Джек Бонд объявился в городе семнадцать дней назад. Он приехал с востока на собственной лошади, у него с собой было полфляги воды, два «Кольта» и неотразимая улыбка. В его глазах было то, чего не было в наших: жизнь. Он спешился, зашёл в салун и попросил пива. Пиво Бак варит сам. Хорошее пиво, не думаю, что где-нибудь ещё есть такое.
Джек Бонд сидел у стойки и провожал глазами Китти, дочку старика Картера. Картеру — за шестьдесят, а девочке — семнадцать. У неё ладная фигурка, грудь под блузкой вздымается так привлекательно, волосы чёрные, ниже пояса.
То есть были. Была фигурка. Были волосы.
Бонд прожил в городе три дня. А затем сел на лошадь и уехал. Ночью. И забрал с собой Китти. Она оставила Картеру записку: мол, захотела уехать сама, не желаю прозябать в этой дыре, Джек увозит меня в город. Буду писать, всё в порядке. Наивная глупышка.
Но вернусь к дилижансу. Он останавливается. Кучер сползает вниз. Это Дженги, молодой парень, решившийся на такую работу из-за неплохих, в общем, денег. Он приезжает всего в четвёртый раз, но его уже любят. Он заботлив, письма раздаёт лично, всегда спрашивает, не надо ли кому что привезти из большого города, и ведь привозит. Но сегодня он мрачен.
— Привет, Дженги! — говорит Систей.
Систей — это начальник нашей полиции. То есть единственный носитель закона в городе. Он не именует себя шерифом: шериф в пятистах милях. Систей — вроде местного представителя. Ему около пятидесяти, но он подтянут и силён. Только стреляет плоховато из-за зрения. Он справедлив. Когда у жителей возникают конфликты и ссоры, они идут к Систею, и он всегда находит верное решение.
— Привет.
Дженги, подбоченясь, стоит у дилижанса.
— У меня тут невесёлый груз.
Толпа обступает его.
В городе около двухсот жителей, даже больше. Для такой дыры — достаточно. Зато у нас есть море.
Дженги забирается на крышу дилижанса и аккуратно начинает спускать вниз большой свёрток из тряпья. Это человеческое тело, запеленатое в тряпки и простыни. Систей и Бык принимают груз. Бык — двухметрового роста, туповатый, но очень добрый и отзывчивый. Его все любят. Он всегда помогает с тяжёлыми работами.
Тело кладут на землю. Систей разворачивает покровы.
Это Джек Бонд. Его ещё можно узнать, хотя лицо покрыто пятнами разложения. Старик Картер поднимает голову и смотрит на Дженги. Когда Дженги начинает спускать второе тело, старик Картер падает на колени и плачет.
Берта Хоспейна поначалу никто не замечает. Они разворачивают второй свёрток, смотрят на обезображенное лицо Китти, переговариваются. Кто-то пытается успокоить Картера, гладит его по сутулым плечам. Дженги молча стоит у дилижанса.
Дверь кареты открывается, и выходит Берт Хоспейн. Я сразу его замечаю, потому что не хочу смотреть на трупы. Пока все рассматривают Китти, Берт идёт по направлению к салуну, прочь от толпы. Собственно, тут большая часть жителей города. Но у Берта другие цели. Я провожаю его взглядом, он оборачивается и обращает на меня внимание. Подходит ко мне.
— Привет. Я — Берт Хоспейн.
— Билл.
— Очень приятно.
У него столичный выговор, здесь так не говорят.
— Сколько жителей в вашем городке? — спрашивает он.
— Человек двести.
Отец учил меня читать, писать и считать. Я могу сосчитать до тысячи, умею складывать и умножать. Делить, кстати, тоже. Большая часть городка — неграмотные. Иногда меня зовут на помощь, чтобы рассчитаться за что-нибудь.
— Двести первый не помешает?
Это шутка. Она сейчас неуместна, но он, видимо, не понимает ситуации. Его можно простить.
Он одет в серые брюки и сапоги с острыми носами. Пиджак — поверх клетчатой рубашки. Такое ощущение, будто он насмотрелся на ковбоев из родео (я видел родео дважды, когда мы ездили в большой город с отцом пару лет тому назад). Так ярко и вычурно тут не одеваются. Хотя чёрт его знает: может, в центре так принято. Это у нас, в глуши, одеты все непонятно во что, никто ни перед кем не выставляется. Хотя не думайте: мы тоже умеем принарядиться. На праздники всякие, на свадьбы.
— Не помешает, думаю. Хотя сейчас не время, — киваю на толпу и мертвецов.
— Это кто-то из жителей?
Он мгновенно мрачнеет.
Киваю.
— Дочь старика?
Снова киваю.
— Ну, извини, не знал.
Пожимаю плечами. В общем, он ничего не сделал. Мне она, конечно, нравилась, как все девчонки нравятся парням в моём возрасте. Но, в целом, мне её смерть безразлична. Все когда-нибудь скопытимся.
— Тут у кого остановиться можно? — спрашивает он.
Можно у Бака. Можно у Дылды. Можно у Роджерсов. В общем, много у кого можно.
— Вон, — показываю, — Роджерсы стоят. У них спросите.
— Спасибо.
Он идёт к чете Роджерсов. Они благонравные, лет пятидесяти, спокойные. Они всегда ждут писем от своих детей (все трое уже давно уехали покорять мир), но к дилижансу подходят последними, чтобы не создавать толпу. Они разговаривают.
На самом деле, это довольно сложно, создавать видимость безразличия. Мне страшно интересно, что это за человек. Что ему понадобилось в нашей дыре. Как он будет тут жить и чем заниматься.
Старик Картер лежит лицом вниз и бьёт кулаком по земле. Дженги достаёт письма и передачи. Жизнь идёт своим чередом.
Джек Бонд за два дня своего пребывания в городе успел организовать местечковые соревнования по стрельбе. Мишень сколотили из досок и намалевали на них красный круг с белым пятном посередине. То есть сделали две таких мишени, конечно. Одну-единственную пули расколошматили бы в минуту.
Бонд взялся быть судьёй и обещал обучить стрельбе мальчишек. Он очень красиво доставал револьвер, крутил его на пальце, а потом стрелял от бедра, не целясь, и всегда попадал в белое пятно, пусть и не в самый его центр. Он сказал, что принимать участие в соревнованиях не будет, поскольку так нечестно.
Соревноваться пришли все, у кого было хоть какое-то оружие. Старик Картер принёс огромное ружьё, переделанное из охотничьего в боевое. Его засмеяли. У этой штуковины не было даже прицела, а два ствола были такого калибра, что можно положить слона. Картер целился быстро. Он вскидывал ружьё (и откуда только силы у старика?) и нажимал на спуск.
Картер не промахнулся ни разу. Его удивительная ручная мортира в умелых руках оказалась точнее новенького «Кольта» Дылды (ему как раз привезли из большого города) и проверенного годами «Смита & Вессона» Систея.
Джек Бонд вручал Картеру приз (ящик пива от Бака и отличный нож от самого Бонда) с видимым уважением. Китти смотрела на отца и на Бонда с восторгом. Она уже знала, что завтра уезжает со своим героем. Но она мысленно клялась писать отцу, я уверен. Вряд ли она бросила бы его навсегда и никогда бы не вспоминала.
Каждый день я вижу Берта Хоспейна. Он хорошо вписался в городок. В какой-то мере он своим появлением облегчил старику Картеру утрату Китти. Каждый день они играют в карты на крыльце дома Роджерсов. Билл Роджерс иногда присоединяется к ним, но всё-таки большую часть времени проводит на огороде.
В какой-то момент я иду мимо забора вдовы Бранк и вижу Берта, развешивающего бельё. Я останавливаюсь и смотрю на него.
— Привет! — он широко улыбается.
— Привет. Это не мужская работа.
Берт качает головой.
— Нет работы, которая была бы «женской» или «мужской». Запомни это. Если мужчина может помочь женщине развесить бельё или вымыть посуду, он не перестаёт быть мужчиной. Зато он становится галантным и вежливым мужчиной.
— Да вдове Бранк ваша галантность уже ни к чему.
Ей, кажется, девяносто лет. Её дочь умерла, но внуки поддерживают её.
— Но помощь-то ей нужна. Она сама постирать любит, а вот повесить уже не может, потому что позвоночник старый. Мне-то помочь нетрудно.
Это эпизод, очень хорошо характеризующий Берта Хоспейна. Я постоянно замечаю его, помогающего тому или иному человеку. Вот он вырезает деревянную лодку для сына Джета Филлза. У Филлза нет трёх пальцев на правой руке и он не может сделать сыну хорошую лодку. Вот Берт перекрывает крышу у Маргарет Бэнкс, и Маргарет, сорокалетняя старая дева, провожает его томными взглядами. Вот Берт первым встречает дилижанс Дженги и помогает выгружать посылки и письма. Вот он ведёт лошадей в стойло, чистит их, кормит.
Через некоторое время Берт становится неотъемлемой частью городка. Это чувствуется. Будто Берт — это какой-то очень нужный и полезный инструмент, и совершенно непонятно, как мы раньше жили без него. Даже мой отец, человек принципиальный и живущий крайне обособленно, один раз позвал Берта на помощь, когда нужно было выкорчевать огромный пень на окраине нашего участка. Да, я забыл сказать: у отца ферма в двадцати минутах ходьбы от города. Он очень много работает, но меня привлекает крайне редко. Он не хочет, чтобы я прожил жизнь на ферме; у него есть мечта отправить меня учиться в большой город.
