Приезжий, сильно шатаясь, встал на ноги. Он шумно выдохнул, и шорты сами собою свалились с него.
– Руки-то какие тощие! Не мужик, – сказал Степан.
Незнакомец, весь дрожа, стянул с тонкого тела грязную футболку.
– Ляг в траву, – сказал ему Степан и крикнул, не отворачиваясь от незнакомца: – Отец, принеси парню воды!
Незнакомец повалился на мягкую травку-спорыш у дороги. Лёг на бок, поджал к животу коленки.
Из-за куста сирени поднялся Фёдор.
– Вроде мирный, – сказал он.
– Пить… Пить дайте! – глухо, в землю простонал пришелец, сжал в кулаке пучок спорыша.
– Подожди.
Запыхавшийся Иван одно ведро поставил у головы лежащего, а второе вылил на его потное, грязное тело. Пришелец завизжал по-бабьи, приподнялся на руках, оскалился; что-то звериное появилось в его облике; Фёдор навел на него автомат. Увидев перед собой ведро с водой, незнакомец умолк и сунул голову в воду. Казалось, он пил на только ртом, но и носом, глазами, ушами, всасывал воду через расширившиеся поры кожи.
– Эй, утонешь! – Степан за волосы вытащил голову парня из ведра.
– Ишь, полведра высосал. Как рыба там жил! – подивился Иван. – Ну-ка, Марья, неси ишшо ведро!
– Чего раскомандовался? Сам и неси!
Старик усмехнулся.
– Поесть бы мне, спасители дорогие!.. – сказал незнакомец. – Не помню, когда и ел. Что ж я ел последнее?.. – Лицо приезжего высыхало под лучами клонившегося к западу солнца.
В доме старуха, старик и братья глядели, как тощий парень, сверкая запавшими глазами, пожирает варёную картошку и яйца. Яйца ему подали очищенными – не то проглотил бы в скорлупе.
– Холодное всё, не серчай, – сказала старуха. – Вместо травного чая – вода. Мы печь-то позднее топим.
– У-у!.. – прогудел незнакомец, двигая челюстью.
– Да прожуй ты! – засмеялся Степан. – Тебя как звать?
– Вуу!
– Не наедайся до отвала, плохо станет, – посоветовал парню старик. – Живот скрутит! Тебе топеря не на пользу.
Парень наконец дожевал и в несколько глотков выдул кружку воды. Медленно слез со стула на пол.
– Я Василий. Едва доехал. Не знал, что впереди… Наудачу гнал. Дайте ещё!
– Потерпи хоть часок, – сказал Иван. – Заболеешь!
– Жена и дочка у меня там остались, – сказал Василий, не вставая с пола. Он вдруг закрыл глаза и повалился на пол. Гулко стукнулся о доски затылком.
– Батюшки-светы! – вскрикнула старуха.
– Да он заснул! – усмехнулся Степан. – Федя, снесём-ка его в летний домик. А опосля «Жигуль» обшарим.
Стопка перевязанных книжек, пустая трёхлитровая банка, пара кед, две канистры с бензином в багажнике, ключ в замке зажигания – вот всё, что они нашли в «Жигулях». Даже аптечки не было.
– Негусто, – сказал Фёдор. – Хотя вот машина, бензин.
– Интересно, откуда он? – сказал Степан. – Противьино за семьдесят километров, а город – за все сто. Но в Противьино давно никого, сгнила деревня. Выходит, в городе жизнь существует!
– Ого! – сказал Фёдор.
– Но, видать, дело там дрянь. Что-то, кроме него, никто не приехал. И этот-то – кожа да кости, чуть не помер по дороге. Ладно, вынем из замка ключик, чтобы гость не утёк по-английски.
Братья вернулись в дом.
– Ну, что? – спросила старуха.
– Ключик взяли, – ответил Фёдор. – Да ничего там нет. Оружия нет, патронов нет. Бензину две канистры. Стопка книжек каких-то.
– Книжек? – повторила Марья. – Книжек?
– И точно, – сказал Фёдор. – Какого лешего мы книги не взяли?
Он вышел в сени.
– Этот-то, поди, для костра их припас! – сказала старуха.
Фёдор опустил скрученную бельевой верёвкой стопку книг на стол.
– Так! – сказала Марья. – Стёпка, Федька, сбегайте до стайки. Рановато, но ничего… Ты, Иван, огород полей и воды в бочки натаскай. Я печь затоплю, щи поставлю. За час управимся. А потом!..
Фёдор, задавая свиньям картофельной мешанки, думал о книгах, названия которых успел прочитать. Степан, рассеянно слушая, как звенят упругие молочные струйки, старался тянуть соски не торопясь, а то Мила уже крутила хвостом. Иван, согнувшись, бегал с вёдрами к колодцу и от колодца: расплёскивая воду, наполнял бочки в огороде. Марья доваривала постные ленивые щи.
Наконец все собрались в избе.
Старик лязгнул в воздухе ножницами.
– Ах ты, старый хрыч! – крикнула Марья. – Не соображаешь! Не порть верёвку, развяжи!..
Книги развалились по столу.
– Раз, два, пять… тринадцать! – сосчитал Степан. – Живём!
– Ну… Кому что?
Фёдор со Степаном схватили с разных сторон верхнюю книжку. Уставились друг на дружку.
– Ну-ка, спокойно! Всем хватит, – сказала Марья.
Фёдор свой край отпустил.
– Мне бы оно такое, этакое… простое, ясное, что ли, – бормотал Иван, листая пожелтевшие станицы «Молота ведьм». – Чтоб захватило, проняло, значит.
Степан подал отцу томик в цветной обложке, с портретом красавца парня с луком и колчаном, на пегом коне.
– Душевно! – погладив шероховатую, в глянцевых пузырьках обложку, сказал Иван.
Минутой позже старик и старуха читали, сидя за столом друг напротив друга. Иван, читавший «Принца отверженных», перелистывавший страницы обслюнявленным пальцем, забыл про щи в печи. Марья жадно впитывала строчки «Макбета», приближаясь к сцене с пророчеством ведьм.
Степан, сидя на полу, читал «В Париже» Бунина. ППШ на всякий случай положил под руку. Устроившийся рядом Фёдор выбрал своего тёзку Достоевского.
Дверь из сеней со скрипом отворилась.
– Шумно сегодня на деревне! – сказал Игнат Бурдюков. – Катю и Асю я оставил на улице. Караулят там – возле «Жигулей»…
Марья промычала что-то.
Семидесятилетний Бурдюков посмотрел на неё, обвёл взглядом остальных в доме.
– В начале было слово! – усмехнулся он.
Старик, шевеля губами, читал Дюма. Старуха, сжав кулаки и стиснув зубы, склонилась над Шекспиром. Нельзя было понять, болела она за Дункана или за леди Макбет… Степан, не таясь, плакал над Буниным, а Фёдор хмурился над «Идиотом».
– А? – спросила Марья, уставясь на вошедшего. – А, Игнат… Вон твоё молоко! – И вновь погрузилась в чтение.
Бурдюков взял со стола книжку, открыл. «Антон Павлович Чехов. Полное собрание сочинений в восемнадцати томах. Том четвёртый», – прочёл он на титульном листе. Опустился на пол, сел по-турецки и начал читать.
Его внучки, заглянувшие в дом, сверкнули глазами, выбрали по книжке и убежали читать на улицу. Ночью, под лунный свет, к ним присоединились все остальные. И бледно-жёлтый блин полной луны стал им милее дневного светила…
Когда поздним утром в избу ввалился отоспавшийся Василий, два семейства спали: кто на печи, кто на полу, и все – в обнимку с книгами.
– Кто там, во имя Вельзевула? Кто там, во имя другого дьявола?.. – во сне спросила Марья и перевернулась на другой бок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
