франков.
Жалованье вождям называлось на партийном жаргоне для конспирации «диетой». Размер ее в отчетах о финансовых расходах не указывался, считался… партийной тайной. Но из сведений Льва Каменева, сообщенных им биографу Ленина Н. Валентинову, известно, что его «диета» в Париже, когда он состоял членом ЦК партии, составляла 300 франков в месяц. Из этого можно заключить, что Ленин, как член ЦК, получал столько же. Надо полагать, Надежда Константиновна секретарские обязанности выполняла не на общественных началах. Это позволяло Ульяновым не только снимать хорошую квартиру с центральным отоплением, но и постоянно, каждый год на несколько месяцев выезжать на отдых в горы, к морю, на природу, путешествовать по Европе, принимать родных.
А также оплачивать прислугу. Помните, как Марк Елизаров, глядя на неумелые действия на кухне жены и сестры Ильича, рекомендовал нанять французскую «машу». Рекомендация была принята, и некая женщина из Эльзаса занималась домашним хозяйством, варила и убирала.
Итак, пришел конец парижскому периоду жизни…
Квартиру на Мари-Роз Ульяновы передали эмигранту, поляку, краковскому регенту, снявшему ее вместе с мебелью. Регент приставал к господину Ульянову как к парижскому аборигену с хозяйственными вопросами, нтересовался ценами на гусятину, телятину. На эти вопросы вождь ничего ему ответить не мог. Ничего путного не ответила и жена господина Ульянова, поскольку, по ее словам, «в Париже ни того, ни другого мы не ели, а ценой конины и салата регент не интересовался».
Из этого высказывания у читателей «Воспоминаний о Ленине» возникает мысль, что супруги Ульяновы, живя на скудное партийное жалованье, экономили на еде, ели, бедняги, салаты и конину… Тот, кто бывал в Париже, заметил непременно, что над входом в мясные лавки красуется позолоченная лошадиная голова — знак того, что здесь парижанин может купить конину. Она считается деликатесом.
Забыв о своем замечании насчет конины, Надежда Константиновна в следующей главе, где речь идет о жизни в Кракове, описывает поразивший ее эпизод, приключившийся в мясной лавке. «Я попробовала, было, по парижскому обычаю, спросить в мясной лавке мясо без костей. Мясник воззрился на меня и заявил: „Господь Бог корову сотворил с костями, так разве могу я продавать мясо без костей?“»
Как видим, кроме конины был еще обычай покупать в Париже мясо без костей, овощи свежие, фрукты. («По сей день нет в моем универсаме такой возможности, какая была и есть в Париже: купить говядины, баранины без костей. Ну а телятину и увидеть-то невозможно, не то чтобы купить. В этом заслуга господина Ульянова, который в 1917 году покончил со всеми российскими магазинами, где такая возможность была, как и в парижских». Эти слова я писал в советской Москве, обозленный вечной нехваткой самых необходимых продуктов и вещей.)
Многие годы жизни Ленин провел за границей, обитая в самых известных городах Европы, — был жителем Мюнхена, Лондона, Женевы, Парижа, Кракова… Какие красивые города, какие театры, замечательные музеи, концертные залы есть в них, какая бурная общественно-политическая жизнь кипела в этих центрах культуры в начале XX века, когда эмигрант Владимир Ульянов получал там право на жительство!.. Как все это отражалось на его судьбе? Что ценного почерпнул в сокровищнице европейской культуры, узнал о государственном устройстве демократических стран Европы? Что нравилось и не принималось ему, будущему главе государства самой большой страны мира?
Ленин мемуары не оставил. Эту задачу взяла на себя его жена.
В первую эмиграцию, до революции 1905 года, внимание Ильича, по словам Крупской, «когда он наблюдал окружающую заграничную жизнь, приковывалось, главным образом, к рабочему движению, его особенно интересовали рабочие собрания, рабочие демонстрации и пр.». Все то, чего в России до манифеста о свободах в 1905 году не разрешалось.
Во вторую эмиграцию Ленин, привыкнув к внешним формам проявления рабочего движения, интересовался, что «представляет собой буржуазная демократическая республика, какова в ней роль рабочих масс, как велико в ней влияние рабочих, как велико влияние других партий». То есть сущностью демократического строя.
Вот тут-то все не устраивало нашего вождя. Особенно — уважение к частной собственности. Присмотревшись к жизни такой демократической страны, как Швейцария, он пришел к выводу, что это более утонченное, чем царизм, но все же «несомненное орудие порабощения трудящихся масс». А вся организация власти в этой республике «насквозь пропиталась буржуазным духом». Точно так же, живя во Франции, Ленин все внимание уделял французскому рабочему движению и его социалистической партии. И, как в Швейцарии, пришел к тому же выводу: эту партию, как швейцарскую партию труда, счел «архиоппортунистической».
Не нравилась Ильичу парламентская система, как проходили выборы, как боролись кандидаты в депутаты, не щадя друг друга, разоблачая перед собравшимися прегрешения соперников.
— Вот она, парламентская-то машина! — воскликнул однажды Ленин, послушав яростную полемику французских кандидатов в депутаты, очевидно, твердо решив избавить в будущем Россию от подобных буржуазных предрассудков, парламента и предвыборной борьбы.
Ему, как и жене, благодаря которой мы можем судить об этом, на митингах больше всего нравилось выступление старого коммунара Вайяна, поскольку именно тот пользовался особой любовью рабочих. Цитирую Н.К. Крупскую: «Запомнилась фигура высокого рабочего, пришедшего с работы с еще засученными рукавами. С глубочайшим вниманием слушал этот рабочий Вайяна. „Вот он, наш старик, как говорит!“ — воскликнул он».
Естественно, нравились Ильичу и песни «революционных шансоньеточников», высмеивавших выборную кампанию. Из певцов выделял Владимир Ильич Монтегюса, сына коммунара, любимца жителей окраин.
И в театр предпочитал ходить не в Гранд Опера или Комеди Франсез, нет, наведывался в маленькие театры на окраинах, где наблюдал не столько артистов, сколько публику. Особенно по душе было супругам Ульяновым, когда однажды рабочая толпа дружно, увидев, что в зал вошла дама в шляпе с перьями (особа буржуазная!), в такт закричала: «Шляпа! Шляпа!» — выражая таким образом презрение буржуазным модам, заставив обладательницу перьев сдернуть шляпу с головы, что правилами хорошего тона не предписывается.
И на шествия, бывало, ходили супруги Ульяновы смотреть, в частности, на стотысячную демонстрацию протеста в связи с событиями в Марокко. Но не понравилась она в целом. Почему? Проходила демонстрация с разрешения полиции, шли во главе колонн депутаты. И все выглядело как-то не так, как хотелось вождю рабочего класса.
Вот что рассказывает Н.К. Крупская:
«Рабочие были воинственно настроены, грозили кулаками, проходя мимо богатых кварталов, кое-где спешно закрывали в этих домах ставни, но прошла демонстрация как нельзя более мирно. Не походила эта демонстрация на демонстрацию протеста».
Вот если бы в окна летели камни, если бы в полицию стреляли, как некогда в России, в дни 1905 года, если бы стотысячная толпа пошла с засученными рукавами на парламент, —
