— Эльфы опасны, Рейчел, — сказала Тритон, я убрала из мыслей улыбку Кистена. — Чертовски умные. Сильные. Притягательные. И в момент слабости, доверие приводит к нездоровой неосторожности. Когда они практикуют, их магия проникает в каждый уголок твоей души, способная поднять тебя выше, чем ты могла вообразить. Ты уверена, что не спала со своим эльфом и просто забыла?
Загрустив, я покачала головой.
— Он собирается жениться в конце года. — И потом, это не имело бы никакого значения.
— На тебе? — спросила она, шокируя меня.
— Нет, на еще одной эльфийке.
Тритон откинулась на спинку, притянув тарелку с печеньем поближе к себе.
— Много эльфов. Я не понимаю этого. Ты освободила нас от Ку’Сокса, только для того, чтобы поработить нас снова.
Я покачала головой, представив, как это могло бы быть: Трент на моих простынях, его руки на моей коже, ощущение его мышц под моими пальцами. Вздохнув, я стряхнула с себя эту картину, надеясь, что Тритон не смогла увидеть мурашки на коже.
— Он знает, как освободить вас от проклятья.
— И он все еще этого не сделал, — мягко сказала она. — Это не имеет значения. Я не думаю, что теперь мы могли бы оставить нашу тюрьму, даже если бы разорвали стены пространства. Мы как светлячки в банке. Наклонив голову, она взяла стоящую рядом банку и стала ее разглядывать. — В любом случае, что ты делаешь со всеми этими банками?
Обеспокоенная, я посмотрела на Трента и Ала, а она постучала по столу.
— Я присматриваю за ними, — резко сказала она. — Что ты делаешь с банками?
Испытывая жалость, я сказала:
— Это ты была занята теми банками. Пыталась поймать светлячков.
Разочарованная, она откинулась на кресле, отстранившись.
— Я не помню, — выдохнула она, протягивая мне банку. Стекло, казалось, подрагивало в моих пальцах, а она взяла себя в руки, когда отдала ее. — Я так рада нашей беседе.
Я вздохнула с облегчением и каплей беспокойства. Я узнала все и ничего.
— Я тоже, — сказала я, когда вставала, все еще держа банку в руках. Где-то между тем, как мы сели и настоящим моментом, она оделась в длинное ниспадающее белое платье, которое хорошо бы смотрелось рядом с Алом в костюме британского лорда.
— Иди, забери своего эльфа у Ала, прежде чем глупый демон убьет его. Ты сама этим насладишься, — сказала она. — И, милая, убедись, что переспишь с ним до того, как сделаешь это. Эльфы знают, для чего хороша магия.
— Н-но ты сказала… — пробормотала я, потрясенная, когда почувствовала, как кто-то потянул линию через меня, и она исчезла, оставив пляжный зонтик и испортившийся чай гнить. Впрочем, печенье она взяла.
Вздохнув, я посмотрела на Ала и Трента, они оба молчали, ожидая меня.
— Это так запутано, — прошептала я, когда начала путь к ним, засунув пустую банку под мышку.
Испарина смешалась с красной пылью, Трент попытался ухватить меня за локоть, и я дернулась от него.
— Если ты еще когда-нибудь нападешь на Ала, я не буду с тобой разговаривать, — произнесла я.
Удовлетворенно пыхтя, Ал подкрался ближе, его запах жженого янтаря стал подавляющим.
— Это касается и тебя, тоже, — добавила я, отпихивая его назад, приставив палец к его груди. — Честно говоря, вы оба, катающиеся в пыли, и пытающиеся понять, у кого самая большая волшебная палочка — сплошное недоразумение.
Нахмурившись, Ал отступил.
— Что сумасшедшая мать гнойных ведер сказала?
Озабоченность их обоих была очевидна, и я посмотрела на сожженную землю, пытаясь представить ее зеленой и влажной. Что ты любил Кери настолько, что сделал ее рабыней на тысячу лет, потому что это был единственный способ сделать ее твоей. Что богиня была реальна, и вы убили ее. Не спать с Трентом.
— Что кто-то тянет дикую магию из линии, нужно выяснить, кто это делает, и остановить их, — сказала я, и Ал прорычал что-то почти не слышно.
— Я выясню кто, — сказал Трент мрачно. — И мы остановим его, Рейчел.
Я повернулась спиной к разрушенной земле и посмотрела на уродливое ничто, которое эльфы и демоны сделали из безвременья. То, что мы найдем и остановим их, было предрешено. Меня беспокоила Тритон, которая, танцуя, ловила светлячков и чувствовала дикую магию так же как я.
Я была не единственным демоном, который чувствовал дикую магию. Тритон тоже ее чувствовала.
Переводчики: MaNdRoGoRa, maryiv1205, NadyaMat, schastlivka, jeni, MarinaKV
Глава 10
Смеявшиеся в саду дети Дженкса были как надоедливое солнце, не позволяющее мне уснуть, в то время как я лежала в своей кровати и смотрела на затененный потолок. Несколько часов назад я сбросила покрывало и теперь мерзла под одной простыней, скрестив руки над головой и медленно двигая ногами, чтобы иногда похлопать Рекс. Было около четырех часов утра, но сон был неуловим, и я начала думать, что могла бы увидеть восход солнца, прежде чем вырублюсь.
— Просто засыпай, — простонала я, смертельно устав, а кошка развернула ко мне уши и замурлыкала.
Мое сознание не отключалось, кружась вокруг того, что произошло в безвременье. Я была уверена, что все обретет смысл, если взглянуть на это с правильной точки зрения, но это никак не поддавалось пониманию: Тритон со своими пустыми банками; покалывающее ощущение дикой магии, которое усилилось, когда я взяла Трента за руку; Ал, причинивший мне боль, разгневанный тем, что Трент собирается поработить их, используя мое невежество; Ал, который провел тысячу лет, пытаясь найти способ завести ребенка между демоном и эльфом; Тритон, чувствительная к той же дикой магии, которую отвергал Ал.
Демоны не практиковали дикую магию, но ясно, что это было культурным предубеждением, а не физической неспособностью. Думая, что это говорит о том, что Тритон верила в Богиню, в то время как большинство эльфов нет. Была ли она сумасшедшей или просто знала больше, чем кто-либо из нас?
Верил ли Трент? подумала я. Он собирался принести ей в жертву двух коз. Это была просто формальность или вера? Имело ли для Богини значение, верит он или нет, если козы умрут? Верила ли я?
Я вспомнила искрящееся чувство дикой магии, покалывающее кожу как перезвон колокольчиков, и тогда, прошлой весной, когда невидимое существо признало меня и помогло воззвать к тем эльфийским рабским кольцам. Похолодев, я подтянула одеяло к подбородку. И как секс связан со всем этим? Мое внимание рассредоточилось, когда я задержалась на воспоминании о покрытом пылью Тренте, подходящем ко мне. Я представляла, как он выглядит с пылью безвременья, стекающей с него в душе, он должен был издать вздох облегчения, когда мутная красная вода медленно рассеивалась под ним и пузырилась между его пальцами ног, вода блестела на его чистой коже, скользкой и твердой. Когда он тряхнул головой, с него полетели капли. Его волосы все еще выглядели светлыми под водой. Я видела это однажды. А его глаза были бы ярко-зелеными.
— О, Господи, Рейчел, остановись, — простонала я, переворачиваясь и пряча голову под подушкой. Как много времени прошло с тех пор, как у меня кто-то был. И еще меньше с тех пор, когда я кого-то любила.
Но я не люблю Трента.
Мое дыхание стало спертым, и, во внезапном порыве движения, я откинула одеяло и села. Рекс упала вниз и с мяуканьем подошла к двери, надеясь на ранний завтрак. Дубовый пол под пальцами был холодный, я чувствовала себя больной от недостатка сна. Откинув волосы назад, я посмотрела на часы, которые медленно мигали, показывая четыре часа утра. В это время года солнце вставало в десять минут шестого, сдавшись, я потянулась за халатом и, почти зло, засунула руки в махровые рукава и завязала его, запахнув вокруг себя. Может теплое молоко поможет.
В церкви было тихо, исключая пикси снаружи, воздух был холодным у моих голых ног, когда я вошла в кухню. Айви и Нина спали вместе, и мысленный образ того, как они лежали в позе ложечек, перемешав волосы и деля одну подушку, прошел через меня. Я улыбнулась и вышла из освещенной кухни. Счастье есть счастье, где бы вы его не нашли.
Одно теплое молоко тут бы не помогло, и я тихонько достала смесь для горячего шоколада. Наступающий рассвет давал достаточно света, чтобы видеть, и я находила вещи по памяти, пальцы уверенно двигались в тусклом свете, пока Рекс крутилась у ног и мешала. Пустая банка Тритон стояла на подоконнике, рядом с куколкой Ала и кольцом на мизинец Трента. Я знала, что она была пустой, но то, как пойманный ранний свет заставлял стеклянные края светиться, вызывало мурашки.
Мой телефон был в сумке, и я посмотрела на нее, когда доставала сахар. Если пикси бодрствовали, то Трент, должно быть, тоже. Щурясь в свете холодильника, я улыбнулась, когда Дженкс влетел, вероятно, привлеченный активностью.
— Доброе утро, Дженкс, — прошептала я, когда наполняла кружку молоком и добавляла какао.
— Не можешь уснуть? — спросил он, располагаясь на рулоне бумажных полотенец.
