одной большой цели. Скорее всего, этот кристалл однажды спасёт ей жизнь, им действительно стоит дорожить.
Город готовился к ночи Сошествия, приходящейся на весеннее полнолуние. Адепты разных религий отмечали этот праздник по-своему, нагружая собственными смыслами и обрядами, но идея была одна: в ночь ночей жизнь побеждала смерть, дух – бренное тело, а воля божья – людской закон. По такому случаю все действовали примерно одинаково, усмиряли плоть и рыдали накануне, потом молились, а затем обменивались подарками, ели и веселились. На улицах в ту ночь и на следующий день гремела музыка, нарядные толпы прогуливались и поздравляли друг друга с Освобождением, Воздаянием или Сошествием. Время от времени велись разговоры, что праздники следует разделить, иначе выходит, что верующие чествуют не только своё божество, но и чужих лжебогов. Но ничего не менялось, во-первых, атмосфера могла стать взрывоопасной, если адепты Безымянного уже радуются, а Колесованного всё ещё оплакивают; а во-вторых, город просто не выдержит трёх праздников подряд, уж лучше совместить. Да и ни одно из религиозных сообществ не желало отказываться от силы полной луны, когда неверный свет ночного светила рассеивает тьму, а соки земли устремляются к небесам. В эти часы из недр изливалась магия, происходили чудеса исцеления и зачинались самые красивые и удачливые дети.
Но пока это время не наступило и весь город плакал, постился и мыл полы, собираясь встретить новую жизнь в чистоте и невинности, насколько это возможно. Закрывались даже бордели и кабаки, с тем чтобы после полуночи распахнуть двери для всех желающих. Хотя, как водится в свободном городе, были и грязные атеисты, готовые продавать скоромное круглый год. Их выручка в эти дни не уменьшалась, но и не слишком росла: с одной стороны, всегда найдутся те, кто плевать хотели на любые традиции; а с другой, как ни странно, жители развратного Мелави с удовольствием играли в аскезу, ненадолго отказываясь от привычных удовольствий, чтобы потом вернуться к ним с новой силой.
Эмилия в общем безумии не участвовала, но наблюдала за ним с некоторой нежностью: легкомысленные горожане внезапно вспоминали о корнях и ритуалах, отдаваясь религиозной лихорадке, и со всей страстью надеялись и мечтали. Предполагалось, что боги в это время спускаются с небес и ходят по земле, исполняя желания. Доселе их никто не встречал, но многие верили. Эмилия даже учредила для граждан Мелави лотерею Сошествия, в которой множество мелких выигрышей и один крупный выпадали не чаще, чем в прочих, но люди считали, что шанс получить по билетику порцию небесной благодати необычайно высок.
Со своей стороны Эмилия делала, что могла, изображая руку бога, и ради развлечения занималась своеобразной благотворительностью. Например, избавляла запуганную женщину от злобного супруга, помогала честному купцу в торговле, попутно разоряя конкурентов, и так наказывала отвратительного типа, избивавшего своего ослика, что бедному животному оставалось отвезти хозяина в последний путь. Добрые чудеса, считала Эмилия, пусть останутся в ведомстве высших сил, а она займётся справедливыми. В этот раз ради разнообразия обошлась без смертоубийства, но вынуждена была иметь дело с его последствиями – она позаботилась о котах Надии. Собственно, временную няньку для них наняла сразу, как узнала о случившемся, но сейчас подошла к вопросу основательно: купила ферму и создала приют имени городской дурочки, нашла работников и оплатила перевозку животных на новое место. Особенно велела заботиться о Мици, любимой кошечке Надии. Затем распустила слух, что кошки эти приносят удачу, которой прежде обладали волосы их хозяйки. По её расчётам, после такой рекламы ни у них, ни у других будущих питомцев приюта проблем с обретением семьи быть не должно.
Домашними делами Эмилия тоже занялась, но осторожно, стараясь не заступать на территорию Эльфриды, которая считала, что это сужденное ей Колесо – тяжкая повинность управлять бытом нерадивой женщины. В руках Эмилии оставалось разве что собственное меню и забота о красивых мелочах. Сейчас она обновила постельное бельё, отказавшись от шёлковых простыней: однажды поддалась приступу гедонизма, а потом чувствовала себя спящей в чьём-то скользком чреве. Да ещё добавила кое-что к заказу у мясника, который доставят прямо перед праздничной ночью, притом, не в её дом, так что это не должно задеть Элфи.
Покончив с хлопотами, Эмилия спустилась в парк Сусаны Даль, чтобы попрощаться с цветущими деревьями. Цитрусовые входили в полную силу незадолго до дня Сошествия и накануне пахли так, что разрывалось сердце – это было как излёт любви, как последняя страсть немолодой женщины, как прощальная песня гибнущей души. Аромат сводил с ума, и наслаждение ощущалось особенно остро оттого, что буквально через несколько дней всё закончится. В разные годы праздник, привязанный к лунному календарю, мог быть ранним или поздним, но одно оставалось неизменным: когда он завершался, апельсиновые деревья отцветали. Начинались пыльные бури, юго-восточный ветер приносил рыжий песок из Эрвии, а юго-западный – золотистый из Кемета. Люди от этого задыхались, а лепестки облетали. Несмотря на то что в собственной оранжерее Эмилии белые соцветия не увядали круглый год – это был её личный вызов времени и смерти, – она всё равно приходила в парк прощаться с ними. Её трогала отчаянная храбрость короткоживущих созданий, которым хватает безумия быть прекрасными, гибнуть и возрождаться. И неважно, флёрдоранж это или юные мужчины.
Когда уровень сентиментальности в ней стал критическим и поднялся примерно до ноздрей, грозя истечь розовым сиропом, Эмилия хмыкнула и засобиралась домой, решив обойтись без десерта – сахара в крови, очевидно, уже достаточно. Подойдя к собственным воротам, увидела худенькую фигуру, отделившуюся от забора. Мальчишка, один из тех, что приносит самые свежие новости, в последнее время всё чаще плохие. «Надеюсь, сегодня никого не расчленили», – подумала она, принимая записку и роняя в подставленную ладонь монетку.
– Не спеши, парень. – В сообщении не было ничего интересного, разве что одна фраза. – Тут написано: «Вечером выходила служанка из бедов».
– И чё?
– Как она выглядела?
– Ну такая, корзина там, покрывало, не разберёшь, воняет маслом ихним, а так вроде ничего…
Мальчишка, хоть и прикидывался тупым, но был из лучших, поэтому перестал кривляться и подробно описал женщину: высокая, в сером платке и браслетах, ушла в шесть, вернулась около девяти. Ходила, кажись, на свиданку, коли завернула в номера возле рынка и там оставалась, а потом домой почапала.
Дело, конечно, девичье, вот только выходов из маленьких гостиниц для свиданий всегда было несколько. А прислуги госпожа Есения Уэрет не держала.
Эмилия вошла в дом и позвонила Орену – кажется, в последние недели она пользовалась проклятущим аппаратом чаще, чем за весь предыдущий
