Во дворе девушка тоже как могла, потрудилась. Наломала ивовых прутьев и подмела, сложила дрова в опрятную горку. День клонился к концу, а Гореслав всё не возвращался. Гнеда успела побродить вокруг и насобирать в на ходу сплетённое лукошко черники и грибов.
Когда хозяин, наконец, появился, то нашёл свою гостью у разведённого костра. Завидев его, девушка почти радостно вспорхнула и вынесла из дома горшок каши, куда щедро добавила толчёных орехов и гусиных полотков из их с сидом дорожных припасов. Гореслав сбросил увесистую сумку, набитую мелкой дичью и птицей. Если он и удивился приёму, то виду не подал, усаживаясь на бревно и как должное принимая угощение. Закончив основательную трапезу, во время которой он не проронил ни слова, Гореслав вытер усы и глянул на Гнеду.
— Благодарствую. Стряпаешь ты, я смотрю, как девка, а вот с обидчиками расправляешься не хуже распоследнего головореза.
Девушка даже распрямилась от неожиданности. Так вот, значит, куда он ходил.
— Этому тебя твой дядька научил? Хм, — не дожидаясь ответа, фыркнул он, приглаживая бороду, — ничего себе у вас семейство.
— С таким порядком, какой в ваших лесах деется, по-другому и версты не проедешь с целой головой! – огрызнулась Гнеда, с усилием душа приступ гнева. – Ты на этой земле, мне сдаётся, сидишь, только чтобы в добрых людей луком целить!
Следовало бы попридержать нрав, ведь не окажись Гореславовой сторожки на пути, Фиргалл бы давно с праотцами встретился.
— Нынче такие времена, — на удивление невозмутимо ответил хозяин. — Ходят слухи, будто князю неможется, вот и расползлась всякая нечисть по лесам. Я для своего господина бортничаю и куниц ловлю, не моё это дело, разбойников крутить.
Войгневу неможется? Гнеда нахмурилась, принимая к сведению сказанное.
— А ещё, — продолжал Гореслав, пристально глядя на девушку, — прошёл говорок, что в наших краях проезжает некто, человек из сидов, а с ним – его не то дочь, не то полюбовница. — Он прищурился, растягивая в улыбке рот и показывая желтоватые зубы. — Так вот, люди эти не простые, а крепко перешедшие кому-то дорогу, и за их поимку можно получить награду. — Гнеда изо всех сил старалась сохранять спокойствие, выдерживая его недвусмысленный взор, в то же время быстро соображая, успеет ли она выхватить нож, прежде чем будет свёрнута в бараний рог. — И немалую награду.
Гореслав замолчал, с явным удовольствием наслаждаясь действием, которое произвели его слова. Гнеда побледнела, а правая рука безотчётно поползла вверх по бедру, к ножнам.
— Ты ведь лечил моего дядю, — слабо проговорила она севшим голосом. — Что же, за этих сидов живьём дают больше, чем за мёртвых? — попыталась улыбнуться девушка, понимая, что вместо этого выходит оскал. От костра доносилось приятное тепло, но Гнеда чувствовала, как озноб пробирает спину и плечи.
— Охолонись! Я видел, что ты умеешь управляться с ножом, – ухмыльнулся Гореслав, презрительно поводя подбородком в сторону пальцев Гнеды, незаметно добравшихся до чехла.
— Мне не сдюжить против тебя, — озвучила она очевидное, ненавидя себя за беспомощность, а его — за низменное упоение властью, — и нечем отплатить. Всё, что при нас с дядей, ты и сам отберёшь, коли пожелаешь.
— Стал бы я возиться с ним, чтобы потом продать душегубам, — фыркнул Гореслав, и Гнеда немного выдохнула, всё ещё не понимая его побуждений. — Я не собираюсь вас выдавать. Те сиды мне понравились ещё меньше, чем вы, — сказал он, сморщившись. — Ну, будет, не серчай, — добавил он более миролюбиво. — Крепко вы кому-то в горле костью встали, — заметил Гореслав, явно пытаясь вывести собеседницу на откровенность, но Гнеда промолчала, отказываясь удовлетворять его любопытство. Не дождавшись ответа, хозяин в очередной раз хмыкнул. — Почто вас в Лихоманник-то занесло? Вы, чай, оттуда вышли на опушку?
— Путь держали в Залесье, шли из-за гор.
— Экого крюка заложили. Кроме дядьки-то кто из родни есть? – неожиданно спросил Гореслав.
— Сирота я. Вот и ем дядин хлеб.
— Не напрасно ешь, — веско заявил он. — Не ты бы, так не сносить вам обоим головы. Он поднялся и сладко, нарочито потянулся всем телом. — Пойду гляну, как болезный. А там и спать пора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гнеда лежала на тщательно выбитой ею самой шкуре и с удовлетворением слушала тихое, но размеренное дыхание Фиргалла. Гореслав ушёл ночевать в крохотные, к тому же холодные сени, чтобы, как он выразился, «не красть у хворого здоровья». Девушку била лёгкая дрожь, на которую она перестала обращать внимание, лоб был холодным и липким, и Гнеда знала наверняка, что заболела. Разговор с хозяином выел последние силы, а труднее всего было осознание того, что они с сидом полностью находятся в воле этого не слишком приятного человека с неясными намерениями. Гореслав был не похож на того, кто стал бы бескорыстно помогать заблудшим путникам, тем не менее, наставник мирно спал, да и сама Гнеда пока была цела и невредима. Если бы только Фиргалл выздоровел! Он бы увидел этого человека насквозь. Как бы то ни было, нужно выбираться отсюда. Чем скорее, тем лучше. Зависеть от прихотей другого — хуже не придумаешь.
Гнеда поёжилась, пытаясь удобнее устроиться на жёсткой лежанке. Необходимо было поспать, но лихоманка грызла её, не давая забыться. Подумать ведь, за их головы назначена награда! Значит, Финтан знал об отъезде из поместья. Неужели у него всюду были свои наушники?
Вдруг Гнеду осенила догадка, всё это время витавшая где-то у поверхности сознания. Финд! Фиргалл не просто так разделил их, отправив девушку вперёд. Финд и Гнеда были примерно одного возраста, почему бы ей не сойти за свою госпожу и не выступить приманкой для отвода глаз? Фиргалл нарочно сделал это, бросив чужую жизнь Финтану, словно кусок мяса собакам, чтобы они с Гнедой могли беспрепятственно проскочить следом. Вряд ли сид знал наверняка, что нападение состоится, но подстраховаться на всякий случай было в его духе.
Гнеда закрыла глаза и провела мокрой ладонью по трепещущим векам. Ей не хотелось верить, но в глубине души она знала, что ради достижения цели её наставник был способен и не на такое.
Сколько людей должны пострадать из-за неё и чего ради? Девушка ненавидела Аэда сильнее, чем когда-либо. Проклятый старик со своим никому не нужным княжеством!
Айфэ и Фиргалл уже стали жертвами глупой клятвы сида. Кто теперь, Финд? Гнеда стала угрозой для Твердяты и Катбада, и оставалось лишь надеяться на то, что она вовремя убралась из их жизней. Гнеда, как прокажённая, приносила с собой лишь беду.
19. Решение.
Когда Фиргалл открыл глаза, Гнеда неожиданно для самой себя расплакалась. Сид попытался сказать что-то, но она накрыла его губы ладонью и тут же разревелась в полную силу. Гореслав, чинивший в уголке силки, искоса взглянул на девушку и снова вернулся к работе.
Гнеде удалось взять себя в руки, и когда она утёрла слёзы, сквозь радужную пелену на ресницах возникло слабо улыбающееся лицо опекуна.
— Фиргалл! Как ты напугал меня! — воскликнула Гнеда, неловко приобнимая его за шею. Сид поморщился, и девушка испуганно отпрянула. — Прости, я, должно быть, задела рану.
— Ты жива, — еле слышно произнёс Фиргалл, с трудом шевеля бескровными губами, но в его голосе было столько нежности, что у девушки вновь выступили едва просохшие слёзы. — Кто это? — спросил сид, указывая слабым поворотом глаз куда-то за Гнеду. Та быстро обернулась и окинула хозяина избушки досадливым взглядом.
— Он помог нам, — тихой скороговоркой ответила девушка. — Молчи, тебе не нужно говорить, — попросила Гнеда дрожащим голосом, в душе умоляя его сказать ещё хоть словечко, чтобы до конца поверить, что он снова с нею, в мире живых.
Гореслав отложил рукоделье и подошёл, внимательно вглядываясь в лицо больного, затем дотронулся рукой до его лба. Фиргалл снёс это молча, но девушка видела, что ему неприятно прикосновение чужака и собственная беспомощность. Поджав губы, залесец кивнул своим мыслям и промолвив «добро», вышел во двор.
