Она ухмыляется:
— Вздумал пабиседовать сам с собой?
Я хмурюсь:
— Ни капельки не похоже.
Мы идем дальше, оставляя Брокли-фоллз позади. Ехать на телеге было здорово, но поспать нам не удалось, и теперь, как мы ни стараемся, бежать не получается. К тому же нас греет мысль, что благодаря зверям мы сумели оторваться от армии.
Может, и да. А может, и нет. Но угадайте, что происходит через полчаса?
Начинается дождь.
— Зря люди не слушают Уилфа, — поднимая голову к небу, говорит Виола.
Дорога теперь снова идет вдоль берега реки, и скоро нам попадается более-менее закрытое местечко, где можно переждать дождь. Мы перекусываем и ждем, когда он остановится. Если он не перестанет в ближайшее время, придется идти прямо так. А я ведь даже не посмотрел, есть ли в моем рюкзаке макинтош.
— Что такое макинтош? — спрашивает Виола, когда мы садимся между двумя деревьями.
— Плащ. Ну от дождя, — отвечаю я, роясь в рюкзаке. Эх, нет мака. А жаль. — Что я тебе говорил про подслушивание чужих мыслей?
Сказать по правде, я все еще чувствую себя в безопасности, как бутто вокруг до сих пор звучит песня зверей. Пусть на самом деле я ее больше не слышу — звери остались за много миль отсюдова, — но я напеваю ее сам, пытаясь вспомнить то чувство общности и единения, чувство, когда кто-то рядом говорит тебе, что ты Здесь.
Жуя сушеные фрукты из пакетика, я смотрю на Виолу.
И вспоминаю про мамин дневник.
Значит, они рассказывали друг другу истории чужими голосами.
Выдержу ли я, если услышу мамин голос?
Виола сминает пустой пакетик:
— Больше фруктов нет.
— У меня осталось немного сыра, — говорю я, — и вяленой говядины. Но лучше бы начать искать еду по дороге.
— То есть красть? — уточняет Виола, вскидывая брови.
— То есть охотиться, — отвечаю я. — Но и красть тоже, если придется. А вапще я знаю, какие дикие ягоды и коренья можно есть. Только коренья надо сперва отварить.
— М-м… — Виола хмурится. — На космических кораблях охоте не учат.
— Могу показать тебе, как это делается.
— Давай! — с деланым воодушевлением говорит Виола. — Но разве для охоты не нужно ружье?
— Хорошему охотнику нет. Кроликов можно ловить и силки. Рыбу — с помощью бечевки. А с помощью ножа можно ловить белок, хотя мяса у них мало.
— Лошадь, Тодд! — тихо лает Манчи.
Я смеюсь — впервые за целую вечность. Виола тоже.
— Мы не будем охотиться на лошадей, Манчи. — Я глажу его по голове. — Вот глупый!
— Лошадь! — повторяет он и встает, глядя на дорогу в том направлении, откуда мы пришли.
И нам уже совсем не смешно.
23
Хороший нож хорош только в умелых руках
По дороге кто-то скачет — он еще далеко, но несется на всех парах.
— Может, это из Брокли-хиллз? — с надеждой и сомнением в голосе спрашивает Виола.
— Брокли-фоллз, — поправляю ее я. — Прячемся, живо!
Мы быстро собираем сумки. Вокруг нас узкая рощица, вклинившаяся между дорогой и рекой. Перейти через дорогу мы не решаемся, а поскольку сзади река, нам остается только спрятаться за большое поваленное дерево. Собрав последние вещи, мы залезаем за него, и я сжимаю Манчи между коленей. Отовсюду брыжжет дождь.
Я достаю нож.
Топот копыт все ближе и ближе…
— Вседник один, — шепчет Виола. — Это не армия.
— Ага, — отвечаю я, — но как быстро он скачет!
Тук-дук, тук-дук, тук-дук
… Между деревьями уже видно скачущий силуэт. Он несется по дороге невзирая на дождь и наступление темноты. С хорошими вестями так не торопятся, верно?
Виола оглядывается на реку:
— Ты плавать умеешь?
— Ага.
— Молодец, — говорит она. — А я вот нет.
Тук-дук, тук-дук, тук-дук…
Я начинаю слышать легкий Шум всадника, но копыта пока стучат громче.
— Лошадь! — говорит Манчи, зажатый между моими коленями.
Вот он, Шум: как бутто треск между ударами копыт о землю. Мгновенные вспышки. Части слов: дорог… и па… и глуп… и всякое прочее.
Я крепко стискиваю рукоять ножа. Виола больше ничего не говорит.
Тук-дук, тук-дук, тук-дук…
Быстрее… и сумерки… и пристрелить…
Конник сворачивает и мчится по дороге уже в ста метрах от нас.
Тук-дук, тук-дук…
Нож поворачивается в моей руке, потомушто…
Пристрелю всех… и Она была аппетитненькая… и темень какая…
Тук-ДУК…
Кажется, я узнаю этот Шум…
ТУК-ДУК, ТУК-ДУК, ТУК-ДУК…
Он все ближе и ближе, почти что…
И тут сквозь топот копыт, шум дождя и плеск реки раздается отчетливое Тодд Хьюитт? Мысль ясная, как день.
Виола охает.
И наконец-то я вижу, кто это.
— Младший! — лает Манчи.
Это мистер Прентисс-младший.
Мы вжимаемся в бревно еще сильней, но пользы от этого никакой, потомушто всадник дергает на себя поводья, и конь резко встает на дыбы, чуть не сбрасывая хозяина на землю.
Но только чуть.
Он даже ружья не роняет.
Тодд Хьюитт, черт подери!!!
орет его Шум
— Вот дерьмо, — выдыхает Виола, и я прекрасно ее понимаю.
— ТПРУУУ! — орет мистер Прентисс-младший во всю глотку. Он так близко, что мы видим улыбку на его лице и слышим удивление в голосе. — Вы пошли ПО ДОРОГЕ?! Даже не потрудились пойти ЛЕСОМ?
Мы с Виолой переглядываемся. А что нам оставалось?
— Да я твой Шум всю жизнь слушал, сопляк! — Прентисс-младший поворачивает коня то в одну сторону, то в другую, пытаясь разглядеть нас за деревьями. — Думаешь, раз ты СПРЯТАЛСЯ, я не услышу?
В его Шуме звучит радость. Искренняя радость, как бутто он не может поверить своей удаче.
— Постойте-ка! — восклицает он, въезжая в рощу. — Что я слышу? Что это такое рядом с тобой? Пустота!
Он произносит это слово таким мерзким тоном, что Виола съеживается. У меня есть нож, зато у Прентисса-младшего конь и ружье.
— Вот именно, малыш Тодд, у меня ружье! — вопит он. Его конь переступает через кусты и обходит деревья, двигаясь прямо к нам. — И не одно! Я коечто припас для твоей милой леди, Тодд!
Я смотрю на Виолу. Она видит, о чем он думает, видит гнусные картинки, сочащиеся из его Шума. Ее лицо мгновенно бледнеет и пустеет. Я хлопаю ее по руке и показываю глазами направо — другого пути к отступлению у нас нет.
— О, умоляю тебя, беги! — кричит мистер Прентисс-младший. — Дай мне повод сделать тебе больно!
Конь уже так близко, что нам слышно его Шум, рваный и обезумевший от страха.
Отползать больше некуда.
Они практически над нами.
Одной рукой я стискиваю нож, а второй сжимаю руку Виолы — сильно, на удачу.
Сейчас или никогда. И…
— ДАВАЙ! — ору я.
Мы вскакиваем, и прямо над нашими головами гремит выстрел. Летят щепки, но мы все равно бежим.
— ЗА НИМИ! — орет Прентисс-младший своему коню, и они бросаются к дороге.
Два скачка — и конь уже мчится по ней. Роща между рекой и дорогой не становится гуще, и мы видим друг друга между деревьев. Под нашими ногами трещат ветки, мы наступаем в лужи и скользим, а Прентисс без труда скачет по дороге, не отставая ни на шаг.
Нет, нам не уйти. Это невозможно.
Но мы всетаки летим, перепрыгивая через поваленные деревья и кусты, а Манчи мчится за нами по пятам, сверху льет дождь, и дорога становится все ближе, а потом резко сворачивает к реке. Выхода нет: придется перебежать дорогу прямо под носом у Прентисса-младшего. Дальше начинается густой лес, и я вижу, как Виола выскакивает из рощи на дорогу, а Прентисс-младший выезжает из-за поворота, вертя в руке какую-то непонятную штуку. Мы кидаемся в лес, но конь уже почти настиг нас, и вдруг что-то сковывает мои ноги, так внезапно и крепко, что я падаю как подкошенный.
— А-а-а-а! — воплю я, бухаясь лицом в грязь и опавшие листья. Рюкзак летит вперед и чуть не отрывает мне руки. Виола это видит: она почти перебежала дорогу, но комья грязи уже вздымаются под ее ногами, потомушто она резко тормозит. Тут я кричу: «НЕТ! БЕГИ! БЕГИ!», мы встречаемся взглядами, и что-то меняется в ее лице. Уж не знаю, что это значит, но, когда конь Прентисса-младшего останавливается, она ныряет в лес, а Манчи возвращается ко мне, лая: «Тодд! Тодд!», а значит я попался я попался я попался…
Мистер Прентисс-младший на белом коне тяжело дышит и целится в меня из винтовки. Я понял, что случилось: он бросил мне в ноги веревку с грузилами на концах, она обвилась вокруг ног и повалила меня на землю, точно болотного оленя. Я валяюсь лицом в грязи, пойманный, как дикий зверь на охоте.
