебя Дема забрал, меня окончательно сорвало. Не мог я без тебя, а признаться, духа не хватало. — убрал ее руки от лица и заглянул в глаза. Мне нужно было знать, что она услышит меня. — Бельчонок. Я трус и слабак, но я люблю тебя. И ты меня любишь. Ты до сих пор любишь меня. Несмотря ни на что. Дай мне шанс. Я обещаю, что я не упущу его.
Подняла глаза и дрожащими губами прошептала:
— Ром, у тебя нет больше шанса.
Эти едва слышные слова так долбили ушные перепонки, что почти оглох. Равнодушие в глазах выпотрошило все внутренности, превращая меня в ходячий труп. Но эта ее глупая уверенность, что без меня будет лучше, заново разгоняла кровь по отмирающим клеткам, худо-бедно вернув мне силы не сдаваться.
Протянул руку и коснулся ее щеки, согнав одинокую слезинку. Это хрупкое прикосновение подарило мне столько тепла, столько нежности. Я последнее время был как робот. Выполнял только четыре команды: есть, спать, работать и колотить в зале грушу для перезагрузки системы. Но это прикосновение нажало на такую кнопку, что я сбросил старые настройки. Не смогу больше, как раньше. Потому что это не жизнь. Это какая-то бессмысленная игра в нормальность.
— Уходи.
Повернулась, избавляясь от моего прикосновения. Только я чувствовал разряд между нами, который не хотел упускать. Схватил и прижал спиной к своей груди. Перемкнуло. Прибалдел от ощущения ее тела в своих руках. Из ада в раю очутился. А ускоряющийся стук ее сердца под моей ладонью звенел в голове фразами «не сдаваться», «бороться».
— Не уйду, Бельчонок, — шептал я, задыхаясь ароматом вишни. — Ты нужна мне. Без тебя я как собака бездомная.
Молчит.
А я чувствую отдачу ее тела. И пусть мозг таранит меня, запасая слова для лобовой атаки. Тело на моей стороне. Оно подчиняется каждому моему касанию. Кожа вибрирует от моего дыхания. Наклоняет голову, чтобы избежать моего обжигающего выдоха. Только это напрасно. Я поймал ее, припав лицом к обнаженному участку кожи. Ее короткие волосы ласкают мои щеки. А губы зудят от желания снова ощутить ее вкус. Она дрожит. Каждой волосок тянется ко мне. Смелею, когда она прогибается в спине. Невесомо, но вкладывая всю свою нежность, прикасаюсь к шее
