— Ах это!.. На какой руке?
— На левой, — подсказал Том.
Рамон вскочил на ноги.
— На этой? А-а, пустяки! Поцарапал, когда лез туда.
Юный Дэвид будто захлопнул мышеловку:
— А почему спросил, на какой руке? Что у тебя с другой, Рамон?
— Почему ты спрашиваешь? — Рамон чуть отпрянул назад.
— Покажи-ка обе руки! — спокойно велел Глостер.
— Я? Я? — заикаясь, переспросил гаучо. — А зачем?
— Затем, что мой револьвер смотрит на тебя, приятель, а с такого расстояния я не промахиваюсь, — холодно произнес Том.
Из горла Рамона вылетел сдавленный крик. Затем гаучо тяжело задышал, будто только что бежал изо всей мочи.
Когда Том приказал ему подойти, он помедлил, но позади него уже стоял юный Дэвид, приговаривая:
— Боже милостивый! Предал нас второй раз!
— Я? — хрипло переспросил Рамон. — Я вас предал? Да умереть мне на месте, если это правда! Я предал вас? Дио! Разве я не с вами? Разве не готов провести вас к дому?
— Завести в ловушку, — поправил мальчуган.
— Чего вы хотите? Свести меня с ума?
— Протяни руки, — потребовал Том.
Гаучо нехотя повиновался.
— Приставь револьвер к его спине и, если пошевелится, стреляй, — велел Том Дэвиду. Затем зажег спичку и внимательно осмотрел запястья Рамона. На обоих были следы от туго завязанной веревки, на левой содрана кожа и сочилась кровь. Том поднес спичку к глазам гаучо. И тут же отшвырнул, чтобы не видеть их жалкого, виноватого выражения. — Итак, значит, снова, Рамон? Эх ты, забыл, что нам удавалось, когда мы все трое были вместе?
Гаучо не ответил.
— Тебя поймали в саду, — продолжал говорить Том. — Пообещали денег. И ты, как раньше, нас продал.
Рамон молчал.
— Твое право прирезать его, Том! — яростно зашептал Дэвид. — Только дай это мне! Дай мне его прикончить! О трусливый пес!
— Погоди, — остановил его Том. — Не знаю, но, по-моему, надо не так.
— А как? — взвился мальчишка.
— Ты забываешь, Дэвид, что Рамон провел нас через горы.
— Ты забываешь, Том, что ты спас этого предателя от смерти!
— Ну…
— Разве вы не в расчете?
— Так не считают, — возразил Глостер. — Надо понимать. Можно заплатить деньгами за еду. Дружбой отплатить за дружбу. Но жизнью за жизнь не расплачиваются. По-моему, в человеке что-то должно остаться.
— Интересно ты рассуждаешь! — возмутился мальчишка.
— Может, оно и так, только ты меня не понял.
— Вроде бы понял. Но что еще хорошего в нем осталось?
— Не много! Думаю, не много! Считал его порядочным человеком, — грустно признался Том.
— Так что мы будем с ним делать?
— Вот его конь. Пусть уезжает.
— Отпустить его?!
— Да, пусть, уезжает.
— Чтобы все им рассказал?
— Он уже все рассказал.
— Том, неужели ты отпустишь этого пса?
— Надо. Я не забыл, сколько раз он оставался нам верен. А как бы мы выбрались через подземный ход из города, если бы с нами не было Рамона? Думаешь, после этого я смогу его убить? Скорее отрублю себе руку!
— Но чего ты добьешься, отпустив его к врагам?
— Так надо.
— Я не позволю… Это безумие! — заявил Дэвид.
— Извини. Рамон, можешь уезжать.
— Я свободен? — хрипло спросил гаучо.
— Еще нет! — яростно вскричал Дэвид.
— Нет еще, — подтвердил Том. — Я еще не расплатился с тобой за работу.
— Ему еще платить! — взвился Дэвид.
— Зажги-ка спичку, Рамон, — приказал Том Глостер, — надо отсчитать деньги.
— Том!
— Ничего не поделаешь, Дэвид. Он исполнил все, что мы просили, и даже больше!
Рамон трясущимися руками зажег спичку и громко застонал.
— В чем дело?
— Сеньор Глостер, добрый благородный сеньор! — воскликнул гаучо и разрыдался. Потом, всхлипнув, подавил слезы.
На востоке посветлело — всходила луна.
Том сказал:
— Кажется, я тебя понимаю, Рамон. В конечном счете ты трудился, сколько мог, и за всю жизнь ничего не заработал. Кому-кому, а мне-то приходилось видеть, до чего доходят люди ради нескольких долларов!
И он вдруг с грустью вспомнил об отце, братьях, сестрах, о злобе и бессердечии, царивших в стенах его родного дома из-за нищеты.
— Мне, чуть не упавшему вместе с мулом в бездну, мне… мне… Да сам Бог менее милостив, чем ты, сеньор! Позволь только, я все скажу!
Всхлипывая и запинаясь, он стал рассказывать. Потом, несколько успокоившись, более связно закончил свое жалкое повествование.
Гаучо действительно попытался подойти поближе к дому именно тем путем, о котором уже говорил, — прокравшись под ветвями кустов, образующих живую изгородь. И естественно, не помышлял об измене. Был готов скорее умереть, как он думал, чем предать друзей. Он всем сердцем был верен им и старался ради юного Дэвида.
Но его вдруг схватили сразу много рук. Вытащили из-под кустов, заткнули рот, оттащили в сторону. Посветили в лицо. Он увидел перед собой самого Христофоро Негро, которого Том с мальчиком знали как Кристофера Блэка.
«Я так и знал, что это не Глостер, — разочарованно сказал бандит. — Его руками не удержать. Ладно, поймали хотя бы лису. Возможно, благодаря ему доберемся до льва со щенком».
Потом Негро предложил гаучо выбор: жизнь, предательство, да в придачу целый карман золотых, или немедленная страшная смерть. Рамон выбрал смерть.
Но Негро не ограничился словами. Он взял кучку золотых и протянул в обеих руках к лицу бедняги. И, как признался гаучо, при виде золота у него помутилось в глазах, затрепетало сердце. От такого соблазна он забыл о долге, чести и согласился заманить своих друзей в ловушку. Но даже при этом поставил условие, что жизни обоих ничто не будет угрожать. Разумеется, Негро охотно поклялся, что с их голов не упадет ни один волосок.
— И ты ему поверил?! — холодно упрекнул Дэвид.
— Увы. Правда, боюсь, я верил тому, чему хотелось верить. Я видел золото. Да простит меня Господь, как простил меня ты, сеньор. Но как мне самому себя простить?
— Что ты должен сделать? — так же холодно поинтересовался Дэвид.
— Должен подвести вас прямо к дому, туда, куда подобрался сам. И идти впереди, как бы показывая путь. Причем постараться, чтобы мальчик двигался за мной следом, а последним шел сеньор Глостер.
— А они?
— Они подтянут своих людей с дальней стороны дома, подготовятся к большой драке, потому, что страшно боятся сеньора Глостера, считают, что он стоит десятерых!
— Понимаешь, Том? — возбужденно воскликнул Дэвид. — Из этого может что-нибудь получиться. Предположим, все, что он говорит, — правда и что они действительно соберутся с этой стороны. Тогда мы можем пробраться с другой стороны дома!
— А если не правда? — усомнился парень.