месть, но раздражение не уходило, и она заела его воздушным тортом с влажным ромовым бисквитом, карамелью и безе. «Так и толстеют стареющие женщины! Сплошная фрустрация».
Они продолжили болтать, разговор сам собой перешёл на мужчин, и сладкий пряный портвейн тому способствовал.
– Я пока не готова к приключениям, не так давно выбралась из отношений, которые закончились печально, – рассказывала Есения.
– Он оказался дураком?
– Нет, чуть лучше, – она печально улыбнулась, – он умер.
– Сожалею.
– Ничего, я пережила. Это случилось уже после расставания, но мне всё равно его жаль. Он был…
О, как прекрасна эта пауза, придыхание, которое случается, когда женщина начинает оживлять давно утраченную красоту возлюбленного. Он был – и это уже очень много. Он был – запах, глаза, волосы, член, руки, зубы, голос. Он был – интонация, смех, запрокинутая голова. Он был – короткая остановка сердца, долгая сладость. Успеваешь кожей почувствовать всё, что подлежит простому перечислению, а потом она выдыхает и продолжает. Он был, конечно, ужасный тип, но такой красивый.
У него было потрясающее тело, длинные волосы, отливающие золотом, непроницаемые глаза, тонкое лицо и невыразимо нахальная усмешка, с которой он подошёл к ней на раскопках. «Какие будут распоряжения, госпожа профессор?» – спросил он, и она обернулась, чтобы отчитать его за опоздание – его бригада рабочих должна была появиться здесь полчаса назад. Она не собиралась давать спуску восточным лентяям и действительно умела прививать инглийскую пунктуальность за считанные дни. Но волчья улыбка обезоружила, и она поймала себя на том, что непроизвольно облизывает губы, будто героиня дешёвого романа.
Он обладал странной притягательностью одухотворенного животного, обусловленной прихотливой линией жизни: до двадцати лет жил в деревушке под Кашроми, брил голову и обслуживал любопытствующих путешественников, которые приезжали со всех концов света, чтобы увидеть величественные пирамиды; потом вдруг увлёкся историей, отрастил кудри и стал работать в археологических партиях. Начал много читать, поступил в училище и заинтересовался традиционной кеметской мистикой, при всём том сохраняя на редкость здоровый и весёлый нрав. Конечно, Есения потеряла голову от его пластики, силы, бодрости и кубиков на животе, а простодушную блудливость легко извинила, с кем не бывает в его годы – ему всего двадцать четыре. В первую же ночь они танцевали, просто танцевали, дотрагиваясь лишь кончиками пальцев, смеялись и пили тёплый портвейн, а потом едва прожили день, ожидая мгновения, когда можно будет прикоснуться друг к другу по-настоящему. Она навсегда запомнила огонь, который сжигал её тогда при одном взгляде на гибкую широкоплечую фигуру, мелькавшую тут и там среди камней и песка, и желание, и слабость, и облегчение, когда на их лагерь наконец-то упала душистая южная темнота. Их будто притянуло друг к другу – навстречу, вплотную и сразу же внутрь, в тело и душу. Они слились и совпали, и не разлучались долгие недели, месяцы, вечность – а потом он вдруг ей изменил.
– Извините, что я разговорилась, не иначе портвейн напомнил.
– А потом? – спросила Эмилия.
– А потом он умер, и это очень жаль, – легко ответила Есения и улыбнулась. – Что ж, не пора ли нам по домам?
– Конечно. – Эмилия вызвала официанта и расплатилась.
– Спасибо за бесценный подарок и за вечер. Надеюсь, мы ещё повидаемся до моего отъезда, я рассчитываю услышать не менее горячую историю в ответ на мою неприличную откровенность.
– Обещаю, – с готовностью соврала Эмилия. – Сколько вы планируете здесь пробыть?
– Пару недель, не больше. Скоро у нас ночь Сошествия, не так ли? Хочу посмотреть службу в храме Колесованного, потом увидеть празднования макаби, закончить дела и домой.
– Что ж, тогда давайте уже после праздников. И разумеется, если будут новости насчёт моего дела…
– Да, конечно, я сообщу и от вас жду того же, мне очень любопытно.
Они вышли из клуба, и Эмилия предпочла сделать вид, что не заметила, как официант передал Есении записку. «До чего ловок, маленький негодяй». А в мобиле откровенно расхохоталась, потому что обнаружила в сумочке послание от того же адресата: «Вы забыли меня, а я вас нет».
Но едва она открыла калитку и вошла во двор, как улыбка стёрлась сама собой, потому что за порогом её ждал покойник. Точнее, то, что от него осталось – сдувшийся мешок из одежды и плоти, напрочь лишённый энергии и крови. Только одна сила могла сотворить такое, поэтому Эмилия огляделась вокруг и ласково спросила:
– Что случилось, котик, тебя напугали?
Существует теория, что человек, долго и сильно любящий домашнее животное, наделяет его частью своей души. Та часть, которая досталась от Эмилии коту, обладала некоторыми чертами своей хозяйки. Именно поэтому Гамлет, как при жизни, так и после, отличался лёгкой паранойей, тщательно охранял границы и охотился на незваных гостей. В молодости он ловко душил змей, заползавших на его территорию, а в нынешнем своём состоянии умел активировать охранную систему, если что-то его беспокоило. По крайней мере, некоторые необъяснимые срабатывания Эмилия списывала на его счёт. В случае же действительно серьёзной опасности котик мог вытянуть из нарушителя жизненные силы – некоторую часть или все полностью. Сегодня Гамлет явно разнервничался и не сумел вовремя остановиться.
Эмилия вызвала Орена и, пока дожидалась, осмотрела тело. Ничего примечательного, кроме одного колечка, которое она предпочла припрятать.
– Ты знаешь, похоже, меня собрались грабить, – сказала она следователю, который приехал почти мгновенно. – Хоть какое-то разнообразие, а то всё убивааать, убивааать.
– Скукота-скукотища, – согласился Орен. – А что искали?
– Да кто ж теперь угадает, система оказалась чересчур быстрой и фатальной.
– И знали ведь, что тебя нет дома.
– Ну это нетрудно было заметить, я уезжала с шиком. Спасибо за мобиль, я бы шею свернула на этих каблуках.
– Не за что, счастлив повидать тебя в полном параде. Как вечер прошёл?
– Восхитительно! Извини, я спать, немного перебрала. – Эмилия картинно потянулась и кивнула на труп. – Заберёшь это?
– Как всегда, любовь моя.
«Он всё-таки ангел. До чего жаль, что стареет».
Эмилия проснулась и сразу ощутила лёгкую тревогу, какое-то из событий вчерашнего вечера не давало ей покоя, и это точно была не дохлятина во дворе – что-то ещё, действительно важное. Ах да, духи, та нота собственного аромата Есении, которую она вчера узнала, но не осмыслила. Эмилия закрыла глаза, расслабилась и попыталась воссоздать запах и связанные с ним ощущения.
Через четверть часа она рывком села в постели. А вот это уже интересно, чертовски интересно. Потому что эту ноту она слышала совсем недавно у двоих очень разных людей, и что же могло объединить бедняжку Надию и отца Свилана –
