с Лениным».
Увидел Ильича впервые на партийной конференции в 1905 году. Видение вождя также поразило Сталина, потому что «горный орел» в физическом плане не блистал: «…Я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных…»
…Увидев однажды на трибуне мавзолея Сталина, стоявшего среди соратников, я поразился его маленьким ростом, Каганович выглядел гигантом вблизи вождя. Невысокий, рябой, сухорукий, Коба, по-видимому, приятно удивился, узрев, что чтимый им Ленин, как он сам, не наделен богатырским телосложением. Но притягивал Ильич неукротимого кавказца радикализмом, экстремизмом, желанием достичь цели силовым методом, восстанием, насилием, диктатурой, террором, стремлением построить партию как некий могущественный орден, всеохватывающий государство организм, состоящий из легальных и тайных структур. Этот замысел потряс кавказца, сделал его ярым ленинцем. Возможно, что и Коба получил от Ильича «письмецо», аналогичное тому, что ходило по рукам партийцев в виде изданной на гектографе брошюры под названием «Письмо к товарищу о наших организационных задачах», где как раз детально описывался план партии-ордена.
Ильич заметил еще раз Кобу после того, как молодой революционер стал автором брошюры «Коротко о партийных разногласиях», а также статьи «Ответ социал-демократу». Эту статью вождь отрецензировал, дав ей высокую оценку. Но и брошюра, и статья вышли без подписи, поэтому не исключено, что Ленин не знал, что за автор вышел на поле теоретической брани.
К тому времени, когда Коба с 1905 года стал непременным участником партийных форумов, в двадцать с небольшим лет, он успел написать десятки статей, составивших первый том его сочинений, а это свыше четырехсот страниц. И на высоких партийных собраниях не сидел молча, выступал.
Сближение с Лениным происходило медленно, но верно. «Ильич Сталина знал по Тамерфорской конференции, по Стокгольмскому и Лондонскому съезду, — пишет Крупская. — На этот раз Ильич много разговаривал со Сталиным по национальному вопросу, рад был, что встретил человека, интересующегося всерьез этим вопросом, разбирается в нем».
Надежда Константиновна имеет в виду события 1912 года, когда Коба дважды вызывался в Краков на партийные совещания. Тогда Иосиф Виссарионович ездил также в Вену и сочинял по заданию вождя статью для журнала «Просвещение». В работе (поскольку Сталин не одолел немецкого языка, хотя и изучал в тюрьме, мечтая в оригинале читать Маркса), в переводе первоисточников ему помогал Николай Бухарин. Задание Коба исполнил, экзамен по марксизму сдал на отлично, Ильич сам прикладывал усилия, чтобы творение пламенного кавказца появилось в свет.
Каждому изучавшему марксизм-ленинизм запомнился постоянно цитировавшийся отрывок из письма Горькому:
«У нас один чудесный грузин засел и пишет для „Просвещения“ большую статью, собрав все австрийские и пр. материалы».
Итак, началось с «пламенного колхидца», продолжилось «чудесным грузином»…
Тогда Кобу увидел впервые его в будущем злейший враг, я имею в виду, конечно же, своего тезку Льва Троцкого. Очерк «Сталин. Опыт характеристики» он начал с описания первой встречи со своим убийцей. На венской квартире Скобелева, сына бакинского мельника, «политического ученика» Троцкого, будущего министра Временного правительства, во время чаепития случилось такое вот происшествие:
«Дверь внезапно раскрылась без предупредительного стука, и на пороге появилась незнакомая мне фигура, невысокого роста, худая, с смугло-серым отливом лица, на котором видны были выбоины оспы. Пришедший держал в руке пустой стакан. Он не ожидал, очевидно, встретить меня, и во взгляде его не было ничего похожего на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было при желании принять за приветствие, подошел к самовару, молча налил себе стакан чаю и молча вышел. Я вопросительно взглянул на Скобелева:
— Это кавказец Джугашвили, земляк, он сейчас вошел в ЦК большевиков и начинает, видимо, играть роль.
Впечатление от фигуры было смутное, но незаурядное. Или это позднейшие события отбросили тень на первую встречу? Нет, иначе я просто позабыл бы о нем. Неожиданное появление и исчезновение, априорная враждебность взгляда, нечленораздельное приветствие и, главное, какая-то угрюмая сосредоточенность произвели явно тревожное впечатление…»
Такое первое впечатление от Сталина возникло у Троцкого. Он не ошибся, увидев сразу в нем человека, от которого ничего ждать хорошего не стоило. Каково было впечатление у Ленина от первой встречи со Сталиным, мы не узнаем… Пытаясь выяснить, когда состоялась первая встреча, какие сталинские дела послужили причиной тому, что Ленин его так целеустремленно выделял, несмотря на противодействие ближайших сотрудников, мы сталкиваемся с интересной загадкой.
Вернемся еще раз к цитате Надежды Константиновны о встречах с Кобой. Из нее явствует, что именно в Кракове ее супруг «на этот раз много разговаривал со Сталиным». Ну а прежде имел ли Ильич долгие задушевные беседы со своим протеже?
Попробуем эту загадку раскрыть с помощью сочинений Сталина. Заглянем в «Биохронику». Из нее явствует, что в 1907 году наш будущий генсек с 30 апреля по 19 мая заседал на V Лондонском съезде партии. А потом во второй половине июня приехал в Баку и Тифлис. Между тем именно в июне того года произошло знаменитое ограбление на Эриванской площади Тифлиса, когда боевики большевика Камо, несмотря на решения партийных съездов, «взяли» кассу. Мешок с деньгами.
Теперь откроем тринадцатый том «Сочинений» Сталина, где напечатана беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом. Из этой довольно откровенной для Иосифа Виссарионовича беседы узнаем: «Всегда, когда я к нему приезжал за границу — в 1906, 1907, 1912, 1913 годах, я видел у него груды писем от практиков из России…» Ученые мужи, комментировавшие труды вождя, в примечаниях разъяснили читателям: «Имеются в виду встречи И.В. Сталина с В.И. Лениным в Стокгольме на IV съезде РСДРП (1906 год), в Лондоне во время V съезда РСДРП (1907 год) и во время поездок И.В. Сталина за границу — Краков, Вена (1912 и 1913 годы)».
Заметил ли читатель противоречие между комментарием и словами некогда всеми горячо любимого вождя? Нетрудно его заметить, особенно в наши дни повального увлечения конкурсами на внимательность. Вождь говорит: «Всегда, когда я к нему приезжал за границу», а наши талмудисты сталинизма привязывают выезды отца народов исключительно к партийным мероприятиям, падавшим на указанные ими годы. А ведь на съездах можно было присутствовать и «не приезжая к нему».
Неужели Ленин, формируя свой ЦК, не имел в прошлом со Сталиным обстоятельных бесед, и только в Кракове «Ильич много разговаривал со Сталиным»? Описывая отношения вождей, обычно показывают, что сближение между ними происходило на идейной основе, в результате переписки, чтения сочинений друг друга и так далее. Конечно, все это было, причем не всегда Иосиф Виссарионович безоговорочно поддерживал кумира, бывало, шел поперек, бывало, как «практик», недопонимал, иронизировал над теоретическими распрями верхушки
