Малышка спала на животе, что запрещено современной педиатрией, но риска никакого, когда ее головка лежала выше, чем остальная часть ее тельца. Кто-то придрался бы к ее насесту на груди, но для Рен все выглядело совершенно безопасно.
В горле у Тесс застряла смесь нежности, печали и тоски. Как она хотела бы видеть Трева таким — с их ребенком — но Трев в душе был чересчур мальчишкой, чтобы стать отцом.
Трев… Ее охватила тоскливая грусть. Печаль, но не горе. Пришло время. Пора отпустить Трева.
Она тихонько закрыла дверь и надела кроссовки и куртку Норта. Все еще в пижамных штанах, в куртке с длинными болтающими рукавами, Тесс вступила в новый день, насыщенный запахами росы, земли и листвы. Столько всего, что было непонятным во время ее замужества, теперь прояснилось. В их с Тревом отношениях она выполняла роль взрослой, несла ответственность, бремя, которое ей не хотелось признавать.
Тесс обняла себя за плечи. Трев был ее девичьей любовью, любовью молодой женщины, которой она когда-то была, но горе, время, эта новая жизнь — этот ребенок — ее изменили.
Тесс пересекла двор. Слева от нее у дома на дереве появилась платформа. На любовь к Треву чувства, которые Тесс испытывала к Иену Норту, не походили, но она больше не могла отрицать, насколько сильно к нему привязалась. Когда она была с ним, то чувствовала себя надежно. Ощущала себя самой собой. Ей не нужно было о нем заботиться. Ей не нужно было его поднимать, загонять в загон или распекать. Иен Норт был человеком, который твердо знал, кто он такой, человеком с ясным представлением о своем месте в мире.
Подол пижамных штанов волочился по росистой траве, пока Тесс спускалась по тропе. Норт был натурой сложной, тревожной и загадочной. Мужчина, который смирился с тем, как ему нужно прожить свою жизнь. Замкнутый. Может быть, эта эмоциональная отстраненность и объясняла его мощное сексуальное очарование. Потому что Тесс хотела его. Хватит лгать себе. Она хотела безумного, грязного, чрезмерного секса с ним. Земной, непристойный, возможно, даже изощренный секс. О таком сексе она мечтала задолго до смерти Трева. Такой секс, по ее представлению, даст ей Норт — с его приверженностью эмоциональной отстраненности.
И она к тому же могла это получить. Все, что ей нужно было сделать, это попросить.
Единственное, чего она не сделает.
Если Норт хотел ее, он должен сделать первые шаги. Агрессивная сексуальность — мощная фантазия, но не ее фантазия. Тесс должна быть объектом страсти — преследуемой, а не преследовательницей.
Сексуальное влечение Трева никогда не было таким сильным, как ее собственное. Он всегда откликался — тут ей не в чем его винить, — но она всегда должна была сделать первый шаг.
«Заведи меня, горячая штучка. Мне нравится, как ты меня заводишь».
«Как насчет того, чтобы возбудить для разнообразия меня?» — говорила иногда она ему, только чтобы услышать в ответ: «Покажи мне как».
Трев относился к вещам легко. Легкий смех, легкие комплименты, легкий, непринужденный характер были такой же его неотъемлемой частью, как и каштановые волосы и вечный оптимизм. Трев никого не осуждал и не критиковал. Он любил всех такими, какие они есть. Вот почему так много людей искали его компании. Вот почему его любила Тесс. Вот почему она не придавала значения его недостаткам: его нестабильную работу и небрежное отношение к необходимым жизненным делам. Когда-нибудь, говорила она себе, он будет платить налоги или починит расшатанную ножку стула вместо того, чтобы оставлять все на ее усмотрение. Когда-нибудь, внушала она себе, он будет настолько охвачен похотью, что затащит ее в постель, разденет догола и займется с ней любовью, как если бы Тесс была самой неотразимой женщиной в мире.
Но ничего этого никогда бы и не случилось. Поскольку было не в его натуре.
Когда Тесс переходила мост, вода Пурхаус Крик вздымалась пеной. Тесс пристально посмотрела на то место, где упавшее дерево образовало маленький водопад. Норт представлял для нее новую разновидность. Не нуждавшийся в няньках взрослый и зрелый мужчина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тесс добралась до хижины и отперла заднюю дверь. Шторы были задернуты, как она их и оставила, но что-то изменилось. У двери валялись кроссовки. Кроссовки, которые ей не принадлежали. Она осторожно шагнула внутрь.
На диване крепко спала Келли Винчестер.
Она свернулась клубком, полностью одетая, стеганая куртка с логотипом известного дизайнера лежала на ковре. Келли натянула до плеч старое одеяло, которое Тесс бросила на спинке дивана.
Желудок Тесс сжался при виде этого вторжения в ее частную жизнь. И кем? Из всех людей именно Келли Винчестер. Тесс подумала о маленьких незамеченных ею подсказках: засохшая грязь, занавески, которые обнаружила раздвинутыми, хотя их оставила их закрытыми. Келли приходила сюда не впервые. Но почему?
Келли не шевельнулась. Тесс было двинулась к ней и остановилась. Она задумалась на мгновение, затем попятилась тем же путем, что и вошла, стараясь произвести как можно меньше шума. Никаких следов машины не было, так что Келли, должно быть, поднялась сюда пешком. Но зачем? Воровать здесь нечего, а если бы она намеревалась осквернить жилье Тесс из чувства мести, то уже сделала бы это. Столько возникало вопросов, на которых не имелось ответов.
И Тесс тоже получила оружие.
Она увидела нечто не подходящее Винчестерам. Что, если вместо того, чтобы противостоять Келли, она позволит этому разыграться еще немного? Винчестеры представляли собой мощную финансовую и политическую силу в Темпесте. Келли испытывала к Тесс настоящую враждебность, а у Брэда присутствовала очевидная безжалостная хватка. Они избрали мишенью Тесс, и у них были на руках все карты.
Кроме вот этой одной.
Теперь Тесс знала то, что, по ее представлению, Келли не захочет обнародовать. Это хрупкое оружие и, возможно, ни на что не годное, но Келли не причиняла никакого вреда, и Тесс могла смело встретиться с ней в любое время, когда захотела бы. Почему бы не подождать и не посмотреть, что из этого получится?
Поднимаясь по тропе, на обратном пути к школе, Тесс решила, что это еще одна вещь, о которой она не скажет Норту. По крайней мере, пока. Он не тот человек, который верит в тонкости, и скорей всего станет настаивать на немедленной конфронтации. Возможно, он прав, но, может быть, и нет.
***
Норт и Рен не спали, когда Тесс вернулась. Норт сидел в одном из мягких кресел в гостиной и кормил малышку. Он устроил лодыжку на бедро, а Рен уместилась на ней сверху. Она, должно быть, промочила насквозь ночной комбинезончик, потому что на ней красовался свежий. Норт глянул на Тесс:
— Она воплощение дьявола.
— Она такая.
Тесс и представить себе не могла, что он заметит приготовленную на утро бутылочку в холодильнике, но, очевидно, обратил внимание. И поскольку не похоже, чтобы он заменил молочную смесь пивом, можно расслабиться. За исключением того простого факта, что Тесс не могла этого сделать, когда на нем были только майка и джинсы. Майка такая старая и поношенная, что сквозь нее виднелось тело. Норт не побрился, его волосы взъерошились после сна, рука, сжимающая бутылочку, выглядела массивной.
Тесс только заворожено таращилась. Потом быстро наклонилась, чтобы закатать мокрые манжеты пижамных штанов.
— Спасибо, что забрали ее прошлой ночью.
— Я, должно быть, свихнулся.
— Тем не менее, поступок хороший.
Вешая его куртку, Тесс вспомнила, что под футболкой на ней не было бюстгальтера. Норт, наверное, не заметит.
Он заметил. И прямо уставился на нее, не пытаясь это скрыть, скользя взглядом от ее груди к бедрам, что было формально оскорбительно, но только формально. Тесс даже не позавтракала, а уже возбудилась.
Затем проступила холодная реальность. Он изучал ее тело, как художник, в то время как она смотрела на его тело глазами жаждущей мужчин сексуальной демоницы. Тесс отодвинула кроссовки.