Кровь в жилах Гнеды похолодела. Они разделились, и тот, с луком, вернулся к сиду, обобрать его, поймать лошадей, оттащить труп в кусты.
Труп!
Она вскочила и, больше не раздумывая, одним духом пронеслась по всем холмикам до первого пригорка. Оттуда быстро нырнула в чёрное окно. Девушка опомнилась, только когда уже бежала обратно через травяной лес. Что она собиралась противопоставить сильному взрослому мужчине? На бегу Гнеда лишь вытянула из-за пояса нож, подарок Айфэ, про который и не вспоминала до этого времени.
Заслышав испуганное фырканье лошадей, девушка замедлила шаг и пригнулась, прокрадываясь в сухотравнике. Нужно было действовать хладнокровно и осторожно, то есть использовать те качества, коих Гнеде как раз недоставало. В глубине души теплилась сумасбродная надежда: сейчас она выйдет на опушку, а Фиргалл здоровёхонек, ищет её… Девушка легла наземь и поползла, стараясь не шуметь. Тихонько раздвинув былинки, она увидела стрельца. Он пытался сладить с Пламенем, который дрожал, звучно хлопая ушами и беспокойно ржа. Тело Фиргалла оставалось на том же самом месте, а уж точнее она видеть не могла.
С шарахающейся от него лошадью лучник обращался нежно, бормоча что-то ободряющее и пытаясь похлопать по гладкому боку. До него было около десяти шагов, в самый раз. Гнеда начала медленно разгибаться, одновременно занося руку для удара. Единственного в любом случае.
В последний миг он что-то почувствовал и быстро развернулся всем телом. Ладонь даже успела метнуться к налучью. Но это лишь подставило под бросок его грудь. Одно биение сердца – и нож торчал из того же места, куда он вогнал стрелу Фиргаллу. Она сделала всё безупречно, как на уроке. В кои-то веки сид был бы доволен своей ученицей.
Несколько последних мгновений своей жизни разбойник стоял с недоумённым видом, вопрошающе глядя в глаза выпрямившейся во весь рост Гнеде. Девушка сняла шапку и утёрла ею пот, заливавший лицо. Мокрая коса высвободилась, тяжело падая на плечо, когда стрелец рухнул, как подрубленное дерево. Он всё-таки успел узнать, что его убила женщина.
18. В лесной избушке.
Гнеда собралась с силами и двинулась вперёд, но ноги налились тяжестью, и шаги давались с трудом. Она шла медленно, чуть расставив руки, будто пытаясь ухватиться за невидимую опору. Разбойник лежал, вперив невидящие глаза в небо, и в них отражались лишь безмятежно плывущие в молочной синеве облака. Значит, неправда. В зрачках мертвеца не застывает навечно лицо убийцы.
Гнеда нагнулась и вынула ушедший почти по рукоять нож, постаравшись не коснуться тела. Рубашка вокруг раны тут же обильно увлажнилась тёмно-бурым.
Кровь. Это кровь. Отрицать бесполезно. Можно обмануть глаза, но запах.… Нет, его не спутаешь ни с чем. Запах боли и смерти, что окутывал дворы во время осеннего забоя скота. Гнеда всегда старалась уходить в эту пору подальше из деревни. Она была не из тех, кто спокойно мог отрубить голову петуху или хотя бы равнодушно взирать на это зрелище. Но то было раньше.
Очи заволокло, запах стал нестерпим, и больно защемило виски. Девушка осела на колени, опираясь на клинок, плавно вдавившийся в землю. Нутро выворачивало наизнанку.
Людская природа отвергает убийство, мечется, не приемлет его, пытается защититься. Гнеда стояла на карачках и, содрогаясь, цеплялась за траву, не в силах совладать со своим естеством, низвергавшим потоки слёз, соплей и желчи. То, что ей пришлось совершить, не укладывалось в голове. Гнеда безостановочно тряслась, а горло и уже пустой живот всё сводило мучительной судорогой.
Фиргалл. Нужно было проверить его. Лишь эта мысль позволила Гнеде кое-как справиться с собой. Вытершись рукавом, она не без усилий поднялась. Побывав в почве, лезвие стало почти чистым, и девушка не глядя засунула его в ножны. Пошатываясь, она вновь склонилась над трупом.
Его стан окольцовывал пояс сида, и от этого вида защемило сердце. Понадобилось время, чтобы расстегнуть пряжку. Пальцы непослушно прыгали по серебру, соскальзывая на мягкий, ещё тёплый живот. Снова накатывали приступы тошноты, но желудок, лишённый всякого содержимого, только корчился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Теперь самое страшное. Фиргалл.
Сделав несколько глубоких вдохов, Гнеда подошла.
Он лежал, беспомощно раскинув руки и ноги, распоясанный, без плаща. На сильных, красивых руках не осталось драгоценных запястий, с рукавов и груди была содрана богатая расшивка. Без перстней пальцы выглядели голыми. Убийца не оставил на Фиргалле и мягких сафьяновых сапог. Из груди сида уродливо и неуместно торчала стрела.
— Фиргалл! — не выдержала девушка и упала лицом ему в подмышку, заходясь в рыданиях.
Что же делать? Фиргалл — сильный, непобедимый, мудрый — лежал распластанный в последнем беззащитном движении, лишённый знаков родового и воинского достоинства, осквернённый руками каких-то проходимцев. Небо, где же справедливость?! Как ей теперь смотреть в глаза Айфэ, как объяснить, что сама осталась в живых, а его отец…
Тело сида ещё отдавало тепло и знакомый, родной запах. Его лицо казалось чуть бледнее обычного. Брови спокойно парили над закрытыми глазами. Можно было подумать, что Фиргалл просто спал.
Девушка погладила его по мягким льняным волосам. Она убрала руку, смутившись непозволительного в обычной жизни движения, и положила её на грудь рядом с раной. Стрела разворотила кожу, но, видимо, не вошла далеко. Вдруг под пальцами что-то дрогнуло. Слабо, едва уловимо. Гнеда замерла, держа трясущуюся руку над телом опекуна. Верно, ей лишь почудилось. Набравшись храбрости, она снова коснулась потемневшего от крови сукна, под которым вопреки здравому смыслу теплилась искорка. Нет, должно быть, это её собственное сердце отзывалось в кончике перста.
Девушка торопливо приложила ухо к груди Фиргалла. Мгновение, ещё одно. Глухо, откуда-то издалека до неё донеслось слабое и едва различимое заветное «тук-тук». Один, два, три, четыре, пять.… Тук-тук. Один, два, три, четы…Тук-тук.
— Жив! Жив! — закричала Гнеда, оглашая опушку радостной вестью. — Фиргалл, миленький, только держись!
Лихорадочно вспоминая заветы сида о том, что делать, если ранили в бою, Гнеда быстро огляделась. Сперва она как могла коротко обломила стрелу, чтобы та не мешала. Вытащить наконечник следовало в безопасном месте, а пока необходимо было запереть кровь. Найдя неподалёку троепутник, она сорвала несколько крупных листьев и осталась лишь в верхней, побуревшей от болотной грязи рубашке. Снятую же исподнюю сорочку девушка разорвала на несколько широких полос. Она бережно задрала одежду наставника и приложила к ране траву, а на неё — смотанный кусок ткани с ворота, покрытый алыми знаками. Узоры берегли душу человека, держали её во плоти, поэтому матери с таким усердием покрывали шитьём все места, где тело выходило из-под защиты рубашки. Гнеда сама украшала свою исподницу да и не была особенной искусницей, однако нынче истово просила силы Земли и Неба о защите для Фиргалла.
Девушка перевязала его оставшимися полосами, пропуская их вокруг туловища сида, стараясь не тревожить обрубок стрелы. Закрепив непослушными пальцами узелок, она осторожно опустила рубаху и огляделась. Нужно было разыскать лекаря или любую помощь, но где их взять посреди леса?
Гнеда вспомнила о вещах Фиргалла. Последнее, чем ей хотелось заниматься, это обшаривать начавший околевать труп, но выбора не оставалось. Девушка присела на корточки перед мертвецом и брезгливо откинула полу плаща, скрывавшую перевязь налучья. Оружие поверженного врага принадлежит победителю. Не возьмёшь ты, обязательно возьмёт другой, и кто поручится, что не использует против тебя самого. Гнеда расправилась с застёжкой и вытянула перекидной ремень с луком, затем отцепила колчан, откуда хищно торчали красные и чёрные хвосты стрел.
Стеклянные глаза не мигая пялились в небо. Зубы свело оскоминой, и девушка накинула полотнище на лицо разбойника. Выдохнув, она продолжила. На его поясе висела пухлая, вместительная на вид калита. Гнеда вытащила нож и срезала её, не тратя времени на расстёгивание замочка. Сумка была добротная, сшитая из хорошей кожи, пообтёртая временем и долгой службой. Девушка распустила завязки и вытряхнула содержимое на землю. Первыми вниз спорхнули откромсанные куски золотой сидовой вышивки, которые Гнеда сразу спрятала за пазуху. Звякнули монеты — несколько блестящих, остальные замусоленные, с неровными краями и едва различимым рисунком. Огниво с кремнём, пучок верёвки. Девушка съёжилась, заметив нанизанные на ниточку девичьи перстеньки, десятка два, не меньше. Нет, она не собиралась даже думать о судьбе этих украшений и их хозяек. Маленький скудельный пузырёк с плотно притёртой пробкой. Несколько щепок, небольшая деревянная ложка. По обтёсанной гладкой ручке сверху вниз текли залесские буквы, процарапанные не совсем уверенной рукой: «брата хлебалка».
