— Ну, так скажи ему, что мы не разбойники какие… — процедил сквозь зубы Мечислав, застывший в оборонительной стойке. — А то мы сами…
— Не надо его злить, — повторил Казимир и направился к лодке. — Не хочу потом оправдываться перед Ратибором, отчего его витязь без руки вернулся, — последнюю фразу он выговорил уже повернувшись спиной, с трудом пряча улыбку.
Уговаривать никого не пришлось. Ведун видел, что оба мужика с радостью убрали мечи в ножны, и то и дело оглядываясь, последовали за ним, прочь от странного существа. В дороге Мечислав и Юрас вели себя сдержанно, лишний раз не теша ведуна болтовнёй. Казимир всё гадал, приказ им дали, держать язык за зубами, или воины по какой-то причине испытывают к нему неприязнь? Ведун по старой памяти привык к тому, что может кому-то не нравиться просто за непохожесть на остальных, от того его весьма позабавила новая мысль на этот счёт:
«А может быть они сами боятся меня? Нет, конечно, вовсе не обязательно… Но вдруг?».
Это несколько придало ему уверенности. К тому же и так было ясно — убивать его никто не собирается. Везти ради этого в Белозерск… ну уж нет. Воспрянув духом, Казимир сам того не заметив, начал волноваться. Однако теперь это волнение было сродни нетерпению, ему до одури хотелось поскорее обо всём разузнать. Второй раз в он въезжал в Белозерск, сидя в телеге, но как же ведун теперь был горд собой! Волнение сменилось нервной дрожью, едва Казимир оказался перед кнесовскими хоромами. Вход в сени располагался на высоте второго этажа, к которому вела высокая лестница. Перила покрывала вычурная резьба: листья, птицы и цветы. Краснодеревщик постарался на славу, изображения были столь живыми, что ведун не удержался, и проходя мимо, украдкой скользнул пальцами по резным стеблям диковинных трав. У высокой в два человеческих роста двери стояли два ратника. Статью каждый из них мог посоперничать с медведем: крепкие руки, широкие плечи, шеи как нет. Верхняя часть лица обоих воинов была сокрыта под шлемом полумаской, придававшей их образу какой-то невыразимой мрачной решимости. Из-за спины Казимира раздался крик Юраса, оставшегося вместе с Мечиславом у подножия лестницы:
— Этот Казимир с туманного острова! Кнес к себе звал, пропустите.
Воины молча сдвинулись в стороны, приоткрывая дверь ровно на столько, чтобы можно было пройти боком. Сени вели в просторную и светлую горницу. Пол укрывала чужеземная ткацкая работа… Это были… картины! Колоссальные гобелены изображавшие сцены охоты, битв, пиршеств. У Казимира закружилась голова, а правая нога застучала по полу, но не от страха… То было восхищение. Никогда прежде, он не видывал ничего подобного. Подняв глаза, Казимир заметил, что в помещении не один. Слева и справа двери сторожили новые витязи, не менее хмурые и статные, что стояли у входа. Воль стен стояли четыре вытянутых стола, явно убранных с центра.
«Наверное, на пирах тут сажают тех, кто достаточно высок происхождением и статусом, чтобы быть приглашённым, но недостаточно хорош, чтобы сидеть за столом в покоях кнеса» — догадался Казимир.
Вот и сейчас подле одного стола на лавке сидели три мужичка. Одеты они были богато, даже привыкший к новым вещам, которыми ещё не устал гордиться Казимир, на их фоне выглядел ряженным скоморохом. Одному было лет под пятьдесят, двое других в половину младше и судя по лицам его сыновья. Старший не поднимая головы, склонился над разворотом бересты, медленно и любовно делая какие-то пометки короткой заточенной палочкой. Казимир никогда такого не видел, от чего, вытянув шею, уставился на получающееся изображение. Похоже мужик не просто рисовал, а помечал какие-то сведения, но большего ведун разгадать не успел. Один из скучавших рядом с отцом сыновей глянул на ведуна так, что Казимиру пришлось тотчас отвернуться.
— Ты, вестимо, тот самый Казимир, — окликнули его в спину.
Ведун обернулся и встретился глазами с ещё одним посетителем, которого не заметил с первого взгляда. На него смотрел старец, голова которого была укрыта капюшоном однотонной робы чёрного цвета. Он был немолод, но судя по громадным кулакам и запястьям, толщиной с бедро Казимира, ещё пребывал в богатырском здравии. Мужчина сидел на лавке, прислонившись к стене, а на его коленях покоился тяжёлый дорожный посох, справленный из ствола дерева с корневищем. Изогнутые корни сплетались в немыслимый для живого растения клубок, образующий подобие булавы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Таким посохом и голову можно проломить, — отметил про себя Казимир, глядя как недружелюбно его рассматривает старец. — А ты, похоже, и есть местный ведун, у которого я увёл работу».
— Подойди, — повелительно обронил мужчина, неотрывно глядя Казимиру в глаза.
Ведун повиновался, стараясь вести себя так, словно нисколько не удивлён и не боится.
— Кто учил? — старец говорил так, словно выплёвывал слова.
— Огнедар… — промямлил Казимир, сомневаясь, стоит ли говорить настоящее имя наставника, а затем гордо добавил для острастки. — Громобой.
Стальной взгляд вдруг немного смягчился, сменившись шутливым изумлением.
— Огнедар? Он жив ещё?
— Живее всех живых, — гордо ответил Казимир.
— Хм… помню его… да, было дело, — старец усмехнулся в бороду, его глаза на миг подёрнулись пеленой, словно он вспоминал события давно минувших дней.
Казимир же тотчас подумал, что с его бывшим наставником этот дед не посмел бы разговаривать в таком тоне. Старец хотел сказать что-то ещё, но их прервал гомон множества голосов, приближавшихся из недр кнесовских палат. Двери распахнулись и начали выходить люди двое, трое, пятеро, десяток! Ведун зачарованно глядел на идущих мимо воинов и купцов. Все одеты богато, с изысками, каких он сам не видывал в жизни. Красные рубахи, столь яркие, что рябило в глазах. Пояса украшены самоцветами, на руках многих металлические браслеты, сияющие серебром и даже золотом! Позади всех брели два мужика, сосредоточенно что-то обсуждавших.
— В общем, не подведи меня, Ратибор, — говорил тот, что помоложе. — Как хочешь действуй, но чтоб из-под земли мне их достал! Взялись давать клятву, пускай двадцать… нет лучше пятьдесят всадников от них прибыло.
— Будет сделано, кнес, — кивал второй мужчина, в котором Казимир признал воеводу.
Нынче тот выглядел не так, как запомнился ведуну. Борода заплетена в две тугие косы лежащие на груди, а сама голова гладко выбрита. Теперь на коже виднелись до этого скрытые символы. Кажется, это были варяжские руны! Глянув на ведуна, Ратибор коротко ему кивнул, а затем обратился к кнесу:
— А вот и наш бродяга с туманного острова, — последние слова он произнёс с весёлостью в голосе.
Казимир низко поклонился, вглядываясь в лицо кнеса Велерада. Тот был сравнительно молод, лет тридцать не больше. Лицо красивое, благородное и мужественное. Низкий лоб, прямой и острый словно клинок нос, квадратный подбородок венчающий тяжёлую челюсть, но главное глаза. Цвета небесной лазури светлые холодные проницательные. При виде ведуна в них проснулся живой интерес. Хлопнув воеводу по плечу, мол, ступай, кнес поманил Казимира за собой, бросив на ходу:
— Ну, здравствуй, ведун Казимир. Ступай за мной, побеседуем.
Они вошли в новую палату. Длинные столы в ней стояли в центре помещения. Самый высокий из всех, стоявший по центру просторного зала, венчался громадным тяжёлым стулом с резными подлокотниками, единственным отдельным сидением. Однако Велерад занял не его, а уселся на одну из лавок, жестом указав Казимиру место напротив себя. Ведун благодарно кивнул, усаживаясь. Хотел было что-то сказать в знак благодарности за предложение присесть, но кнес его опередил.
— Не буду ходить вокруг да около, времени очень мало, — быстро сказал Велерад. — Тебя хорошо отрекомендовал Ратибор. Говорит проблему решил без шума и пыли, так ещё и с наградой не пожадничал. Я таких людей люблю… — добавил он, стуча пальцами по столу. — И к себе приближаю. За то на тебя, кстати, мой городской ведун зуб имеет. Вы уж познакомились, я видел.
